Тихон Семушкин - Алитет уходит в горы
Покурив, Лёк оторвался от вельбота и вновь пошел на кита.
- Гарпун! - крикнул он и, бросив руль, побежал с кормы на нос байдары.
Теперь он сам выпускал длинный ремень от пятнистого пузыря. Ремень заскользил у него в руках. Выпустив его много метров, Лёк задержал ремень, и кит потащил байдару. Русаков выключил мотор.
- Кататься поехали на ките! - весело крикнул Лёк. Все гарпунщики улыбались, и лишь Русаков с опаской поглядывал на кита.
Почувствовав, что кит пошел в глубину, Лёк быстро выкинул пятнистый пузырь.
- Мотор! - крикнул он Русакову.
Мотор фыркнул, и новый рулевой направил байдару вслед за пятнистым пузырем. Лёк, свесившись с носа байдары, вытянул руки, чтобы схватить этот пузырь. Он с ходу вцепился в него и стал выбирать ремень в запас, чтобы кит, рванувшись, не утопил байдару. Но он плыл на поверхности и тащил ее за собой.
Лёк держал ремень в руках, как вожжи, словно ехал на оленях. Кит то бросался в открытое море, то плыл вдоль берега, то вновь поворачивал, а Лёк крепко держал ремень, и байдара, рассекая воду, неслась вслед за зверем. Наконец кит круто повернул и пошел на прибрежную отмель.
- Тащи! Тащи! - кричал Лёк, весь сияя.
Кит выбросился на отмель недалеко от селения и замер. Половина его гигантской туши оказалась на гальке. Толпы людей окружили его. Подошли вельботы, и тут же началась разделка туши. Прибежали и ревкомовцы.
- Ну, Русаков, поздравляю тебя с успешной охотой, - сказал Лось. Расскажи, как там у вас все это происходило.
- По-о-о-том! Я еще не при-и-шел в себя. Ду-у-уша в пятках все еще сидит.
- Неужели так страшно? - улыбаясь, спросил Лось.
- Разве можно та-а-ак? Они на спину на-е-е-езжают киту. Думал, щепки останутся от байдары. Шу-утишь ты! Кит! Пу-у-у-шки надо кито-о-бойные!
Разделка кита шла быстро. Десятки людей, вооружившись острыми ножами, ползали по голове кита, как мухи. Вот уже обнажились нижние челюсти кита, как два телеграфных столба. На огромном языке кита стояла толпа человек в пятьдесят.
- Большой праздник будет! - сказал Лёк, обращаясь к Лосю.
- Сначала закончим наше собрание, а потом и праздник устроим.
Лёк, заметив радиста Молодцова с фотоаппаратом, закричал:
- Не надо это! Не надо! Убери!
- Почему "убери"? Что такое? - спросил радист.
- Нельзя, - твердо сказал Лёк.
Молодцов, махнув рукой, приготовился снимать. Лёк подбежал к нему, взялся за треногу, сдвинул аппарат и строго сказал:
- Нельзя!
- Никита Сергеевич! - крикнул Молодцов. - Не дают снимать!
- Почему, Лёк, нельзя? - спросил Лось.
- Один раз я убил кита, и американы вот так сделали. Потом три года я не видел кита. Нельзя.
- О, тогда другое дело! - согласился Лось. - Убери, Илюша, аппарат.
- Чепуха какая, Никита Сергеевич, - недовольно проговорил Молодцов, опять нацеливаясь фотоаппаратом.
- Нет, не чепуха. Убери свой аппарат! - сердито сказал Лось.
И Лёк по достоинству оценил поступок Лося.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Конференция продолжалась три дня. Она действительно превратилась в праздник большого говоренья. Еще никогда на этом берегу не собиралось такое множество людей. Говорил один человек, и все слушали; говорил другой, третий, и опять все слушали. Даже Омрытаген, который никогда не собирал больше трех слушателей, теперь говорил для всех.
"Ого! Все-таки и меня слушают!" - подумал он с гордостью.
Люди говорили о родовых советах, о торговле, о русском докторе, о школе, о морском промысле и о китобойных ручных пушках, из которых, как из ружья, можно издали стрелять гарпуном. Говорили о моторной байдаре Лёка. Говорили о жизни и как ее лучше устроить. Каждый говорил о том, что считал самым важным.
Ваамчо долго рассказывал о своей жизни, о своих взаимоотношениях с Алитетом. Он рассказал всем людям, как Алитет когда-то залил его приманки керосином, как шаман обманул его, приказав сжечь бумажку председателя на костре. Об этом он говорил с возмущением, смело и решительно.
И люди удивлялись:
"Ай, каким храбрым сделался Ваамчо!"
После заседания Лось позвал Ваамчо в кабинет и, пожимая ему руку, сказал:
- Молодец, Ваамчо! Хорошо выступил. Так вот и нужно бороться за новую жизнь. Вот такие люди, которые борются за правду, за справедливую жизнь, коммунистами называются. Хочешь записаться в партию коммунистов? - Лось на секунду задумался и, решив, что, может быть, слово "партия" еще непонятно Ваамчо, добавил: - Понимаешь, в артель коммунистов.
- Очень хочу. Лось. Очень. Мне еще Дворкин - мой постоянный друг много рассказывал про коммунистов. Я сделаю так, как советуешь ты. Ты правильный человек. Правду жизни я долго не видел даже издали. Теперь близко вижу ее. И сворачивать назад теперь не буду.
