Николай Шпанов - Старая тетрадь (рассказы)
Йенсену казалось, будто он понял: это произошло потому, что вместо привычных шкурок он получил в руки непривычную чековую книжку.
Не нужно было брать ее, нужно было самому распоряжаться добытыми меховыми богатствами! Если бы в руках у него были эти шкурки!..
Йенсен нерешительно потянул дверь магазина..,
– Покажите мне шкурку лучшего шпицбергенского песца, – буркнул он, не глядя на продавщицу.
Он с наслаждением погрузил руку в пушистый мех. Пальцы сводила жадная судорога. Да, ему не следовало выпускать это из рук!
– Сколько? – отрывисто спросил он.
Продавщица с недоверием смотрела на этого мрачного человека с лицом, заросшим неровной рыжей бородой, с темными мешками под глазами. Она с опаской отодвинула песца подальше от его рук с такими неопрятными, черными ногтями. Не очень охотно она ответила Йенсену:
– Двести пятьдесят крон, херре... Это лучший сорт: настоящий Свальбард.
Йенсен приоткрыл глаза. Он подумал, что ослышался. Но продавщица повторила цену и сказала, что в других фирмах такой песец стоит еще дороже. Только фирма Брандт может торговать по таким низким ценам – благодаря непосредственным связям со зверобоями Свальбарда. Йенсен внимательно слушал. Зверобои Свальбарда – это такие же дураки, как он... А может быть, не все таковы?
Он спросил:
– Ведь два месяца тому назад шкурка стоила двести?
– Спрос на этот мех в Европе необычайно повысился, и мы ждем дальнейшего роста цен. Вы не возьмете? – спросила продавщица таким тоном, словно с самого начала была в этом уверена.
– Нет... благодарю вас... Нет...
Он медленно вышел из магазина. Но дальше он не знал, куда идти, что делать. Было ясно одно: нужно начинать сначала. Надо получить меха, как можно больше мехов!.. Много мехов!..
Но при этой мысли в голове воскресали картины шпицбергенских скитаний. Мутный сумрак полярной ночи, снег, спокойно падающий, снег крутящийся, снег беснующийся, снег, ровно лежащий бесконечным покровом, вздымающийся огромными горами, снег, хрустящий под полозьями саней, снег, обламывающийся на краю ледниковых трещин... Ледниковые трещины... трещины!..
Йенсен остановился посреди тротуара, погруженный в раздумье, не замечая удивленных взглядов предупредительно обходивших его прохожих. Перед его взорами проходили картины шпицбергенских ледников, изрезанных глубокими пропастями трещин, куда попадают люди...
"Трещины, трещины, трещины". Он почти крикнул это слово и побежал домой.
С лихорадочной поспешностью он разобрал содержимое своего чемодана. Наконец вытащил из-под кучи грязного белья истрепанную записную книжку. Перелистал ее с начала до конца. Еще раз. Внимательно осмотрел вырванные, едва державшиеся на скрепках листки, радостно вскрикнул:
– Я имею право!.. Имею право...
Сунув книжку в карман, Йенсен пошел к фру Хильме. Фру Хильма имела обширное знакомство. Она могла дать ему нужный совет. Познакомить с кем следует...
Через три дня Йенсен ехал на пароходе в Тромсё. Там в отделении Норвежского банка хранился вклад Яльмара Свэна – выручка за то, что он успел прислать со Шпицбергена после первых двух лет зимовки. Остальное – цена последних двух сезонов Яльмара Свэна – было теперь там же, где и собственные сбережения Кнута Йенсена.
Приехав в Тромсё, Йенсен не сразу пошел в банк, хотя у него не было денег даже на гостиницу. Он долго ходил по чистеньким улицам тихого городка. Редкие автомобили. Скромные выставки небольших магазинов. Глаза Йенсена останавливались на всем этом так пристально, точно он никогда прежде ничего подобного не видел.
Только начавшийся дождь заставил его наконец преодолеть последнее, что стояло между ним и началом новой разумной жизни, – неуверенность в успехе. Разве фру Хильма не ручалась за качество чека и полную тождественность подписи с факсимиле Свэна?
Уверенно стуча сапогами и дымя окурком дешевей сигары, Йенсен смело подошел к окошечку кассы.
Через четверть часа ему была уже смешна собственная нерешительность. Все произошло так быстро и просто, что не стоило из-за этого столько думать.
