Г. Штоль - История Древнего Рима в биографиях
После этого Лукулл овладел Кабейрой и другими укрепленными городами и везде находил много драгоценностей; он находил также темницы, в которых заключены были Митридатом многие греки и члены царского дома, без надежды когда-либо снова увидеть дневной свет. Лукулл даровал им свободу. Тем временем Митридат с немногими провожатыми бежал через горы в Коману, но когда его и на этом пути потревожил римский отряд, то он поспешил в сопровождении не более 2 тыс. всадников к восточной границе своего царства, чтобы искать убежища в Армении у царя Тиграна, своего зятя. Во время бегства он послал слугу своего Бакхида в Фарнакию с приказанием умертвить находящихся там сестер и жен царя, ибо для восточного деспота считалось величайшим позором, чтобы жены его попали в руки неприятеля. Среди этих жен были две ионянки, Вереника из Киоса и Монима из Милета. Бакхид предоставил им самим выбор способа, которым они предпочтут лишить себя жизни. Монима, которая никогда не чувствовала себя счастливой в браке с деспотом, сорвала с головы диадему, обвязала ее вокруг шеи и на ней повесилась. Но диадема не выдержала тяжести и оборвалась; тогда она воскликнула: «Проклятая тряпка, ты даже и на это не могла мне пригодиться!» Она швырнула ее на пол, плюнула на нее и подставила свою шею под меч Бакхида. Вереника взяла чашу с ядом и осушила ее одновременно со своей матерью. Сила яда была достаточна для слабой матери, но Вереника не могла умереть от него; Бакхид задушил ее и тем положил конец ее страданиям. Из двух сестер царя одна приняла яд, понося и проклиная своего брата; другая же, Статейра, не проронила ни одного худого слова о своем брате и даже хвалила его за то, что он, находясь сам в опасности, не забыл позаботиться о том, чтобы она умерла свободной и неопозоренной.
Весь Понт и Малая Армения были во власти римлян, и только более значительные города, как Амизос и Синоп в Понте, Амастрис в Пафлагонии, Гераклея в Вифинии, некоторое время оказывали сопротивление. Лукулл сам осаждал Амизос, упорно обороняемый полководцем Каллимахом. Когда город был доведен до крайности, Каллимах поджег его и спасся на корабле. Ворвавшиеся в город римские солдаты не обращали внимания на убегавшего врага и думали только о грабеже. Лукулл хотел остановить пожар и спасти город, но никто его не слушал; солдаты с громкими криками стучали своим оружием и требовали, чтобы имущество города было отдано на их произвол, и полководцу пришлось уступить. Большая часть города сгорела во время грабежа. Когда Лукулл на другой день вступил в город, то он сквозь слезы сказал своим друзьям: «Часто я называл Суллу счастливым, но сегодня я особенно должен удивляться счастью этого человека, сумевшего спасти Афины, как он того желал; мне же, который поставил его себе за образец, судьба предназначила жалкую славу Муммия (разрушителя Коринфа)». Он постарался, однако, отстроить несчастный город, бывший колонией Афин; восстановил в течение своего пребывания в нем большинство домов и переселил в них новых греков, предоставив в их распоряжение пространство земли в 120 стадий.
Осада городов продолжалась два года (72-70), следовавших за битвой при Кабейре. В течение этого времени Лукулл приводил в порядок устройство Азии, провинции, которая притеснениями римских откупщиков и ростовщиков доведена была до самого несчастного положения. Нужда заставляла иных граждан продавать своих сыновей и дочерей, целым общинам приходилось распродавать свои священные дары, картины и божественные статуи; в конце концов должники делались рабами своих кредиторов. Еще суровее было обращение с должниками до этого исхода; их связывали, бросали в темницы, подвергали пыткам; они должны были под открытым небом сносить летний зной и зимнюю стужу и сырость, так что па самое рабство они смотрели как на избавление от столь тяжких испытаний. Лукулл в короткое время освободил притесненных жителей от этих мучений и принял меры, которые положили конец жестоким вымогательствам. Этим он приобрел себе благодарность провинциалов; ростовщики же, большинство которых состояло из римских всадников, высказывали в Риме громкие жалобы, заявляя, что им причинили величайшую несправедливость и подкупали демагогов против Лукулла.
