Л Бердников - От денежной кладовой до Министерства финансов
Книга вышла в свет в Санкт-Петербурге в 1827 году и сразу же стала незаменимым справочником среди финансистов страны. Казалось, что после этого успеха Пестову гарантирован новый виток в его чиновничьей карьере.
Но все произошло с точностью до наоборот. Неожиданно его переводят в Пермскую Казенную палату с понижением в чинах — советником. Причины этого сокрушительного падения неизвестны. К счастью, в опале Пестов пробыл недолго. Министр финансов Кан-крин призвал его в статские советники и перевел в Сибирь на должность председателя Енисейской Казенной палаты.
По данным красноярского архивиста Н. С. Мамеева, Пестов приступил к исполнению своих обязанностей с 25 декабря 1827 года.
К сибирскому образу жизни 52-летний чиновник привыкал долго, часто болел, скучал по столичному комфорту.
Книгу Пестова столичные критики встретили доброжелательно. Журнал «Московский телеграф» писал, что «Записки об Енисейской губернии» пока единственная книга, из которой можно получить сведения о сей обширной губернии в настоящем ее виде. Читатели найдут в книге господина Пестова много любопытного, и оно будет тем дороже для них, что относится к России, к нашему родному краю, который известен нам не так, как бы должно было».
Однако рецензент обратил внимание и на ее недостатки. По его човам, статистические материалы в книге Пестова были неточными, а порой даже приблизительными. Впрочем, до создания губерн-ских статистических комитетов, которые в России стали повсеместно открываться начиная с 1835 года, такими ошибками грешили многие авторы.
Однако полезно-познавательной информации в книге гораздо больше. В ней содержатся многие подробные сведения по административнотерриториальному делению Восточной Сибири, ценам, народонаселению, количеству домов, церквей. Много страниц посвящено енисейскому казачеству. «Казаки, — писал Пестов, — в политическом отношении к управлению сибирским краем суть то же, что воздух для человека».
Они разыскивали беглых, прекращали насилие, охраняли покой крестьян и жителей городов. «Без казачества, — подчеркивал Пестов, — местному начальству невозможно было бы поддерживать управление губернией».
(Забегая вперед, скажем: в привилегированное положение сибирских казаков поставил закон от 19 мая 1871 года, который давал право казакам, а равно и их детям, вдовам и сиротам как мужского, так и женского пола оставлять в собственность усадьбы с землей и правом на их пользование. Сверх того, казакам мужского пола бесплатно предоставлялся поземельный надел в размере 30 десятин на душу на правах крестьян-собственников.)
Заканчивая краткий обзор книги И. С. Пестова «Записки об Енисейской губернии», стоит подчеркнуть, что этот труд председателя Казенной палаты был первым научно-популярным изданием. Именно с этой небольшой книжки началось восхождение нашей красноярской литературы. По словам русского писателя А. И. Солженицына, именно краеведение наиболее полно раскрывает богатство нашей души, пробуждает национальное самосознание. Видимо, эта мысль Александра Исаевича хорошо была усвоена нашими предками еще в начале XIX века.
Глава четвертая
Испытания засухой
Неурожай от бога, а голод от людей
Русская пословица
Проезжающие через Красноярск путешественники отмечали, что город весьма толково спланирован. В нем широкие прямые улицы, отведенные тротуары. Очень много красивой архитектуры, каменных и деревянных домов. Лучшие из них принадлежат золотопромышленникам, а из каменных великолепней других дом чиновника Коновалова. Привилегированная аптека помещается в прекрасном каменном двухэтажном доме. Дом Казенной палаты — обширное и красивое каменное здание (Описание пути от Иркутска до Москвы. Состав. 1849 г. В. П. — М., 1851. — С. 42–46).
К 1845 году вся золотопромышленность стала сосредотачиваться в Енисейске, а интеллектуальная жизнь губернии по-прежнему била ключом в Красноярске. Библиотека при Казенной палате продолжала работать, а ее чиновники, благодаря выписываемым периодическим изданиям, были в курсе всех российских и мировых событий. В декабре 1845 года в газете «Московские ведомости» в 144–145-м номерах была опубликована большая статья под названием «Учение о свободной торговле в Англии». В кулуарах этого главного финансового ведомства губернии она горячо обсуждалась и вызывала много споров. Вот что писал ее автор: «В человеческих делах люди и вещи редко ценятся по одному достоинству, и если бы из трудов Смита могли быть извлечены только те мысли, которые в них действительно положены автором, или если бы он сам мог явиться своим поздним истолкователям, а не те люди, для которых не столько важна истина, сколько выгодное заблуждение, то, вероятно, и восхваления Смита не были бы так всеобщи. Одно уже то обстоятельство, что писатель этот, так резко и бесцеремонно нападавший на купечество как сословие, так много говоривший об его эгоизме и безнравственности, стал, прежде всего, главной опорой и предметом обожания для защитников самых мелких интересов сословия, может поселить сомнение в том, чтобы мысли его всегда толковались правильно. Труд его «Опыт о богатстве народов» не есть поэтому только опровержение меркантильной теории или защита свободы торговли, как это вообще часто принималось, это есть целая критика государственного или политического механизма».
