Проспер Оливье Лиссагарэ - История Парижской Коммуны 1871 года
Сколько осталось в живых на сегодняшний день? Никто не знает. Марото отбыл в колонию в марте 1875 года. Комиссия по помилованию смягчила приговор, сменила Сатори на остров Ноу. В двадцатипятилетнем возрасте он умер в колонии из–за двух статей, когда акулы версальской прессы, каждая строчка которой требовала и добивалась резни, овладели нашим Парижем. Мужество не покидало его до последнего момента. — Умереть не трудно, — говорил он друзьям, окружившим его у смертного одра, — но я предпочел бы расстрельный столб Сартори этому грязному ложу. Друзья мои, подумайте обо мне! Что станет с моей мамой?
Вот что рассказал один из осужденных:
Остров Ноу (Печи по обжигу извести), 18‑го апреля.
Не могу не сказать, что многие друзья умирают, и что в этом месяце скончалось пять человек.
15‑го мая.
Старина Одан, один из ссыльных от 2‑го декабря, навеки освободился от своих цепей. Он был больным, старым (59 лет) и наша работа ему была не под силу. Однажды, утомленный, измученный острым бронхитом, он не смог подняться. Тем не менее, он был вынужден приступить к работе. Через два дня он попросился к врачу. Его отправили в темницу. Через пять дней он умер в больнице, а еще через два дня еще один ссыльный, Гобер, последовал за ним в могилу.
Канала, 25‑го декабря.
… Добавьте к этому смерти старых и добрых друзей. После Морото умерли Мортен, Марс, Лекой, которых мы похоронили месяц назад.
Они умерли, но ни один не сломался. Политические заключенные мужественные люди. Им удавалось не терять достоинства в этом кошмаре. Такое признание позволил сделать себе никто иной, как генеральный инспектор Рабуль. Разве можно сравнить христианских мучеников с этими людьми, которые, находясь каждый день в неустанных, безжалостных лапах тюремщиков, сохранили свою революционную веру и достоинство?
И известно ли нам, что им пришлось пережить? Покров над этим приоткрылся случайно. 19 марта 1874 года Рошфору, Журду, Паскалю Груссе и троим другим ссыльным коммунарам удалось бежать на борту австралийского корабля (265). Они благополучно сошли на берег в Австралии, и то, что они сообщили, пролило немного света на тюремное логово. Именно тогда мы узнали, что коммунары подвергались дополнительным пыткам, что в колонии все еще применяется выкручивание пальцев, которое уродовало руки. Четверо ссыльных были расстреляны на острове Пинос за проступок, наказываемый обычным судом пятью месяцами заключения. Жестокость и оскорбления тюремщиков, видимо, имели целью вызвать протест, который бы позволил отправить на каторгу всех ссыльных. Ссыльные дорого заплатили за эти откровения. Версальские власти немедленно послали контр–адмирала Рибура, и выкручивание пальцев стало осуществляться более ревностно, чем раньше.
Тех, кто добился разрешения посещать главный остров, снова изолировали на полуострове Дюкос или острове Пинос. Рыбную ловлю запретили. Подвергалось конфискации любое запечатанное письмо. Отказывали в праве возить дрова из леса для приготовления пищи. Тюремщики удвоили свою жестокость, стреляли в ссыльных, выходивших за границы поселения или не возвращавшихся во время в свои халупы. С острова выдворили несколько торговцев из Нумеи, которых обвинили в пособничестве побегу Рошфора и его друзей.
Рибур привез указ об отставке губернатора, Ла Ришери, бывшего губернатора Кайены, который сколотил хищениями в Новой Каледонии большое богатство. Конечно, он понес наказание не за воровство, но за побег 19‑го марта. Временное правление доверили полковнику Алейрону, который прославился в кровавой бойне в мае. Алейрон распорядился, чтобы каждый ссыльный отдавал государству плоды полдневного труда под страхом ограничения необходимого питания, состоявшего из 700 грамм хлеба, 10 грамм масла и 60 грамм сушеных овощей. После протестов ссыльных он применил указ к 57 осужденным, четверо из которых были женщины.
Поскольку женщин третировали так же жестоко, как мужчин, они мужественно требовали прав разделить общую участь. Луиза Мишель и Лемель, которых хотели отделить от товарищей, заявили, что покончат с собой, если будет нарушен закон. Из–за оскорблений тюремщиков и злоупотреблений командира полуострова, редко выдававшего женщинам одежду, им не раз приходилось облачаться в мужскую одежду.
