Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
Важнейшим шагом в процессе «укрепления партийного контроля» над чекистами было решение Политбюро от 20 сентября об учете, проверке и утверждении в ЦК ВКП(б) ответственных работников ключевых советских ведомств. Из текста документа было видно, что предусмотренные в нем меры касались НКВД. Постановление предписывало «в первую очередь учесть, проверить, завести личные дела и внести на утверждение ЦК ВКП(б) ответственных работников Наркомвнудела, прежде всего — центрального аппарата НКВД, управлений НКВД по Московской и Ленинградской областям, закончив эту работу в трехдневный срок». Учет, проверку и утверждение ответственных работников местных управлений НКВД предусматривалось провести в месячный срок. Отвечал за проведение этой работы отдел руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), в котором специально создавался сектор работников Наркомата внутренних дел и судебно-прокурорских работников со штатом 15 ответственных и 5 технических сотрудников[902]
В предусмотренный месячный срок учет и проверка руководителей региональных подразделений НКВД, однако, проведена не была. И тогда в Москве приняли решение, принципиально менявшее расклад сил между чекистами и партийными руководителями в регионах: поручить кадровую чистку органов НКВД местным партийным комитетам. 14 ноября 1938 г. на места была разослана соответствующая директива ЦК за подписью Сталина. Прописанная в ней процедура фактической партийной чистки сотрудников НКВД заслуживает подробного изложения. Важно отметить, что учет, проверка и утверждение в должностях касалось всех ключевых чекистских работников на местах — наркомов, заместителей наркомов и начальников отделов НКВД союзных и автономных республик, начальников краевых, областных и окружных органов НКВД, их заместителей и начальников отделов, а также начальников городских и районных отделов НКВД. На всех этих руководителей заводились личные дела, которые должны были храниться в обкоме, крайкоме или ЦК компартий республик (эту работу поручалось закончить до 5 декабря 1938 г.). Вслед за учетом предусматривалась сложная система отсева. На основе документов (личных дел, материалов спецпроверок и т. д.) и личного ознакомления с кадрами партийные руководители должны были обеспечить предварительное очищение НКВД «от всех враждебных людей […] от лиц, не заслуживающих политического доверия».
После этого предусматривался второй этап — утверждение кандидатур на руководящие должности в органах НКВД на бюро обкомов, крайкомов, ЦК компартий республик. Эта процедура проводилась по представлениям начальников областных, краевых управлений НКВД и республиканских наркомов. При зтом на начальников городских и районных отделов требовался отзыв первого секретаря горкома, райкома, согласованный с членами бюро горкома, райкома. По мере прохождения на местах, документы направлялись в Москву для утверждения в ЦК. Всю эту кампанию предписывалось завершить к 1 января 1939 г. Первые секретари областных, краевых и республиканских парторганизаций должны были систематически представлять в отдел руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) докладные записки о ходе кампании и сообщать о выявленных фактах недостатков в работе органов НКВД, их засоренности «чуждыми и враждебными людьми». В течение трех месяцев партийные организации совместно с руководителями местных органов НКВД должны были проверить также всех рядовых сотрудников органов НКВД[903].
Как ясно следует из описанной процедуры, проведение кампании учета кадров НКВД означало резкое усиление зависимости чекистов от местных партийных работников. Принимая такое решение, центр явно учитывал факт напряженных отношений между партийным аппаратом и НКВД, сложившихся в годы «большого террора». Эта напряженность была лучшей гарантией эффективности задуманной акции. Действительно, поощряемые сигналами из Москвы, региональные партийные руководители все чаще вступали в конфликт с карательными органами, обвиняя чекистов в нарушениях «социалистической законности». Этот процесс начался еще до кампании проверки кадров НКВД на местах. Например, в сентябре 1938 г. первый секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП(б) С. Д. Игнатьев (кстати, в 1951–1953 гг. министр госбезопасности СССР) направил в отдел руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) записку о работе — органов прокуратуры в Бурят-Монгольской АССР. Хотя Игнатьев напрямую не обвинял сотрудников НКВД, из записки следовало, что те «нарушения законности», которые не пресекает местная прокуратура, исходили именно от чекистов. Игнатьев приводил конкретные примеры необоснованных арестов и просил прислать комиссию для проверки прокуратуры. Из ЦК записку переслали прокурору СССР А. Я. Вышинскому. Вышинский немедленно ответил, что уже отправил в Бурят-Монголию своего представителя и ждет результатов проверки для принятия конкретных мер[904].
