Александр Формозов - Исследователи древностей Москвы и Подмосковья
Выйдя в отставку в 1822 году, Чертков два года странствовал по Западной Европе, подолгу жил в Австрии, Швейцарии, Италии, изучил итальянский и древние языки, всерьез увлекся археологией и античной культурой. С 1824 года он обосновался в Москве (правда, с перерывом в 1827 году, когда вновь поступил на военную службу, чтобы участвовать в турецкой кампании). Богатый, независимый, широко образованный человек, он теперь посвятил себя наукам. Сначала он отдавал предпочтение естественным дисциплинам. Под руководством директора Музея естественной истории и профессора университета, основателя и ныне существующего Московского общества испытателей природы Григория Ивановича Фишера фон Вальдгейма (1771–1853) им были составлены «минералогический кабинет», коллекция бабочек, гербарий. В Обществе сельского хозяйства Чертков разрабатывал вопрос о развитии овцеводства в России.
Постепенно полюбившаяся с детства история оттеснила биологию и геологию на второй план. Наряду с прочим Чертков собирал старинные монеты. Таких коллекций в дворянских и купеческих домах было немало и раньше, но впервые собиратель подошел к делу научно и создал классификацию привлекавших его предметов. Труд Черткова «Описание русских древних монет», вышедший в нескольких выпусках в 1834–1842 годах, заложил основы отечественной нумизматики и долго сохранял свое значение. Даже в 1896 году другой наш виднейший нумизмат А. В. Орешников строил свое классическое исследование «Русские монеты до 1542 года» как дополненный вариант чертковского каталога.
Библиотека Черткова тоже не была первой ни по времени возникновения, ни по количеству книг, но в отличие от других она имела четкий профиль. Приобреталась «Россика» – издания, касающиеся России. К 1863 году их накопилось более 4700 томов, и владелец напечатал каталог, сопроводив каждое название подробной аннотацией. Получился ценнейший библиографический справочник. После смерти Черткова его сын подарил библиотеку отца, содержавшую уже 17300 книг, городу Москве, построив для этого специальное здание. В 1870-х годах чертковское собрание передали Историческому музею, а уже в 1930-х оно легло в основу столичной Исторической библиотеки.
Коллекционировал Чертков и древности. Среди них особенно любопытна археологическая находка, сделанная в 1830-х годах и с тех пор в Подмосковье ни разу не повторившаяся. В 1825–1844 годах строился канал между Истрой и Сестрой, длиною 8 верст. Около Клина, у села Загорье на реке Сестре, в земле были обнаружены кости мамонта, два кремневых наконечника стрел и семь бронзовых изделий: топор-кельт и шесть наконечников стрел с шипами и втулками. Надзиравший за работами на канале лейтенант Ропп доставил эти вещи Г. И. Фишеру фон Вальдгейму. Тот описал их в двух изданиях, а потом передал Черткову.[73]
Бронзовые предметы, несомненно, относятся к одному времени. Может быть, они входили в комплекс клада, а может быть, были положены в качестве погребальных даров в могилу. В любом случае возраст их ясен – VII век до нашей эры, самое начало железного века. Вместе с ними могли зарыть и кремневые наконечники. Все же вероятнее, что они, как и кости мамонта, найдены в другом месте. Каменные орудия в Подмосковье с тех пор находили не раз, а вот бронзовые изделия тех же типов, что в Загорье, пока что не встретились здесь никому.
Чертков опубликовал несколько книг и десятка два статей по истории античного мира, ранних славян и древней Руси. За эти труды в 1842 году его избрали в Петербургскую Академию наук. В 1849–1857 годах он возглавлял Общество истории и древностей Российских при Московском университете. Способствовал он и созданию в Москве Училища живописи, ваяния и зодчества. Оценивая деятельность Черткова в целом, мы с полным правом можем сказать, что для русского просвещения она была очень полезной.
