Виталий Поликарпов - История нравов России
Раздел 27. В рабоче–мастеровой среде: Восток или Запад?
Заслуживает внимания и рассмотрение в плане сравнения нравов ремесленников и рабочих Востока и Запада, что позволяет лучше понять особенности жизнедеятельности этого социального слоя в условиях монархического строя. Начнем, как не раз уже случалось, с описания быта и нравов ремесленников и мастеровых Османской империи. Сразу же заметим, что в ней почти каждый мужчина занимался какой–нибудь профессиональной деятельностью: торговля, земледелие и ремесло или свободная профессия в сферах теологии, права или медицины. Даже среди самых богатых мало было таких, кто прожигал жизнь исключительно в море наслаждений, — большинство из них выполняло функции высших государственных чиновников и к тому же энергично занималось устройством собственных имений. Занятие каким–либо ремеслом считалось похвальным до такой степени, что даже сам султан должен был владеть одним из множества ремесел. Мехмед 1 изготавливал тетивы к лукам; Мехмед II был завзятым садоводом; Селим I и Сулейман I были золотых дел мастера; Мурад III слыл специалистом по выработке наконечников к стрелам, а Мехмед IV был поэтом и даже приказы для войска писал стихами и т. д. Иногда султаны преподносили в подарок лицам, прибывшим во дворец, какую–нибудь мелочь собственного изготовления; смысл здесь состоял в том, что факт занятия султаном деятельностью, которая была повседневным хлебом большинства его подданных, подчеркивал достоинство труда и выражал поддержку религиозной и социально–профессиональной функции цехов.
Если попытаться перечислить все отрасли и профессии, то список этот не имел бы конца; во всяком случае, каждый, кто хотел работать, мог найти подходящее для себя занятие. Несмотря на это, возможности свободного выбора той или иной профессии были небольшими из–за ограничений, налагаемых цехами. «Ведь житель Османской Турции, — подчеркивает Р. Льюис, — обязан был подчиняться прежде всего своему цеху, затем религии и только в третью очередь султану, или государству, так что просто невозможно переоценить роль, которую играли в структуре турецкого общества цеха» (340, 136). Авторитет цехов был непоколебим, а так как они обладали полной самостоятельностью в ситуации, когда большинство городов и деревень в хозяйственном плане было самодостаточным, то они оставались относительно независимыми от всяких изменений политической природы, происходящих в империи. Эталоном для цехов служило рыцарское братство «ахи», объединяющее сильных духом холостых мужчин, которые выбирали предводителя и отдавали ему все свои доходы; эти деньги расходовались на прокорм и иные нужды членов братства. В османские времена уже только кожевники, шорники, портные и галантерейщики были объединены в аутентичное братское ахи. Остальные же братства утратили свой квазирелигиозный характер и превратились в некие профессиональные союзы, отдельные для каждого ремесла.
В начале XVI века был сформулирован полный свод предписаний, касающихся места работы и используемых членами цеха инструментов. Определенное число ремесленников обладало правом заниматься данным ремеслом в четко определенном районе, установлено также было количество лавок и торговых предприятий, которые могли функционировать в этом месте. Ремесленник мог получить двоякого рода свидетельство, или «гедик»: одно разрешало заниматься ему своей деятельностью без территориальных ограничений, другое же выдавалось только тем, кто занимался своей деятельностью постоянно в определенном месте, т. е. имел лавку или лоток. Если ремесленник хотел обеспечить за собой право выполнять свою работу в определенном месте длительное время, то он обращался в цех для регистрации инструментов и изделий, которые записывались в соответствующий реестр, а ему выдавалось свидетельство, гарантирующее права. В случае пожелания ремесленника передать свои права кому–либо другому, хотя бы даже сыну, требовалось снова специальное разрешение; когда же он желал перебраться в другой город или на соседнюю улицу, тогда необходимо было обновить лицензию.
Власти Османской империи с самого начала противились такого рода ограничениям, однако цеха настояли на своем, утверждая, что они должны охранять права своих членов. В этом духе своеобразного патернализма было сезонное определение максимально допустимых цен на изделия. Во времена, когда данная отрасль ремесла процветала, выдавалось много гедиков, в случае же уменьшения спроса на данную группу изделий сокращалось количество гедиков, и тем самым уменьшалось количество действующих ремесленников. Этим достигался эффект предотвращения условий, стимулирующих появление конкуренции. Одновременно весьма точно были очерчены область и вид продукции в отдельных отраслях ремесел, причем цеха негативно относились к любым инновациям и не. допускали изменения установленных образцов, они заботились о порядке, дисциплине и высоком качестве изделий и создавали среди цехового братства чувство профессиональной солидарности. Так, лавочники, которые уже сегодня что- нибудь продали, часто отсылали следующего клиента к коллеге, еще ничего не продавшему (340, 137).
