Татьяна Соболева - История шифровального дела в России
Как–то в разговоре с Алтаевой он сказал, что название «Шамбала» указывает на присутствие в местности, где оно встретилось, когда–то «народной мудрости», близкой к коммунизму, и там, где ручей, речонка или гора называются «Шамбала», была эта мудрость когда–то… Возможно, читатель воспримет с недоумением эти рассуждения Бокия. Но это было действительно так. Этим же его привлекли семинары Барченко, идея продвижения коммунизма на Восток, опираясь на «ростки коммунизма» в Шамбале. Никаким масоном он не был. Просто время было другое и люди были другие, нам — рационалистам — едва ли дано их понять.
В начале 1956 г. к Алтаевой обратилась Елена Дмитриевна Стасова с просьбой подписать письмо к прокурору о реабилитации Глеба Бокия.
В ответном письме Стасовой Алтаева пишет 2 апреля 1956 г. (не могу не привести его почти целиком):
«…Благодарю Вас за совет относительно Глеба, но спешу вывести Вас из заблуждения, не по моей вине случившегося. Вы советуете мне указать номер моего партийного билета под подписью к прокурору, но ведь у меня нет никакого партийного билета, так как я никогда не была членом партии и никогда за такового себя никому не выдавала. Я работала в Военной организации в 17—18 годах как беспартийная и даже скрыла, что я писательница, считая, что меня будет легче руководителям учить непривычной газетной работе… "
Но что мне писать в отзыве? Что я знаю Глеба со студенческой скамьи, после отсидки в тюрьме, знаю в момент Октября, что он меня привлек к работе в «Солдатской Правде» ? Что я с ним общалась до его исчезновения с горизонта Москвы и что я убеждена в его беззаветной преданности партии?..
Леночка (старшая дочь Бокия, в тот момент только что вернувшаяся из ссылки, где она провела восемнадцать лет. — Т. С.) в ужасном положении. Ей некогда делать ни «умности», ни глупости: ради куска хлеба она взяла место машинистки в тресте на 400 р., из которых платит за угол 200 р., 200 остаются ей,
и она до глубокой ночи щелкает на машинке, чтобы приработать, возвращаясь в 200–рублевый угол, чтобы переночевать…
Ей необходимо окончание дела с отцом — ведь это мешает ей получить документы о прежней службе, а я изнемогаю от своих и чужих дел, заваленная работой над выходящими книгами, которые в руках верхоглядов в издательствах приводят меня в ужас. И главное… то, что не знаешь, кому верить, — это самое ужасное. Хочется только с достоинством окончить этот отрезок жизни.
И вот моя подпись под «отзывом» и все «титулы» под ним сводятся к чему? Член Союза советских писателей, «старейшая»; стаж 66 лет; работала в «Солдатской Правде» до июльских событий 17 года; и дальше невозможно же перечислять и то, что делала как советский писатель. Будет ли это компенсировать отсутствие партийного билета?
Эти соображения заставляют меня просить заранее Литфонд после моей смерти и кремации похоронить меня на литературных мостках Волкова кладбища, где не спрашивают номер партийного билета и довольствуются принадлежностью к корпорации.
Простите, что я пишу, ударяя педаль на минор. Это невольно. Скажу откровенно — не могу привыкнуть к бюрократизму во всех инстанциях жизни, потому что помню хорошо весну революции и ту простоту отношений в Смольном и в Питере, которым давал тон Владимир Ильич и которая не привилась в Москве.
Целую Вас крепко несмотря на беспартийность
Сердечно Ваша Алтаева»[262].
Бокий и ему подобные большевики, вероятно, смогли понять и постигнуть происходящее раньше и глубже других. В этом кроется начало их трагедии. Вспомним март 1918 г. Жаркие партийные баталии по поводу Брестского мира. Впервые высказанный Лениным тезис о спасении революции любой ценой. Именно Бокий и его окружение начали активное сопротивление этой «любой цене». Им приклеили ярлык «левых коммунистов», по существу, догматиков идеи. Они пытались сопротивляться, и за это их стали все дальше отодвигать на задний политический план. Кем стали уже в середине 20–х годов когда–то наиболее крупные партийные организаторы Яковлева, Бубнов, Бокий и другие их единомышленники? На первый план выдвинулись совершенно другие лица, которые и стали диктовать правила. С их помощью принцип достигать, как казалось, необходимого «любой ценой» набирал силу. В светлое общество будущего должны, обязаны радостно и с песней идти все. И неважно, что кому–то хочется не петь, а рыдать. И неважно, что любая революция режет по живому, что революционные потрясения раскололи страну, лишили родины миллионы людей, разбили семьи, породили кровь и злобу. Должны идти. А кто не хочет, того заставим. Или уничтожим. И ведь верили, искренне верили, что это справедливо.
