Георгий Сидоров - Сияние Вышних Богов и крамешники
«Интересно, что будет завтра? Рискнут эвенки ехать в мороз или нет? — думал я. — Вдруг такая погода будет стоять неделю, а то и больше?»
Мои размышления прервал приход Светозара.
— Пришлось немного пошаманить, — развёл он руками. — Попросили эвенки. У них нет времени ждать.
— Неужели мороз спадёт?! — удивился я.
— Куда он денется? — улыбнулся волхв. — Когда хорошо просишь, он всегда уходит. Через два-три часа температура поднимется.
— Я понимаю, как можно вызвать дождь или заставить перестать идти снег, но разве можно управлять температурой? Она ведь не на одном месте, а на гигантских территориях. Это же целый фронт!
— Не понимаешь ты пока своих возможностей! — вздохнул волхв. — Любовь, вера и воля — вот формула влияния на реальность. Когда до тебя дойдёт суть того, что я назвал выше, ты сам сможешь влиять на погоду. Рунная магия, в которую ты посвящён, хороша только тогда, когда в сердце горит любовь. Запомни: нет ничего на свете выше и сильнее любви. Всё смертно, только она вечна. Любовь — это самая высокая из вибраций — великий вектор творения. Когда человек умеет любить, он уподобляется самому Творцу, и все силы Вселенной идут ему навстречу. Всё склоняется перед ним, ни одна сила не может устоять перед силой любви. Знаешь, почему? Потому что энергия любви — самая мощная. Заметь, чем тоньше вибрация, тем она более энергоёмкая. Потому-то и справедливо утверждение, что Творец — есть любовь. Точнее, девять уровней высшей животворящей любви. Запомни, даже Чернобог не является разрушителем. Его задача — систематизация материального и волнового хаоса и перевода его в систему информационных полей. В природе нет зла в том виде, в котором его видим мы. В ней, если даже миры и гибнут, то на смену им приходят другие, ещё более прекрасные. Когда ты поймёшь, что такое любовь, ты станешь таким же, как я. Навстречу тебе откроется вся окружающая реальность, в том числе и погода.
— А как тогда понять процесс охоты и рыбалки? — задал я мучающий меня вопрос.
— А что тут противоречит любви? Если я стреляю оленя или лося, я его добываю только тогда, когда голоден. И потом, я всегда прошу у него на это разрешение. Если его глубинное говорит «нет», я его не трогаю. Это раз. И, во-вторых, после охоты надо всегда попросить душу добытого зверя поскорее вернуться. Этим ты строишь лосю или оленю информационный портал в наш мир. Ты же знаешь, душа его не гибнет. И потом, человек должен добывать всегда зверей старых и бесплодных, желательно самцов. Посмотри на наших эвенков. Они не самку стреляли, а старого бычару. А насчёт рыбалки я тебе скажу вот что. Если ты добываешь крупных рыбин, то этим сохраняешь миллионы мелких. Потому что крупняк ими питается. Как видишь, если с умом рыбачить и охотиться, то и рыбы и зверя не убавится, наоборот, будет ещё больше. Не пойму, зачем ты задал мне этот дурацкий вопрос? — вздохнул, глядя на меня Светозар. — Ты же сам пользуешься охотничьей магией. Мне об этом говорил Дадоныч.
— Просто хотел ещё раз услышать то, что мне давно известно.
— Понятно. Даже такой как ты, всё равно иногда начинает терять тропу под ногами. Мы тебе многое поведали, хлопец, но не сказали о некоторых простых вещах, — подошёл к горящей печи волхв. — Мы познакомили тебя с самым захватывающим, но не дали базиса, на чём всё это работает. Честно говоря, и я, и Чердынцев немного тебя переоценили. Ты не обижайся, так бывает.
— Да я без обиды!
— Вот и хорошо. Понимаешь, каждый человек с детства интуитивно пытается нащупать свою жизненную тропу. Ту, по которой ему идти многие годы.
— Дорогу своего предназначения или рока, — уточнил я.
— Да, путь своего будущего служения. Так вот, у крамешников разработана технология сбоя такого пути и запутывания. Зачем, ты скоро догадаешься. Думаю, тебе известно, что интуиция никогда не врёт?
Я кивнул.
— Значит, что надо делать? Сбить человека с его интуитивной дороги.
— Для того чтобы заставить жить другой, не свойственной ему жизнью? — спросил я.
— Это было бы полбеды. Всё намного хуже, мой друг.
— Куда уж?