Беглый Митридат был не особенно почтительно принят своим зятем Тиграном. Тигран держал его как пленника в особом замке, приставил к нему телохранителей, давал ему содержание и обращался с ним как с человеком, уже сыгравшим свою роль. Лукулл же считал свою задачу незаконченной, пока старый лев не был в его власти; его надо было бояться, пока он оставался в живых и на свободе. Поэтому Лукулл послал своего молодого зятя Аппия Клодия к Тиграну с требованием выдать ему Митридата. Тигран был в то время самым могущественным царем в Азии. К своему царству, Армении, он присоединил значительные земельные пространства, отнятые им у парфян, а также Месопотамию, Сирию и часть Малой Армении; он переселил к себе много греков и арабов, чтобы те способствовали развитию торговли, ремесел и искусств, и таким образом увеличил источники своих доходов и блеск своей державы. Он считал себя самым могущественным и великим из владык земных и в своем самообольщении называл себя царем царей. Он держал при себе свиту из царей, которые ему прислуживали; четверо из них были его постоянными спутниками и телохранителями; когда он выезжал, они в одном исподнем платье шли пешком возле его лошади; когда он восседал на троне и давал кому-либо аудиенцию, они стояли вокруг него со сложенными руками, наподобие рабов. В то время когда в его царство прибыл Клодий, Тигран был занят войной с некоторыми городами Финикии; он принял его в Антиохии, главном городе Сирии. Гордый римлянин не поддался обаянию пышной обстановки, окружавшей «великого» царя, и прямо объяснил, что он явился, чтобы или взять Митридата, которого требует Лукулл для своего триумфа, или объявить войну Тиграну, Царь, никогда еще в течение своего 25-летнего правления не слыхавший откровенной речи, постарался, правда, выслушать эти слова с веселым видом и улыбкой, но от его приближенных не укрылось, какое глубокое впечатление произвели они на него; он отвечал, что Митридата не выдаст и что если римляне из-за этого начнут войну, то он сумеет защититься. Обиженный тем, что Лукулл в своем послании назвал его только царем, а не царем царей, он в ответном письме также не удостоил его титула императора. Тем не менее он послал Клодию блестящие подарки, и когда тот не принял их, то велел предложить ему еще больше. Клодий взял только одну дорогую чашу, а остальное отослал обратно и поспешил возвратиться к своему полководцу.
Ответ Тиграна не был неприятен Лукуллу. Он теперь имел повод перенести войну в Армению и пожинать лавры по ту сторону Евфрата. По собственному почину, без приказа сената, он начал войну, располагая только небольшим войском, которое к тому же еще неохотно за ним следовало. Так как он должен был часть своей армии оставить для охраны Понта, то с ним было только два легиона, не более 15 тыс. человек, с которыми он и двинулся весной 69 г. в царство Тиграна, в незнакомую страну, где на каждом шагу встречались быстротекущие реки и снегом покрытые горы. Он переправился через Евфрат и скорым маршем пошел на Тигранакерт, новую столицу царя, которую он сам себе устроил и населил народом, собранным со всех концов его царства. Когда солдаты Лукулла пожелали овладеть одним укреплением, в котором они рассчитывали найти много сокровищ, то он указал им на возвышавшийся вдали Тавр и сказал: «Там лежит крепость, овладеть которой гораздо важнее; эти сокровища предоставлены победителям». Тигран в то время находился в Тигранакерте и был занят планом нападения на римскую провинцию Азию и размышлениями о том, очистят ли тогда римляне немедленно эту провинцию, или они дадут ему прежде сражение, вероятно у Эфеса. В это время явился посол и возвестил о приближении Лукулла; царь приказал отрубить этому послу голову. После этого никто не осмеливался докладывать ему об этом; наконец, один из его друзей, Митробарзан, отважился открыть ему истину. На него и было возложено поручение выйти навстречу Лукуллу с 3 тыс. всадников и значительным числом пехоты, самого полководца захватить живым, а людей его изрубить на месте. В первом же сражении Митробарзан и почти все его войско погибли.
Тогда Тигран счел за лучшее оставить свою столицу и направиться к лежавшему на севере от Тигранакерта Тавру, с тем чтобы там собрать свою армию. Лукулл послал вслед за ним Мурену; последний напал на царя, когда тот следовал со своим войском по дикой и узкой долине, избил множество его воинов, а еще большее число забрал в плен. Сам Тигран спасся бегством, бросив все свои сокровища. Тогда Лукулл занялся осадой Тигранакерта, в надежде, что царь не оставит этого богатого города на произвол судьбы, а придет ему на помощь и вступит в битву. Он не ошибся. Митридат через послов неоднократно предостерегал царя от вступления в открытое сражение и уговаривал его удовольствоваться тем, чтобы окружить неприятеля со всех сторон своим многочисленным войском, отрезать ему подвоз и тем обречь его на верную гибель; но когда вокруг Тиграна собрались в полном составе все армяне и гордиенцы, когда цари мидян и адиабенов привели ему все свои войска и к нему стеклись арабы от Персидского залива, албанцы и иберийцы и другие народы с Кавказа и Каспийского моря, то на всех пирах царя и на всех совещаниях только и слышалось, что напыщенное самохвальство и варварские угрозы. Таксил, присланный Митридатом полководец, отсоветовавший вступать в битву, не был более уверен в своей жизни Митридата подозревали в том, что он только из зависти к Тиграну хочет удерживать его от великого подвига. Чтоб не делиться с ним славой, Тигран, не дожидаясь его прибытия, немедленно двинулся со всем своим войском против неприятеля, высказывая свое сожаление о том, что ему приходится иметь дело с одним Лукуллом, а не со всеми римскими полководцами за раз. Войско его состояло из 55 тыс. всадников, в числе которых было 17 тыс. панцирных воинов, 20 тыс. вооруженных луками и праща ми и 150 тыс. тяжеловооруженной пехоты; сверх того в его войске находилось еще 35 тыс. человек, которые должны были заниматься проложением путей, постройкой мостов, очисткой рек, рубкой лесов и другими служебными обязанностями, что значительно увеличивало силу его армии.