Трагедия Бокия и ему подобных большевиков была, на наш взгляд, в том, что они понимали ту свою роль и ту свою ответственность за разжигание когда–то пусть и справедливого революционного гнева в массах, из которых и вырос страшный монстр террора. Справиться с ним оказалось невозможно.
Но Бокий всегда пытался сопротивляться нарушению закона. Архивы сохранили документы с именами множества спасенных им людей. Теперь кажется невероятным, что он, один из столпов партии, уже к концу 20–х годов не ходил ни на одно партийное собрание. Сталина презирал и не скрывал презрения. Его пытались убрать с поста начальника Спецотдела уже в начале 30–х годов, но он устоял — вероятно, сыграл роль партийный авторитет. Сталину откровенно говорил: «Не ты меня назначал, не тебе меня и снимать».
После ареста Бокия страшно пытали. Расстреляли только в октябре. Жертвами сталинских репрессий стали более 40 советских криптографов, в том числе Ф. И. Эйхманс, А. Г. Гусев и другие…
На пороге войны
События 30–х годов, фактическое вхождение криптографической службы страны в систему органов безопасности, сталинский террор нанесли ей существенный урон, однако служба продолжала работать, в определенной степени выполняя свои задачи. Можно утверждать, что в предвоенные годы не было ни одного важного события в международной жизни, которое не нашло бы своего отражения в дешифруемой переписке. Дипломатическая, военная, полицейская, разведывательная переписка позволяла получать важнейшую информацию.
Для того чтобы читатель мог составить себе представление о характере и значении дешифруемой в тот период переписки иностранных государств, возьмем такой важный вопрос международной жизни конца 30–х — начала 40–х годов, как агрессивный внешнеполитический курс Германии и Японии.
Если говорить о Германии, то центральное место в переписке этого периода занимала информация дипломатических органов, раскрывавшая ее планы в отношении европейских стран и ее политику продвижения на Восток. В дешифруемой переписке излагалась также позиция правительств ряда других государств по международным проблемам в связи с аналогичным курсом Германии. В этой шифрпереписке содержалась и убедительная информация о подготовке Германии к развязыванию войны против СССР, о создании блока агрессивных государств, направленного прежде всего против Советского Союза, о концентрации войск в граничащих с СССР районах, об усилении разведывательной деятельности, и другие материалы.
Так, в дешифрованной советскими криптографами переписке содержались сведения о преднамеренном обострении Германией отношений с нашей страной, передавались сведения о наращивании немецких войск в Болгарии, Румынии, Польше, Восточной Пруссии и Финляндии, то есть вдоль границ Советского Союза, о мероприятиях по противовоздушной обороне, эвакуации населения из пограничной зоны, о частичной и общей мобилизации в странах — сателлитах Германии, о предупредительных мерах, принимавшихся посольствами некоторых иностранных государств в Москве исходя из предполагавшегося нападения Германии на СССР, и многое другое.
Сведения о предстоящем нападении поступали вплоть до 21 июня 1941 г. из многих заслуживающих внимания источников, в том числе прочитанных документов государственных деятелей, дипломатов, военных атташе, разведывательных органов иностранных государств и в ряде случаев от правительственных и военных кругов самой Германии.
Сотрудничество между дипломатической и военной дешифровальной службами, сложившееся в начале 30–х годов и выразившееся в прикомандировании к Спецотделу сначала военного дешифровального отдела, а в 1939 г. — и созданного лишь за год до этого дешифровального отделения разведотдела Наркомата Военно–Морского Флота, имело своей целью объединение усилий этих служб для работы над раскрытием шифров иностранных государств, поскольку ни та, ни другая служба в отдельности в то время не располагала достаточными возможностями для самостоятельной работы.