— Но это так. Обработка сознания начинается с детского сада. Тебе это известно. Там детям подсовывают яркие картинки совершенно иного выбора. Образы настолько яркие, что в них топят то интуитивное, с чем человек пришёл в наш мир. Зачем это делается? Якобы для того, чтобы маленький человек нашёл то, что ему нравится, как всегда — благие намерения. Чем они кончаются, известно. В школе ещё хуже: там наваливаются на ребёнка сотни, а то и больше противоречивых жизненных направлений. Мало того, что он потерял интуитивную тропу своего будущего, теперь его сознание разрублено на куски и растащено по частям, фактически, распылено. Многие молодые люди на уровне инстинктов чувствуют, что с психикой произошло что-то неладное, но как с этим бороться, не знают. Стабильными у них остались одни чувства. Потеря внутреннего «я» приводит молодого человека к осознанию своей ненужности. Он не понимает, зачем родился на свет и зачем живёт. Попытка обрести утраченное ведёт к наркомании и дегенерации.
— Теперь мне понятно, в какую почву попадают зёрна различных форм половых извращений. Люди уже не адекватны. А тут их ещё и не туда ориентируют.
— Опять образами, только на этот раз действующими на подсознание. Теперь понимаешь, почему нельзя отдавать детей в детский сад?
— В школу выходит тоже? — спросил я.
— Главная ломка и разрушение интуитивного происходит в раннем возрасте. Если человек целостен, школа ему не так опасна, тем более что школьный процесс можно как-то контролировать. Твоё счастье, что ты не попал в ясли и садик.
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Да по тебе видно. У тебя воспитание человека XIX — начала XX века. Того времени, когда никаких яслей и садов и в помине не было.
— Уж не хочешь ли ты мне сказать, что ясли и садики были придуманы…
— Да, именно, это я и хочу сказать. Они — часть проекта направленного на нивелирование и распыление человеческого сознания. Правда, советские детские заведения были несколько иными. В них сознание детей не разрушали. Наоборот, делали всё возможное, чтобы маленький человек остался целостным. Но сейчас всё далеко не так. Наши ясли и садики работают по западным программам. Ну, хватит об этом. Давай-ка «на боковую», мороз уже начал спадать, — посмотрел за дверь чума челдон. — Тумана почти нет…
— Да я и так все бока отлежал! И потом рано ещё спать.
— Тогда иди в чум к эвенкам и садись за еду. Когда делать нечего — эвенки едят. Такова их традиция.
— Я и есть не хочу.
— Ты на самом деле противный! — покосился на меня челдон. — Правильно о тебе говорил Дадоныч. Ну-ну, не обижайся! Я это так, любя. На самом деле времени у нас уйма, а делать нечего…
— Может сходить в лес за сушняком? — предложил я.
— А что? Идёт! Хоть какая-то будет польза.
Глава 36.
Руины и разговор у костра
К утру мороз действительно спал. Туман рассеялся, и мы стали снова собираться в дорогу. Когда поднялось солнце, мы были уже в пути.
— Через два дня наши друзья — каюры уедут к себе на стойбище, — обернулся ко мне Светозар.
Он управлял оленями и о чём-то думал.
— Дальше мы поедем сами.
— Сколько нам ещё ехать? — спросил я.
— Дней пять, не больше. А потом отпустим наших оленей и пойдём на лыжах.
— А ночевать сегодня где?
— Также в чумах. У нас они по всей дороге стоят.
— Неплохо! — подумал я вслух. — А почему не строили избушки?
— Зачем? С чумами проще. Мы их обычно ставим поздней осенью. Летом их нет.
— Вот оно что! Не хотите, чтобы по бивакам нашли то, что вы тут… — замешкался я.
— А ты продолжай, продолжай, не стесняйся! Скажи, то, что вы прячете! Так?
— В общем-то, да.
— Запомни, здесь, в этих горах, мы ничего не прячем. Мы сохраняем, бережём, вот и всё. Бережём для будущих поколений потомков белых Богов. Для тех, кому всё, что здесь лежит, — показал лесовик на девственную тайгу, — очень понадобится.
— А эвенки? Они разве не хранители?
— Хранители, — кивнул головой Светозар. — Только своих традиций. Того, что им досталось от предков. Как видишь, у нас с ними общие интересы. Поэтому мы и вместе.
Через несколько часов быстрой езды мы сделали очередной привал, а к вечеру добрались до других трёх чумов.
— Вот мы опять и в тепле, и есть где покопытить нашим оленям, — сказал лесовик, спрыгивая с нарты.
Но взглянув на чумы, расхохотался.
— Смотри, видишь оленьи шкуры? Вот они, в снегу, все порванные!
Я посмотрел в сторону, куда показывал Светозар и развёл руками. Вся подстилка чумов была кем-то вытащена и сложена в большую кучу. Кругом виднелась раскиданная по снегу оленья шерсть, и всё вокруг было истоптано маленькими медвежьими лапами.