По прибытии в начале 1876 года нового губернатора, Де Прицбуэра, закончилась короткая, но блестящая карьера Алейрона. Прицбуэр, отрекшись от протестантизма, превратился в настоящего иезуита, и привнес в Новую Каледонию иезуитские настроения министерства. При своей слащавой манере, он нашел способы и средства усугубить существование ссыльных еще больше. В этом деле его направлял полковник Шарьер, генеральный директор пенитенциарных учреждений Новой Каледонии, который назвал уголовных преступников колонии более достойными в сравнении с политическими заключенными. Прицбуэр подтвердил приказ своего предшественника, прибавив, что ссыльные, которые в течение года не смогут обеспечить себя достаточными ресурсами, будут получать урезанный рацион питания. Наконец, он заявил, что администрация по истечении определенного времени снимет с себя все расходы, связанные с содержанием ссыльных. Для регулирования отношений ссыльных с торговцами из Нумеи назначили посредника. Но все указы мира не способны развить коммерцию и производство страны без естественных ресурсов. Говорилось и подтверждалось много раз, что в Новой Каледонии эти тысячи людей не могли приложить к чему–либо свои силы, благодаря которым они могли бы обеспечить себе безбедное существование в жизнеспособной и процветающей колонии. Те немногие, что были заняты полезной работой, проявили свой интеллект. Они завоевали на выставке достижений в Нумее несколько медалей или отличий. Менее удачливые — сотни из них — страдали под бременем указа от 1875 года. В действительности, огромное большинство ссыльных занималось каторжным трудом. Драконовские меры, введенные после побега Рошфора, так и не изменились. Женам и матерям ссыльных в редких случаях разрешалось общаться с ними под присмотром тюремщиков. Ни одну из них изгнали из колонии.
Несмотря на такие многочисленные попытки сломать ссыльных, большинство из них не поддавалось насилию. Более того, они служили примером для других. Хотя военные трибуналы смешали коммунаров с преступным элементом, совершенно чуждым революции, конфликты возникали редко. Пребывание преступников рядом с политическими заключенными, общение с лучшими представителями рабочего класса даже изменило к лучшему сознание людей со многим уголовным прошлым. Большинство ссыльных наказывалось лишь за нарушение режима или попытки к бегству, заранее обреченные на провал. Как убежать без денег и поддержки? Лишь пятнадцать побегов завершились успехом. К середине марта 1875 года сбежали с острова Пинос на барке, сооруженной втайне, двадцать пленников. Среди них был член Совета Коммуны Растуль. Их судьба осталась неизвестной, но через несколько дней после побега на рифах обнаружили обломки судна. В ноябре 1876 года удалось совершить побег на пароходе Тринке с товарищами. Их преследовали и настигли. Двое бросились в морские волны, чтобы не попасть в руки преследователей. Один утонул, другой, Тринке, выжил, и был возвращен в поселение для заключенных.
Перед такими безднами несчастий не стоит говорить о страданиях ссыльных, но коротко можно сказать, что они не запятнали революционное дело. Благодаря своей энергии смогли обеспечить себе средства к существованию тысячи рабочих с семьями, заброшенные без поддержки и средств в чужую страну, говорящую на чужом языке. То же сделали наемные работники, профессора, порой еще более заброшенные. Рабочие Парижской Коммуны заняли почетное место в производстве предприятий за рубежом. Им удалось даже, особенно, в Бельгии, наладить эффективное производство на предприятиях, влачивших до них жалкое существование. Они передали некоторым предпринимателям секреты парижского новаторства. Гонения на коммунаров, как прежде на протестантов, выбросило за рубеж часть национального богатства. Изгнанники из числа так называемых либеральных профессоров, которые часто были несчастнее рабочих, проявили не меньше отваги. Некоторые из них заняли ответственные должности. Один, кажется, приговоренный к смерти как поджигатель или к каторге за грабеж, стал учителем большого колледжа и экзаменует кандидатов на государственные должности. Несмотря на первоначальные трудности, тяжелую работу, ни один ссыльный не сдался, и ни один не совершил проступки, подлежавшие полицейскому разбирательству. Ни одна женщина не опустилась до нравственного падения. Однако, именно женщины несли основное бремя общих несчастий. Среди тысяч ссыльных обнаружилось всего два три шпиона, но для одного, Ландека, которому приписывали доносы, более гнусные, чем у Фигаро, справедливость вскоре восторжествовала, ибо ни одно из обвинений не подтвердилось. Одному бывшему члену Совета Коммуны пришлось защищаться перед беженцами за получение денег от депутатов крайне Левых. Ни на одном митинге памяти событий 18‑го марта не было так много людей, как во время дебатов об амнистии, ибо каждый считал позорным скрывать такой момент свои убеждения. Нет сомнений, что многие ссыльные, в том числе ссыльные 1871 года, делились на группы и враждовали, но все их разногласия исчезали под красным флагом, сопровождавшим процессию за гробом товарища. Нет сомнений, что были резкие заявления, которые, однако, затрагивали только их авторов. Наконец, эти изгнанники не забывали своих братьев в Новой Каледонии. Они постоянно проводили подписку на сбор средств для них, центром которой был Лондон. Их помощь была, без сомнения, скромной, но эти гроши изгнанников шли несчастным ссыльным коммунарам. — Бодрись, брат! Товарищи не забудут тебя. Они уважают тебя. — Это рука раненого, протянутая умирающему.