С книгой Смита были знакомы многие чиновники Казенной палаты. Например, Яков Миронович Дьяченко, выпускник Харьковского университета, с 1830 года служил в Полтавской Казенной палате, а в начале 1840-х годов перебрался в Красноярск, где довольно быстро смог дослужиться до губернского казначея (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 156, л. 20 об.). С работой знаменитого англичанина были знакомы и асессор Казенной палаты Константин Францевич Криницкий, окончивший Киевскую гимназию, и Яков Васильевич Кобашев — чиновник особых поручений при Енисейской Казенной палате. Но статья была интересна не только размышлениями об Адаме Смите. В ней шел разговор о том, как в Англии взимают подати. «Первая вещь, поражающая нас при взгляде на финансовое законодательство Англии, — писал автор, — это ничтожность поземельной подати при огромности государственного долга и ежегодных расходов администрации». Действительно, с 1796 по 1841 год поземельная подать в Англии не менялась, чего нельзя было сказать об отечественном налогообложении, которое с приходом каждого нового министра финансов сразу же реформировалось.
Такие статьи не только побуждали мыслить провинциальных финансистов, они заставляли критически оценивать свою деятельность и брать на вооружение все то лучшее и ценное, чем была богата практика работы финансистов других стран со своими налогоплательщиками.
Главной задачей енисейские финансисты считали обеспечение региона продовольствием. Казенная палата постоянно следила за работой «запасных хлебных магазинов», которые были созданы на территории всей губернии. Они были двух видов: постоянные и временные. Первые должны были наполняться ежегодно положенным количеством хлеба, которые учреждались в местах хлебородных, в основном в Минусинском и Красноярском уездах, временные казенные хлебные магазины находились в городах во время неурожайных годов. Казенные хлебные магазины создавались с одной целью — предотвратить в губернии голод в случае постоянных неурожаев. Кроме того, постоянные хлебные магазины разделялись на складочные и приписные: из первых главный продукт под наблюдением чиновников Казенной палаты развозился во вторые. Пропорции хлеба ежегодно устанавливались губернатором и председателем Казенной палаты. Так, в 1831 году в Туруханском магазине должно было находиться не менее 30 тысяч пудов хлеба, в Ярцевском — 4500 пудов, в Кежемском — 3000 пудов, в Назимовском — 1000 пудов, в Дудинском — 5000 пудов. В городах хлеб продавался населению с наценкой в 6 %. Если хлеб был населению не по карману, то с согласия Казенной палаты его продавали без прибыли. Как писали в отчетах ее чиновники, хлеб раздавался «соразмерно действительной нужде и количеству заказов» (Вардинов, Н. Указ. соч. — С. 203–205).
Если 1835 год оказался очень урожайным, то в 1837 году посевные поля губернии постигла небывалая засуха. Сильные недороды повторялись и в 1838 и 1839 годах. Особенно от засухи пострадали крестьянские хозяйства в Ачинском и Минусинском округах.
Современник тех событий В. Вагин отмечал: «Жители губернии, привыкшие к постоянным урожаям и к безбедной сытой жизни, не сохраняли запасов, а при неурожае не умели ограничить свои потребности. Поэтому первые недороды совершенно обесхлебили губернию» (Вагин, В. И., Сороковые годы в Иркутске / В. И. Вагин // Литературный сборник. — СПб., 1885. — С. 252–253).
Иркутский чиновник Николай Егорович Тюменцев, свидетель тех драматических событий, рассказывал: «Я не видел ничего ужаснее. Целые деревни сидели без хлеба. Купить было негде и не на что. Во что бы то ни стало надо было спасать население, кроме того, нужно было обеспечить и казенные потребности, а также поставить продовольствие в Туруханский край, куда вследствие неурожаев совершенно прекратился привоз частного хлеба» (Вагин, В. И. Указ. соч. — С. 252).