Каждый цех располагал в городе помещением, в котором происходили собрания и диспуты его членов. Цеховой старшина сидел на возвышении, остальные рассаживались ниже, на полу, причем к участию в обсуждениях допускались только мастера. Некоторые дисциплинарные дела направлялись к кади, однако старались все дела решать в своем кругу. В связи с этим один из членов правления цеха, который должен был исполнять приговор цехового старшины, имел кнут и палку, висевшие на стене для острастки всех. Ремесленники, запятнавшие доброе имя цеха, лишались на время прав членов цеха или, в крайних случаях, исключались из него и тем самым действенно лишались возможности зарабатывать на жизнь достойным образом.
Правление цеха собиралось всегда в первую и третью пятницу каждого месяца и выслушивало информацию своих членов о всем случившемся, о том, что могло повредить их интересам. Принимались также доклады двух членов цеха, которым ранее давалось поручение исследовать материальное положение ремесленников, обратившихся за помощью в цеховую кассу. Эта касса выполняла функцию фонда помощи, пополняемого еженедельно и ежемесячно и выделяющего средства частью на религиозные цели, например, на чтение Корана в мечети во время праздника рамазан и приобретение продуктов для нищих, частью на содержание каждого члена цеха, заболевшего или попавшего в трудную финансовую ситуацию. Цех покрывал расходы на погребение, если семья покойника не имела денег для этого, и выдавал кредиты под один процент мастерам, желавшим открыть собственное предприятие. Обычные обыватели также вносили вклады в общую цеховую кассу, к помощи которой прибегали в необходимых случаях; некоторые горожане вносили деньги, если исполнилось какое–либо их желание, а также притекали средства от суеверных, а такими были почти все, ожидающих благоприятного для себя события. Из цеховой кассы можно было под низкий процент получить кредиты любому гражданину, их нее брались средства для решения таких местных проблем, как постройка дома после пожара или помощь сиротам.
Каждые десять–двадцать лет все цеха принимали участие в празднике; это действо совершалось на лоне природы в форме коллективной вылазки за город. Здесь на лотках выставлялись изделия различных ремесел, причем некоторые из самых прекрасных преподносились в дар султану, прежде всего тогда, когда цеховое празднество совпадало с каким–нибудь придворным праздником. Султан же зачастую присылал ответный подарок в виде серебряного или золотого подноса, который получивший цех бережно хранил и выставлял на празднествах вместе с собственным драгоценным подносом и другими дарами, преподнесенными в знак уважения и почтения властям цеха. Все расходы на празднества и официальные приемы покрывались не из цеховой кассы, а путем взимания налога с ремесленников.
Все отношения и нравы цехов оказывали сильное влияние на турецкое общество, придавая ему характер торговой цивилизации (ведь без ремесленных цехов торговля не имела бы того широкого размаха, который был присущ Османской империи).
Теперь рассмотрим быт и нравы японских рабочих эпохи Мейдзи, весьма напоминающие образ жизни русских рабочих прошлого столетия. Среди японских рабочих довольно большой процент составляли дети и подростки в возрасте 17, 10 и 13 лет. Наряду с большими фабриками (с числом рабочих порядка 3000 человек), по всей стране были рассыпано множество мелких предприятий. В Киото, отмечает Ж. Вейерси, в кварталах Нишиджин, где жили ткачи дорогих шелковых тканей, находилось более 4000 предприятий, преимущественно семейных; трудились, в основном, для дзайбацу Мицуи с его 30000 рабочих. «Внешний вид этих предприятий неказист; входные двери весьма узкие и настолько низкие, что можно удариться головой. Прихожую, где на татами гостям подается чай, украшают каллиграфически выписанные на золотой бумаге стихи; один цех, в нем около 20 работников и работниц. Предприятия почти такие же, как и в XVI веке, когда производство дорогих шелковых тканей размещалось в районе Нишиджин. Единственным источником энергии является человек…» (353, 110–111).
