Федор Успенский - История Византийской Империи VI – IX вв. Том 2.
На шестом заседании, происходившем 6 октября, по предложению асикрита Леонтия заслушано было определение иконоборческого собора 753 г. и в то же самое время опровержение его положений. Важность материала, здесь заключающегося, мы уже оценили выше при изложении деяний иконоборческого собора при Константине Копрониме. Не говоря о догматической части, которая здесь рассмотрена и опровергнута со всем искусством и со всей силой тогдашней византийской учености, собор с особенным напряжением отстраняет притязание иконоборческого собора на наименование «Вселенский» и устанавливает твердую почву для церковной практики почитания свв. икон и мощей, что представлялось тем более важным и требовавшим много искусства и учености, что это был обычай Церкви, а не верование, которое утверждалось бы на символе.
На седьмом заседании, имевшем место 13 октября, прочитано было соборное определение. Этот акт имеет большое значение в истории Восточной Церкви как последний, в сущности, акт соборной Вселенской Церкви, как основной документ, на который ссылались и могут ссылаться Западная и Восточная Церкви в своих сношениях. Уже и то имеет значение, что заключительное определение было прочитано южноитальянским епископом Феодором и что в нем нашли себе применение дальнейшие стадии догматического учения после составления символа; кроме того, в нем в окончательной полноте и подробности обосновано учение Церкви о поклонении святым иконам. По всем этим соображениям следует остановиться вниманием на некоторых положениях этого соборного определения, которое, конечно, требовало предварительной обработки и обсуждения и вообще делает честь редакторскому искусству составителя. Определение начинается Никейским и Константинопольским символом, в изложении которого весьма любопытно отметить особенность 8-го члена. В греческом тексте читается без прибавления, а в латинском переводе — с добавлением Filioque11. Выразив далее полное согласие с учением всех шести Вселенских соборов, соборное определение переходит к вопросу, составлявшему камень преткновения12, в следующих выражениях: «Кратко сказать, неизменно принимаем все церковные устные и письменные предания, из коих первое есть иконное изображение, как согласное с историей евангельской проповеди к удостоверению в истинном, а не воображаемом вочеловечении Бога-Слова. Определяем, чтобы с тем же тщанием и вниманием, как изображение Честного и Животворящего креста, выставлялись честные и святые иконы в Божиих церквах, приготовленные красками, мозаикой или другим способом на священных сосудах и одеждах, на стенах, на досках, на домах и на путях: иконы Господа и Спаса нашего И. Христа, Пречистой Владычицы нашей и Богородицы, ангелов и всех святых и преподобных мужей. Чем чаще зритель всматривается в иконные изображения, тем более настраивается к памяти и желанию первообразов и к возданию им целования и почтительного поклонения, не воздавая, однако, им истинной латрии, или поклонения по вере, приличествующего только божественной природе, но тем же способом, как изображению Животворящего креста и святому Евангелию и другим священным предметам, он принесет в честь их курение ладана и свечи, как это установлено из древности. Ибо воздаваемая иконе честь переходит на прототип, и кланяющийся иконе покланяется ипостаси изображенного на ней» 13.
Всеми членами собора было одобрено и подписано это определение и произнесено торжественное отлучение на тех, кто отрицает поклонение свв. иконам и кто был причастен к иконоборческой ереси. В том же заседании доложен был особый акт, именно, составленный от имени председателя собора патриарха Тарасия доклад царице Ирине и царю о том, что произошло на соборе и к каким пришли определениям. Т. к. здесь повторены основные положения приведенного выше определения, то нет нужды подробно останавливаться на нем; любопытно лишь отметить филологический экскурс для объяснения термина поклонения, приличествующего Богу и святым иконам14. Выражение προσκυνεΐν значит приветствовать и целовать, т. е. άσπάζεσδοα и φιλεΐν, и имеет отношение к взаимным чувствам между людьми. Но оно имеет отношение и к священным предметам, как у Григория Богослова: «Почти Вифлеем и поклонись яслям». Λατρεία же обозначает поклонение служебное, приличествующее высочайшему существу — Богу. Хотя нередко προσκύνησις употребляется и в смысле латрии, но этим выражается лишь один признак заключающегося в нем смысла, ибо может быть поклонение из чести, из благодарности, из страха, как и по латрии. Священное Писание говорит: «Господу Богу твоему поклонишься и ему одному воздашь поклонение» (λατρεύσεις). Если же так, то должно считать богоугодными и приемлемыми иконные изображения божественного домостроительства Господа нашего Иисуса Христа, Пречистой Богородицы Марии и честных ангелов и всех святых и воздавать им поклонение и целование.