Подкрепляют эту характеристику и его раскопки подмосковных курганов. Они были начаты у села Верхогрязье, в 5 верстах от Звенигорода и 42 – от Москвы. Ныне это село Грязь Одинцовского района. Отсюда в 1941 году отправился на фронт А. Т. Твардовский, о чем рассказано в его книге «Родина и чужбина». А за сто три года до того в Верхогрязье – имении Н. А. Толстого – велись строительные работы. При этом были снесены пять насыпей в расположенной там группе из шестнадцати курганов. Попавшиеся в земле старинные металлические вещи были описаны в «Журнале Министерства внутренних дел» и присланы в Общество истории и древностей Российских.[74] Осмотрев их, Чертков решил раскопать оставшиеся курганы. Четыре из них удалось изучить уже в сентябре 1838 года. Сообщение о своих исследованиях и сделанных находках Чертков напечатал в третьем томе «Русского исторического сборника» в 1839 году. Остальные семь курганов подверглись раскопкам в 1845 году, а полный отчет за два полевых сезона увидел свет в Петербурге в «Записках Археолого-нумизматического общества» на русском и французском языках.[75] И к той, и к другой статье приложены гравированные рисунки – первые научные публикации древних предметов из Подмосковья.
Курганы у Верхогрязья – обычные древнерусские захоронения. В пяти – лежали только костяки. Скорее всего, это могилы мужчин. В шести других при скелетах нашли женские украшения: типичное для земли вятичей височное кольцо – серебряную пластинку с дужкой наверху и семью лопастями, отходящими по полукружию внизу, шейную гривну, перстни, бусы, браслеты, бубенчики. Были здесь и крестики. Все эти изделия Чертков подробно описал.
Исследования были проведены тщательно, промерены высота и диаметр холмов, указано, какова их структура, насыпь снимали целиком, а не рыли яму в ее центре. Это позволило заметить ровики, откуда брали глину при возведении кургана.
По существовавшему в царской России закону владелец той земли, где велись раскопки, имел право на часть находок. Жена Н. А. Толстого взяла себе один из найденных в могилах медных браслетов, вызолотила его и носила на руке. Все прочие вещи Чертков забрал и сдал в Оружейную палату – единственный в ту пору московский музей.
Очень важно, что при описании находок Чертков распределял их по погребениям, а не характеризовал суммарно. Для чего это нужно? На кладбище могли быть похоронены деды, сыновья и внуки, бабушки, дочери и внучки. Орудия и украшения, положенные в их могилы, не были тождественными. Смешав эти вещи в кучу, неопытные археологи теряют ценную информацию.
К обработке добытых материалов Чертков привлек специалистов по естественным наукам. Черепа он послал в Петербург знаменитому биологу академику Карлу Максимовичу Бэру (1792–1876), а металлические вещи передал на анализ профессору химии Московского университета Родиону Григорьевичу Гейману (1802–1865). Его заключение приведено в публикации. (Нам часто кажется, что применение точных методов в археологии– достижение середины XX века. Это не так. Уже в 1810-х годах известный физик Гемфри Дейви был приглашен на раскопки в Помпеях, чтобы найти способ развернуть обнаруженные там свитки папирусов и определить состав древних красок).[76]
Чертков пытался ответить и на два самых трудных вопроса – к какому времени относятся раскопанные курганы и какой народ их насыпал. В этой связи он отметил, что в могилах не было ни одного железного предмета, и на этом основании склонен был считать их очень древними. В сознании исследователя как-то не укладывался тот факт, что подмосковные крестьяне через много лет после крещения Руси все еще хоронили сородичей по языческому обряду – зарывали с ними всякие вещи, а потом насыпали высокий холм. Поэтому Чертков думал, что курганы не русские, эпохи христианства (хотя сам нашел медные крестики), а гораздо более ранние. В 1838 году он приписывал их упоминавшимся в летописях племенам мере и муроме, а в статье 1848 года говорил о «варяго-россах».
Вел ли Чертков раскопки в Подмосковье в более поздние годы, неизвестно, но в его коллекции были древности еще из одной курганной группы – у села Курово, Черкасово тож, Дмитровского уезда (ныне района).[77]
Таким образом, как полевой работник раскопщик Чертков стоял на большой высоте. В первой половине XIX века делал то, что не всегда делали его преемники сто лет спустя: описал находки по курганам, а не все в куче, выявил ровики, сохранил и послал специалистам черепа. Основная задача была им успешно решена. Стало ясно, что курганы – погребальные памятники, а не фортификационные сооружения, насыпи над индивидуальными захоронениями, а не братские могилы, погребения древних обитателей Подмосковья, а не татар, литвы или французов.
Материалы из раскопок под Звенигородом долго служили эталоном при определении древностей, найденных в Центральной России. В 1843 году у села Ворыпаевка Коломенского уезда (ныне района) были случайно снесены два кургана. При описании предметов, извлеченных из них, уже дана ссылка на находки в Верхогрязье.[78]