Если инициатива Игнатьева была по существу косвенным обвинением в адрес НКВД, то первый секретарь Сталинградского обкома А. С. Чуянов вступил с чекистами в прямой конфликт. Он начался с того, что начальник Котельнического райотдела НКВД Евдушенко 16 октября подписал сообщение, в котором секретари райкома партии, председатель и секретарь райисполкома, другие работники обвинялись в контрреволюционной деятельности. Ситуация для тех лет была достаточно типичной. Появись сообщение Евдушенко несколькими месяцами раньше, котельнические руководители были бы арестованы. Однако на этот раз бюро обкома встало на защиту своих кадров. В результате проверки дело было признано сфабрикованным. Более того, воспользовавшись поводом, 23 октября Чуянов обратился со специальным письмом к Сталину. Он писал, что при проведении следствия сотрудники НКВД избивают арестованных, используют непрерывные допросы и стойки по двое-трое суток. Чуянов просил создать специальную комиссию и проверить органы НКВД по Сталинградской области. Его письмо, заведующий отделом руководящих парторганов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков направил новому наркому внутренних дел Берии[905].
Новый импульс античекистской активности региональных партийных секретарей придали как решение о проведении проверки кадров НКВД, так и последовавшее через несколько дней, уже упоминаемое постановление от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», содержавшее однозначный приказ о прекращении массовых операций периода «большого террора». Одним из ключевых пунктов постановления был тезис о восстановлении «партийного контроля и руководства» над органами НКВД и Прокуратуры[906]. Приоритет партийных органов был закреплен также рядом других важнейших решений, менявших порядок взаимодействия партийного аппарата и НКВД. Так, 1 декабря 1938 г. Политбюро утвердило постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О порядке согласования арестов». В нем, в частности, говорилось, что на аресты членов и кандидатов ВКП(б) требовалось согласие первого, а в его отсутствие второго секретаря районного, городского, краевого, областного комитета или ЦК компартии по принадлежности. Аресты же работников-коммунистов, занимающих руководящие должности в наркоматах СССР или в приравненных к ним центральных учреждениях, могли производиться только с согласия Секретариата ЦК ВКП(б) и т. д.[907] Это постановление в ряде пунктов шло дальше постановления СНК и ЦК о порядке производства арестов от 17 июня 1935 г., которое фактически было отменено массовыми кадровыми чистками и террором.
В тот же день, 1 декабря, Политбюро приняло еще одно демонстративное решение, касавшееся НКВД, решение по делу молодого директора сельской школы в Тираспольском районе Молдавской АССР Т. Г. Садалюка. Сын старого большевика, комсомолец с 1928 г., Сада-люк получил высшее образование и чувствовал себя хозяином в новой советской жизни. В 1938 г., в разгар репрессий, Садалюк послал письмо украинским руководителям — первому секретарю ЦК компартии Украины Н. С. Хрущеву и председателю СНК республики Д. С. Коротченко. Садалюк писал о том, из какой он семьи, чем занимается, как верит в идеалы коммунизма, как по призыву прославленного летчика Героя Советского Союза Водопьянова изучил автомотор, «культурно и экономически вырос», а потому желает иметь автомашину. Эта просьба, очень необычная в стране, где люди в большинстве своем едва сводили концы с концами, испытывали многочисленные лишения и трудности, была демонстративно услышана. Киевские руководители сделали красивый пропагандистский жест— СНК УССР выделил Садалюку легковой автомобиль ГАЗ-А. Произошло это в начале мая, а через два месяца, 10 июля 1938 г., сотрудники местного отделения НКВД вручили Садалюку ордер на арест.
После двух месяцев заключения без единого допроса ночью Сада-люка вызвали к следователю, который сообщил молодому директору школы обвинение: участие в «военно-фашистской троцкистской контрреволюционной организации молодежи». «От предъявленного обвинения, — писал Садалюк позже в жалобе в Москву, — я буквально остолбенел. Но следователь продолжал и говорит: “Это не все. Садись, фашистская морда, и пиши, что Коротченко и Хрущев дали тебе машину с целью ездить по Молдавии и производить вербовку в организацию”. Я ответил следователю, что ничего подобного не слыхал и не совершал. Не знаю, для чего вы требуете оговорить лучших представителей тов. Сталина среди украинского народа. В ответ от следователя я получил сильный удар в живот […]». Несмотря на старания следователя, Садалюк не сдался и через некоторое время в связи с наметившимся поворотом политического курса был освобожден.
