А. Дюков - За что сражались советские люди
На войне быстро привыкали к смерти; однако к смерти невинных детишек привыкнуть нельзя. И советские солдаты делали все возможное, чтобы предотвратить подобные трагедии.
«Вдруг совсем рядом — выстрел из дома, у которого остановилась наша первая машина. ...Немецкий офицер застрелился из парабеллума, а в соседней комнате лежат женщина и двое малышей, изо рта идет пена. В дом бросился военфельдшер Королев. Велел нести из коровника молоко. Через 2 дня детишки стали поправляться. Женщина рассказала, что ее муж еще вчера вечером сказал: «Все кончено. Тебе и детям нельзя попасть в их руки». Когда услышал звук приближающихся машин, стал торопливо поить сына и дочку из стакана. Под дулом пистолета выпила отраву и жена, после чего потеряла сознание»828.
Для немцев подобное становилось шоком и откровением: вместо того чтобы разрывать детей на куски, восточные недочеловеки спасали их от неминуемой гибели.
Страшные русские солдаты улыбались точь-в-точь как настоящие люди; они даже знали немецких композиторов — кто бы мог подумать, что такое возможно! История, словно сошедшая с пропагандистского плаката, но совершенно подлинная: в только-только освобожденной Вене остановившиеся на привал советские солдаты увидели в одном из домов пианино. «Неравнодушный к музыке, я предложил своему сержанту, Анатолию Шацу, пианисту по профессии, испытать на инструменте, не разучился ли он играть, — вспоминал Борис Гаврилов. — Перебрав нежно клавиши, он вдруг без разминки в сильном темпе начал играть. Солдаты примолкли. Это было давно забытое мирное время, которое лишь изредка напоминало о себе во снах. Из окрестных домов стали подходить местные жители. Вальс за вальсом — это был Штраус! — притягивали людей, открывая души для улыбок, для жизни. Улыбались солдаты, улыбались венцы...»829
Реальность быстро разрушала созданные нацистской пропагандой стереотипы — и как только жители Рейха начинали осознавать, что их жизни ничего не угрожает, они возвращались в свои дома. Когда красноармейцы утром 2 января заняли село Ильнау, то нашли в нем лишь двух стариков и старуху; на следующий день к вечеру в селе уже было больше 200 человек. В местечке Клестерфельд к приходу советских войск осталось 10 человек; к вечеру из леса вернулось 2638 человек. На следующий день в городе начала налаживаться мирная жизнь. Местные жители с удивлением говорили друг другу: «Русские не только не делают нам зла, но и заботятся о том, чтобы мы не голодали»830.
Когда в сорок первом германские солдаты входили в советские города, в них вскоре начинался голод: продовольствие использовалось для нужд вермахта и увозилось в Рейх, а горожане переходили на подножный корм. В сорок пятом все было с точностью до наоборот: как только в занятых советскими городах начинала функционировать оккупационная администрация, местные жители начинали получать продовольственные пайки — причем даже большие, чем выдавали прежде.
Изумление, которое испытали осознавшие этот факт немцы, ясно звучит в словах берлинки Элизабет Шмеер: «Нам говорили нацисты, что если придут сюда русские, то они не будут нас «обливать розовым маслом». Получилось совершенно иначе: побежденному народу, армия которого так много причинила несчастий России, победители дают продовольствия больше, чем нам давало прежнее правительство. Нам это трудно понять. На такой гуманизм, видимо, способны только русские»831.
Действия советских оккупационных властей, разумеется, были обусловлены не только гуманизмом, но и прагматическими соображениями. Однако то, что красноармейцы по собственной воле делились едой с местными жителями, никакой прагматикой объяснить нельзя; это было движение души.
«И вот сели мы под гусеницы нашей самоходки прямо на асфальт с пятнами крови. Первую стопку — за тех, кто не дожил. Вдруг появились, как грибы, маленькие детишки. Мы поманили их руками и улыбками, накормили и еще кое-чего с собой дали»832.
Как только немцы начинали понимать, что пришедшие русские не так уж и страшны, они сами с удовольствием шли на контакт. И. Н. Мельников вспоминал: «Я еду по улицам. Выходит один, старичок: «Gutten Tag», — говорит. Ну это я знал еще по школе, я говорю: «Gutten Tag». Я слез с лошади, зашел к нему: старуха и девушка.
Что-то они там сказали. И на стол сразу. На стол. Как-то они сказали: «Ну, пожалуйста, кушайте». И садятся они. Я с ними кушал, все нормально. И вообще они нас принимали очень хорошо»833.
