Николай Толстой - Жертвы Ялты
Затем в рапорте рассказывается о страшных страданиях, на которые были обречены эти люди в плену, о том, что у них фактически не было другого выбора, как только надеть немецкую форму. Рапорт заканчивался словами:
«Инцидент этот произвел на всех очевидцев сильное впечатление. Американские офицеры и солдаты, от которых американское правительство потребовало проводить репатриацию этих русских, проявляют сильное недовольство…»
На этом примере видно, как по-разному относились к проблеме репатриации сотрудники английского МИД и Госдепартамента. Мёрфи послал этот рапорт государственному секретарю, приложив к нему возмущенную записку, где, в частности, обращал внимание на то обстоятельство, к которому, судя по всему, совершенно хладнокровно отнесся его британский партнер в Италии, Гарольд Макмиллан: на выдачу советским властям несоветских граждан. Сообщения в прессе об инциденте в Дахау вызвали также протесты многих известных деятелей. Генерал Деникин, армии которого в свое время едва не уничтожили Советскую Республику, послал Эйзенхауэру письмо протеста. Через три недели папа Пий XII выразил резкое осуждение Ялтинского соглашения, которое все еще оставалось секретным, и протест против «принудительной репатриации и отказа в предоставлении убежища».
Но события развивались уже сами по себе, набирая инерционное ускорение. Когда нескольким полкам РОА под командованием генерала Меандрова удалось пересечь американскую линию фронта, они были интернированы в Ландау, в лагере с очень мягким режимом. Однако в сентябре 1945 года их перевели в охраняемый лагерь за колючей проволокой в Платтлинге, под Регенсбургом. В списке репатриантов они были следующими на очереди. После проверки было решено, что из трех тысяч человек, содержащихся в лагере, более половины подлежат насильственной репатриации.
Операция проходила по той же схеме, что и в Дахау, только на этот раз были приняты исключительные меры по сокращению числа самоубийств. Но избежать сопротивления не удалось. Власовцы отказались садиться в грузовики и забаррикадировались в бараках. Американскому коменданту во избежание кровопролития пришлось сказать, что их скоро перевезут в новый лагерь, подальше от советской оккупационной зоны. Обмануть этих несчастных оказалось легче легкого. Они успокоились, и все пошло по-прежнему.
Ранним утром 24 февраля один из пленных проснулся от негромкого лязга, доносившегося с другой стороны проволочной изгороди. Когда он вылез из барака, его глазам предстала страшная картина: к лагерю шла колонна американских танков. Охранники бесшумными тенями скользили к воротам; там им выдавали специальные резиновые дубинки. Притаившийся в предрассветном сумраке невольный наблюдатель быстро смекнул, к чему идет дело, и прополз под проволокой в соседний лагерь, где содержались пленные других национальностей.
Тем временем американские солдаты, разделившись на две колонны и хоронясь в тени, пробрались к баракам, беззвучно, как в немом фильме, прошли к двери и по двое стали у каждой койки. Их фигуры мрачными силуэтами вырисовывались в свете прожекторов. Мертвая тишина то и дело нарушалась случайными звуками: кто-то тихонько вскрикнул со сна, скрипнул пол под ногами, но все это заглушалось мерным дыханием спящих. Вдруг тишину прорезал пронзительный свисток. Проснувшиеся с недоумением озирались по сторонам: они оказались в центре какой-то дикой какофонии. Американцы, с криками и ругательствами, размахивая дубинками, поторапливая пленных на искаженном немецком «мак снель, мак снель», гнали ничего не соображавших спросонья людей в одном нижнем белье к выходу из барака и дальше — к лагерным воротам. На замешкавшихся обрушивался град ударов. У ворот стояла наготове колонна грузовиков с заведенными моторами. Пленных загнали в грузовики, машины моментально снялись с места, и уже через несколько часов репатрианты садились в поезд, идущий на восток. Около чехословацкой границы поезд остановился посреди баварского леса, его поджидали солдаты в голубых фуражках. Американские и советские офицеры обменялись через переводчика несколькими фразами, и избитых и напуганных солдат дивизии Меандрова отвели под охраной к железнодорожным путям. Затем американские охранники отправились на том же поезде обратно.