При умении жизнь на материке, оказывается, ничуть не сложнее, чем на Свальбарде! Только тут, как и там, нужно хорошо знать условия погони за счастьем: верная рука, точный глаз и побольше решительности. Ну что же, может быть, еще и не все потеряно? Стоит только завести дружбу с теми людьми, которые так любезно смастерили ему чек с подписью Свэна. Чем, собственно говоря, это отличается от поступка охотника, вынимающего песца из ловушки соседа? Правда, если там, на Свальбарде, человека застанут за таким делом, никто не задумается пустить ему пулю в спину. И никакой губернатор даже не станет передавать такое дело в суд. Суд уже будет считаться совершенным. Суровый суд, по суровым законам снежных пустынь. Ну, а здесь? Говорят, будто прежде за такие дела отрубали руку. Но теперь-то ее ведь не отрубают! Несколько месяцев тюрьмы? Что ж, если оттуда человек выходит с двумя руками, то дело не так плохо. Право, он лучше всего поступит, если вернется в Берген. К этому выводу Йенсен пришел вечером, ложась в мягкую постель отеля "Виктория". Он уже почти заснул, когда на соседней кирхе пробило десять. Эти удары заставили его на миг вернуться к действительности. Он сунул руку под подушку, где лежала пачка банкнотов, полученных по поддельному чеку с текущего счета Яльмара Свэна. Следующий удар часов на кирхе уже не дошел до сознания Йенсена. Он спал, засунув руку под подушку. В руке были зажаты деньги.
7Примерное благодушие и удовлетворение жизнью, более полное, нежели то, что он испытал за два месяца в Бергене, стоивших ему всего состояния, не покидали Йенсена весь следующий день. Он точно и хозяйственно рассчитал каждое эрё. Оставалось только дождаться вечера, когда пароход заберет его, чтобы свезти обратно в Берген.
Но вечер принес разочарование. Жизнь, только что ставшая простой и понятной, снова вдруг спуталась. Неожиданности делали ее трудной. Может быть, даже трудней, чем жизнь шпицбергенского охотника?
Держа газету так, чтобы загородиться от соседей в ресторане, Йенсен в десятый раз перечитывал ее. Он уже почти перестал понимать смысл заметки, выделенной жирным шрифтом из окружающего текста:
"Впервые в истории нашего отделения Норвежского банка ему был предъявлен подложный чек... Злоумышленник не принадлежит к числу жителей нашего города".
В конце заметки перечислялись приметы похитителя, сообщенные банковским клерком. Они до смешного точно совпадали с тем, что мог бы сказать о себе сам Йенсен по воспоминаниям, сохранившимся у него от редких встреч с зеркалом.
Представив себе, каким должен возникнуть его образ по этому описанию в головах читателей, Йенсен почувствовал непривычный холод в спине.
Второй раз легкая материковая жизнь заставила его растеряться – его, ни разу не терявшего самообладания за двенадцать шпицбергенских зим.
Продолжая загораживаться газетой от не устремленных на него взглядов, Йенсен тихо вышел из зала.
– Господин портье, расписание пароходов!
Он взял раскрашенный листок.
– Я могу назвать вам любой пароход, сударь, – портье предупредительно перегнулся через конторку.
Не слушая его, Йенсен внимательно просмотрел расписание.
– Мне нужно завтра уехать в Берген.
– Прикажете послать за билетом?
– Хорошо, возьмите. Завтра дадите счет.
Йенсен вышел на улицу. Все та же кирха отсчитала восемь ударов, словно хотела, чтобы он навсегда запомнил этот час. Но его эти удары интересовали только потому, что напоминали о времени близкого закрытия парикмахерских. А услуги брадобрея были ему нужны прежде всего.
К пароходной кассе Йенсен пришел уже без бороды. У пристани было мало народу. Перегнав Йенсена на велосипеде, к кассе подъехал мальчик-рассыльный отеля "Виктория". Йенсен слышал, как он потребовал билет на завтрашний пароход до Бергена.
Какой-то человек подошел к рассыльному, когда мальчик, отойдя от окошечка, пересчитывал сдачу. Человек задал мальчику вопрос, которого Йенсен не мог расслышать, так как говоривший стоял к нему спиной. Но Йенсен разобрал ответы мальчика:
– Для нашего постояльца... Да, он приезжий... Кажется, из Бергена.
Человек ушел за мальчиком к гостинице.
Йенсен не спеша подошел к кассе:
– Билет на сегодня в Хаммерфест.
Кассир высунулся из окошечка:
– Пароход отходит через пять минут, херре.
– Билет, скорей!
Запершись у себя в каюте, Йенсен еще раз пересчитал деньги, словно и без того не помнил, сколько осталось от сбережений Свэна.
По его расчетам, денег должно было хватить для оплаты проезда от Хаммерфеста до Кингсбея и для приобретения части того, что нужно охотнику на Свальбарде. Остальное он получит в кредит. Столько, сколько ему нужно на одну зимовку. Тринадцатую!