Советские солдаты тоже не оставались в долгу; их доброту и доброжелательность местные жители запомнили очень хорошо.
«Его звали Николай Семенович Силнев, — рассказывала десятилетия спустя Ирмгард Диц. — Мы познакомились в Берлине в мае 1945 года, мне было 20 лет, и я жила с мамой, сестрой и подругой. Наш поселок граничил с буковым лесом, где стояла часть Николая. Контактов с русскими у нас было мало, ведь только что кончилась война.
Однажды Николай с «гуляш-пушкой» — так мы называли полевую кухню — приехал в поселок, он искал кого-нибудь, кто бы почистил котел. А мы были в саду, и он заговорил с нами. Было страшно, но мы помогли ему и еще напоили лошадей. В знак благодарности получили суп. Он пытался по-приятельски поговорить с нами, но наш испуг не проходил.
Потом он приезжал каждый день — сидел с нами в саду и просто радовался. Я нравилась ему, но он никогда не приближался ко мне, только здоровались за руку. Он проводил со мной все свое свободное время, когда я болела воспалением легких. Он много смеялся, его смех освобождал нас от страха. Его открытость, человечность привели к тому, что, несмотря на языковой барьер, тяжелые условия жизни, разное происхождение, мы подружились. Он сильно повлиял на мое душевное выздоровление и, несомненно, как-то повлиял на мое будущее. Он оставил адрес, но из переписки почему-то ничего не получилось.
Я много думала о нем и хотела еще раз сказать ему, что навеки благодарна судьбе за нашу короткую встречу»834.
Уже недалек был тот долгожданный и выстраданный день, когда радостные люди обнимались на улицах, когда прошедшие пол-Европы солдаты, не скрываясь, плакали от радости, когда долгожданная Победа заставила позабыть о ненависти и страхе.
* * *Шестьдесят лет прошло с момента взятия Берлина; нацистский Третий Рейх уничтожен, и современная Германия — один из партнеров нашей страны. Согласно социологическим исследованиям, немцы давно уже не воспринимаются как враги; ненависть и боль ушли в прошлое. И все же забывать о той войне нельзя.
Вторая мировая война принесла всем участвовавшим в ней народам слишком много страдания, чтобы память о них можно было просто предать забвению. Мы знаем, что мирные немцы сильно пострадали от развернувшихся на их земле боевых действий, и искренне сожалеем об этом. Но знаем мы и то, что стократ большие страдания пришлось перенести нашему народу, поставленному тогда на грань выживания.
И уж тем более нельзя нам забывать о том, как советские солдаты, победив врага, нашли в себе моральную силу отказаться от мести.
Когда одурманенные нацистской идеологией немцы пришли на нашу землю, их командование официально отменило наказания за преступления, совершенные на Восточном фронте: грабь, насилуй, убивай! Что они и делали.
Когда Красная Армия, налюбовавшись на свою выжженную после господства нацистов землю, вступила в Германию, советское командование строго запретило насилие и мародерство, а преступников расстреливали.
Когда нацисты оккупировали наши земли, они прямо заявляли, что им безразлично, сколько миллионов советских граждан умрет от голода. Умерли миллионы.
Когда мы вошли в Германию, сразу после окончания боев мирным жителям раздавали хлеб и молоко для детей.
Пожалуй, за все три мировых войны только наша страна и наши граждане смогли сохранить человеческий облик после победы.
А это чего-то да стоит.
Дарья Горчакова
Источники и литература
Война Германии против Советского Союза, 1941–1945: Документальная экспозиция / Под ред. Р. Рюрупа; пер. с нем. Т. Переверзевой. — 2-е изд. — Берлин: Blank & Reschke, 1994. — 287 с.
Гогун А. С. Черный PR Адольфа Гитлера: СССР в зеркале нацистской пропаганды: Документы и материалы. — М.: Эксмо; Яуза, 2004. — 415 с.
Дашичев В. И. Стратегия Гитлера — путь к катастрофе, 1933–1945: Исторические очерки, документы и материалы. — М.: Наука, 2005. — Т. 1–4.
Документы обвиняют: Холокост: свидетельства Красной Армии / Сост., предисл. Ф. Д. Свердлова; предисл. И. А. Альтмана. — М.: Фонд «Холокост», 1996. — XII, 130 с.
Запорожская область в годы Великой Отечественной войны, 1941–1945: Сборник документов. — Запорожье: Запорожскиздат, 1959. — 363 с.
Ланг Й. фон. Протоколы Эйхмана: Магнитофонные записи допросов в Израиле / послесл. А. Лесса; пер. с нем. М. Черненко. — М.: Текст, 2002. — 284 с.