Деяния VII Вселенского собора могли считаться законченными уже подписанием того определения, о котором сейчас была речь. Но правительство в настоящее время чувствовало себя, после принятия мер к перемене всего состава константинопольского гарнизона, настолько крепким и безопасным по отношению к церковной политике, что решилось дать в самой столице торжественное зрелище одержанной им победы над иконоборцами. После седьмого заседания последовало царское распоряжение явиться членам собора в столицу, где им оказан был во дворце ласковый прием, после которого на 23 октября назначено было последнее и заключительное собрание во дворце Магнавры. На этом собрании присутствовали царь и царица, представители народа и войска. Патриарх открыл собрание речью, в которой изложил основания, побудившие собор назначить свое последнее заседание в Константинополе. Затем, после обычных приветствий царице и царю, Ирина отдала следующий приказ: «Да будет прочтено составленное на соборе определение, дабы мы и предстоящее христолюбивое воинство выслушали его». Тогда соборный акт (ορός) был прочтен диаконом и кувуклисием Косьмой, а после прочтения царица просила. «Пусть объявит святый Вселенский собор, все ли согласны с прочитанным определением». Тогда последовал возглас: «Так веруем, все гак мыслим, все подписали по доброй воле, сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера утвердила вселенную». По просьбе епископов царь и царица скрепили деяния собора своими подписями при громких восклицаниях присутствующих. Заключительное заседание было, таким образом, торжественным и публичным актом, дававшим характер твердости и неизменности важным решениям, принятым правительством царицы Ирины. Одним из первых распоряжений царицы было затем восстановление над воротами Халки того образа Спасителя, который был разрушен по распоряжению Льва III. Люди умеренного направления радовались происшедшей перемене. «Наступил мир в Церкви Божией, — говорит Феофан, — хотя враг не перестает сеять сорные травы через своих делателей, но Церковь Божия побеждает всегда, находясь в осадном положении» 15.
Собственно говоря, церковная политика не ограждена была на последующее время от новых потрясений. Уже мы неоднократно имели случай отметить, что успехом своим Ирина была обязана, главным образом, передвижению военных частей с одного места на другое, назначениям новых главнокомандующих по фемам, или военным округам, кроме того, содействию епископов сицилийских, южноитальянских и, наконец, папе, для которого имел большое значение вопрос о соединении Церквей. Пока Ирина держала власть в своих руках, система иконопочитания могла считаться обеспеченной, но, с одной стороны, исаврийские предания, с другой — иконоборческие идеи, так крепко засевшие в азиатских провинциях, постоянно держали в напряжении церковную партию, получившую после VII Вселенского собора господство. В борьбе, не прекращавшейся во все царствование Ирины, соперничество между сыном и матерью подогревало постоянно церковный вопрос, который, несомненно, продолжал играть свою роль и принимать политическую окраску в зависимости от времени и обстоятельств. Весьма любопытно в этом отношении оброненное писателем Кедриным замечание под 795 г. по поводу проекта незаконного брака Константина с Феодотой и уклончивости патриарха Тарасия дать церковное согласие на этот брак: «Если не будет этого согласия, то я возвращусь к иконоборческой системе»1б. Независимо от того, неприятности стали угрожать и с той стороны, где, казалось, все было предусмотрено и подготовлено. Так, когда настало время сноситься с Римской Церковью об утверждении соборных актов, то начали выясняться некоторые формальные упущения при организации собора. Стали, например, высказывать мнение, что представители восточных патриархов были самозванцы, или, во всяком случае, лица, не имевшие легальных полномочий, и что, следовательно, собор, восстановивший иконопочитание, в сущности не выше того собора, который отменил почитание икон. С другой стороны, что касается папских представителей, то говорилось, что на соборе заставили присутствовать двух римских священников, бывших в то время в Константинополе по другим церковным делам, что эти лица, не понимая по-гречески, плохо ориентировались в том, что тогда кругом их происходило. Впоследствии нам придется вновь возвратиться к этому вопросу, когда будем излагать реакцию против собора и против системы иконопочитания; теперь же на 20 с лишком лет можем оставить византийские церковные партии, пока они собираются с силами для нового ожесточенного столкновения в начале IX в.