- Я хочу сделать тебя уполномоченным ревкома по всем стойбищам северной части уезда. Будешь иногда ездить по родовым советам и рассказывать, как нужно работать. Учитель Дворкин тебе будет помогать. Понял, Ваамчо?
- Хорошо, Лось. Я согласен. Теперь мне можно ездить. Хорошая упряжка собак Алитета теперь перекочевала ко мне.
В кабинет вошли Осипов и Русаков.
- Ну вот, товарищи, вся наша партийная ячейка в сборе. Товарищ Ваамчо хочет вступить в партию. Надо принять его. Как вы думаете?
Спустя некоторое время, встретившись с Лёком, Ваамчо показал ему свой партийный билет. Они сели на днище вельбота, и Лёк внимательно рассматривал красную книжечку. Ваамчо сказал ему, что Лось - коммунист и что он, Ваамчо, тоже коммунист.
- А что такое коммунист? - спросил Лёк, не отрывая глаз от книжечки.
- Это такой человек, который хочет переделывать жизнь.
- Переделывать жизнь? - скептически спросил Лёк.
- Да, - твердо ответил Ваамчо.
- А ты разве белолицым стал, что берешься за такое дело? У тебя много товаров есть, ружей, патронов? Много вельботов у тебя есть, много моторов? Это все у Лося, - утвердительно сказал Лёк. - Видел, как Русаков слушается его? Пусть он сам и переделывает жизнь. Пусть. Только мешать не надо ему.
- Лёк, правда, товаров у меня нет. Я не торгующий человек. Но я буду помогать Лосю переделывать жизнь. Сам знаешь, какой длинный берег.
- Помогать?.. А я не могу помогать? Я председатель, - сурово сказал Лёк и, забрав партийный билет Ваамчо, проговорил: - Ты посиди здесь. Я скоро вернусь.
Лёк нашел Лося и, поманив его пальцем, повел в сторону, на берег лагуны. Лось шел следом за ним.
- Ты куда меня ведешь, Лёк? - спросил он.
- Пойдем, пойдем. Новость есть у меня.
Они дошли до лагуны, и Лёк, вскинув глаз, сказал:
- Пожалуй, ты правильный человек. На собрании ты хвалил мою байдару. Ты понимающий человек. Для переделки жизни ты велел торгующим людям привезти моторы и для байдар. Пусть те байдарные люди, которые обзаведутся мотором, приедут ко мне. Я им расскажу, как нужно привязать мотор к байдаре. Так и быть, я начну, пожалуй, помогать тебе переделывать жизнь. Она все-таки начала переделываться.
Заложив руки назад, Лось стоял и внимательно слушал старика. Он был доволен, что у Лёка пробуждается такая активность, а тот продолжал:
- Ты думаешь, я по-прежнему не вижу перемену жизни? Вижу. Вот он, глаз. Он смотрит хорошо. Все видит он. А рука? - И Лёк показал широкую ладонь. - Сильная рука! Она много знает, эта рука. Вот этой рукой я сделал байдару. Она может сделать и вельбот, если доски будут. Ваамчо не сможет сделать вельбот, а я сделаю. За одну зиму сделаю. Мотор не сделаю, а вельбот сделаю. - И Лёк тихо добавил: - Потому что мотор железный.
- Я очень рад, Лёк, что мы вместе с тобой будем переделывать жизнь. Я очень рад, что ты стал председателем артели. Это все очень хорошо. Значит, ты решил окончательно идти к новому закону?
- Да, - вздохнув, сказал Лёк; он разжал руки и, показывая партийный билет Ваамчо, спросил: - А почему мне не дал такую? Ваамчо дал, а мне не дал.
- А ты, Лёк, где взял эту книжку? - удивился Лось.
- Забрал у Ваамчо. Тебе показать.
- Хорошо, Лёк. Я думаю, что тебе тоже можно дать такую книжку. Ты хочешь?
- Конечно, хочу!
- А ты знаешь, что это за книжка, товарищ Лёк? Садись, и я тебе сейчас расскажу.
Они сели на гальку, закурили "папушу" из кисета Лёка, и Лось, попыхивая трубкой, стал рассказывать ему, каким должен быть человек с такой книжкой.
Через несколько дней после партийного собрания Лёк получил членский билет и, уходя, сказал:
- Завтра устроим праздник кита, и я поеду домой. Я буду расчищать дорогу правильной жизни.
Весь вечер бродил Лёк вдоль морского берега один; Лёк думал о жизни и держал в руке партийный билет. Его некуда было положить: на одежде Лёка не было ни одного кармана. Лёк вынул кисет, положил билет вместе с "папушей", заткнул кисет опять за пояс и ушел далеко-далеко от селения. Завтра утром начнется праздник кита. Лёк будет сидеть на самом почетном месте. Рядом с ним сядет старик Ильич, по другую сторону - гарпунщик Кмой, Лось.
"А Русаков где сядет? Пожалуй, он сядет рядом с Ильичом. Он все-таки ловко гонял мотором мою байдару. Девушки будут петь, танцевать. Будет танец кита. Его Лёк станцует сам. Кто лучше его может показать, как плыл кит, как он ударял хвостом? Никто. Только Лёк. А потом люди наложат полные вельботы китового мяса и разъедутся по своим стойбищам. Люди будут везде говорить: "Это Лёк убил кита. Лёк - великий ловец!"