Примененная в Платтлинге тактика оказалась вполне успешной. Благодаря внезапности операции удалось избежать самоубийств на территории лагеря, и штаб американской 3-й армии смог сообщить в рапорте, что выдача была проведена «без инцидентов». Но за время пути пятеро покончили с собой в поезде, а число покушавшихся на самоубийство было еще выше. В самом лагере двое успели нанести себе раны, и одного из них сфотографировали для американской армейской газеты «Старс энд страйпс». Вообще же вся операция была заснята на пленку, — вероятно, в качестве руководства на будущее. По-видимому, это единственный известный киноматериал, в котором запечатлена операция союзных сил по репатриации.
Через три месяца из Платтлинга была отправлена на восток еще одна группа из 243 русских. На этом основная репатриация русских пленных из Германии закончилась. Несколько позже, в 1946 году, генерал Мак-Нарни заявил, что советские граждане, находящиеся в американской зоне Германии, могут более не опасаться принудительных выдач. Принятая Госдепартаментом директива Мак-Нарни — Кларка казалась золотой серединой между полным отказом от выполнения советских требований и английской политикой возвращения всех советских граждан. Но в американской армии даже этот компромисс вызвал возмущение и протест. Стоит еще раз напомнить, что американцы применили силу лишь к нескольким сотням бывших солдат вермахта, и у них в мыслях не было обратить штыки против женщин и детей. Причины, по которым американцы высказывали свои возражения, весьма показательны и резко отличаются от официальной английской точки зрения. 19 апреля генерал Мак-Нарни просил об уточнении директивы на том основании, что репатриационные комиссии, пользуясь за неимением других только американским законом и порядками, возражают против репатриации нескольких сотен человек, ссылаясь на то, что данные лица не являлись гражданами, так как были лишены основных гражданских прав, как-то: права голоса, права носить оружие и т. д., либо принадлежали к преследуемым группам.
Через неделю Мак-Нарни более подробно описал в письме эти категории лиц и между прочим заметил:
«Если бы мы строго придерживались американской интерпретации гражданства, все советские подданные были бы освобождены». Однако в ответе Объединенного комитета начальников штабов говорилось: «Поскольку действующая политическая система в СССР коренным образом отличается от системы США, а вопрос о правах советских граждан может решать только советское правительство, мы не обсуждаем здесь данную проблему… Американские правила о гражданстве не применимы к советским гражданам».
На практике, впрочем, вследствие протестов армии и политических деятелей, американцы сначала оттягивали насильственную репатриацию русских из Германии, а затем, после второй выдачи власовцев из Платтлинга в мае 1945 года, и вовсе отказались от насильственных депортаций.
Так закончилась насильственная репатриация русских в союзных оккупационных зонах Германии и Австрии. Но оставался еще один район, не охваченный директивой Мак-Нарни — Кларка. Поскольку Италия контролировалась объединенным союзным командованием из штаба союзных сил в Казерте, директива Мак-Нарни — Кларка давала англичанам возможность настаивать на насильственной репатриации из Италии по крайней мере тех категорий пленных, которые подлежали выдаче согласно этой директиве. Но в этом случае многие категории штатских лиц не могли бы быть депортированы, а англичане не хотели идти на такой компромисс, считая, что еще имеется возможность заставить США встать на английскую точку зрения.
Впрочем, близился конец весны 1946 года, и английский МИД был вынужден считаться с реальностью. Возможности убедить Госдепартамент иссякли. Да и в самой Англии росла оппозиция. Новый канцлер герцогства Ланкастерского, лейборист Дж. Хинд, заявил в парламенте протест против насильственной репатриации и в январе начал временное «замораживание» применения силы. Его поддержал новый заведующий Северным отделом МИД Роберт Хенки, ныне лорд, считавший, что проведение американской линии даст возможность спасти гражданских лиц и тем удовлетворить возражения английской армии. Поэтому МИД порекомендовал английскому правительству принять директиву Мак-Нарни — Кларка.
Решение Бевина принять директиву, как и последовавшее затем насильственное возвращение русских, находящихся под опекой англичан, было результатом нажима со стороны профессиональных дипломатов. Только недавно стало известно, как именно осуществлялся этот нажим. Вскоре после временного «замораживания» насильственной репатриации в английских оккупационных зонах Германии и Австрии в конце 1945 года Бевин потребовал полного отчета о проведенных до сих пор операциях такого рода. 18 января 1946 года заведующий Северным отделом Кристофер Уорнер сообщил министру иностранных дел:
