Н Бухарин - О мировой революции, нашей стране, культуре и прочем
Последнее положение, к сожалению, совершенно верно, соответствует действительности и - позвольте ответить комплиментом на комплимент является, как признанье, вполне "здравой вещью". Постараемся об'яснить и преодолеть эту, не вполне выгодную для проф. Павлова, действительность.
Популярно об'яснять, значит - прежде всего - об'яснять примерами. Так вот мы и начнем с примеров.
Знал ли рабочий класс дело управления государством? Не знал. "Кухаркиных детей"
держали подальше даже от школы. Был рабочий класс неучем по сравнению с буржуазией? Был. "Навалил" ли он на свои плечи управление государством?
"Навалил". Все это признает и сам проф. Павлов.
Позвольте! А где же ваше "безвыходное противоречие"? Как же случилось этакое чудо, что неучи расколотили противника и крепко, точно молодые дубы, стоят на завоеванной земле? Разгадка простая, проф. Павлов: не знали - узнали; не учились - обучились и научились; не умели, а потом сумели. Только и всего. Вот некоторые очень почтенные и уважаемые буржуазные умы утверждают даже, что у нас самое умное правительство (см., напр., рассуждения по этому поводу графа Keyserling'a). Но оставим этот вопрос в стороне. Все же никто не станет оспаривать, что один факт нашей победы и нашего укрепления кое-что говорит и о руководстве нашего класса - не так ли?
Другой пример. Знал ли рабочий класс, как строить армию? Не знал. Офицерский корпус вербовался не из рабочих, как это хорошо известно И. Павлову ("тогдашние"
газеты он, ведь, читал!), а, главным образом, из благородного дворянского сословия. Генералов из рабочих тоже, как будто, было маловато - не так ли? Что касается неучей-революционеров, то им не приходилось командовать армиями. А вот поди ж ты! "Навалил" на себя рабочий класс этакую обузу? "Навалил". И, представьте себе: армию построил, ею командовал, победоносно вел ее в бой, получил признание от противника, полное, безоговорочное (рекомендуем проф.
Павлову прочитать отзывы белых генералов о Красной армии - чтение весьма поучительное). Опять таки, что за чудо? Ведь это "безвыходное противоречие"?
Конечно, противоречие, только с точки зрения заскорузлой, статической, чисто формальной, с позволения сказать, логики, которая - выражаясь гегельянски - не знает категории "становления". А загадка опять просто решается: научились, проф.
Павлов! И так научились, что к новым условиям войны оказались более приспособленными, чем Колчаки, Врангели, Юденичи и прочие не-неучи, которые, можно сказать, "собаку с'ели" на военном деле.
Третий пример. Управлял ли рабочий класс промышленными и торговыми единицами, банками, кооперативами и т. д.?
Нет. Был неучем. Много глупостей делал, когда за это дело взялся. А теперь уже подучился, стал на ноги. Продолжает учиться, но уже уверенно стоит на совершенно новой для него почве.
А теперь спросим себя: во всех этих областях внес рабочий класс что-либо свое, новое? Ясно, что внес: Красная армия - далеко не то, что белая; советская система совсем не похожа на так называемое парламентское государство; наше хозяйство весьма далеко от частного хозяйства буржуазии. И т. д., и т. п.
Теперь интересно узнать, почему же культура снабжена таким "табу", что здесь "неучи" ничего не смогут сделать, ничему не смогут научиться? Где попытка (хотя бы попытка!) доказать это? Увы, ни тени доказательства нет, если не считать за доказательство сердитые фразы и сердитые слова.
Сердится проф. Павлов ужасно свирепо.
"Люди вообразили, - пишет он про нас, - что они, несмотря на заявление о своем невежестве, могут переделать все образование нынешнее".
Страсти-мордасти! Вот ужас-то, в самом деле! И переделаем-таки, как нам нужно, обязательно переделаем! Так же переделаем, как переделали самих себя, как переделали государство, как переделали армию, как переделываем хозяйство, как переделали "расейскую" "Федорушку-Варварушку" в активную, волевую, быстро растущую, жадную до жизни, народную массу, которая только теперь завоевала себе возможность настоящего развития.
По существу: возражает ли проф. Павлов против того, что я называл в своем докладе принципами пролетарской культуры? Нет, не возражает. Признал ли он сам необходимость увязки между различными идеологическими областями ("уничтожение анархии интеллектуального производства") и отчетливого сознания практической ценности научных конструкций и т. д.?
Как будто признал. Может ли буржуазия решить эти задачи? По-нашему, не может.
Если бы нужны были здесь доказательства, мы могли бы привести их немало.
Современная буржуазная наука, начиная от самой абстрактной и кончая самой "практической", вроде техники, тщетно бьется в поисках синтезов - и не находит таковых. То же и в области искусства. Со всех сторон жалобы, со всех сторон разговоры и причитанья о кризисе "духовной культуры", о "тупике" и проч. Разве это случайно? Выдающийся германский социолог Георг Зиммель пишет в одной из своих последних работ об общем духовном кризисе, который, по Зиммелю, есть результат столкновения между "жизнью" и существующими формами жизни. Переводя эту философскую абстракцию на язык конкретного, получаем: буржуазный строй, с его производственной анархией и дробностью, которая еще более усилилась процессом распада его форм, не может уже решать синтетических задач. Вот почему его культура идет книзу. Вот почему рост культуры должен иметь своей исторической предпосылкой господство рабочего класса.
Но проф. Павлову некогда заниматься такими высокими материями. Он берет исходной точкой для своей атаки нашу практику, обращаясь к нам - в нашем вольном переводе - примерно так: "Хорошо поешь, где-то сядешь?". И оказывается, что "садимся"-то мы очень плохо, хотя и хорошо, быть может, "поем".
"Сейчас на что-нибудь даются огромные деньги, напр., на Японию в расчете на мировую революцию, а рядом с этим наша академическая лаборатория получает три рубля золотом в месяц... Надо разумно давать, понимать для того, чтобы делать, значение биологии, значение другого вопроса и т. д. Этого ничего нет".
И далее еще более сердито:
"И что же, если эту самую науку будут третировать люди, которые сами признают, что они ничего в этой науке не знают, что из этого выйдет? Разве это не чрезвычайная опасность для науки?"
Тут нужно об'ясниться начистоту.
Прежде всего, откуда это проф. Павлов узнал об "огромных деньгах" на "Японию"?
Газет, ведь, он не читает. Что же, "знакомый рассказал"? Достойны ли такие приемы ученого об'ективиста? Хорошо ли это?
Далее. Мы, действительно, оказывали неоднократно помощь трудящимся разных стран.
А они нам не оказывали такой помощи? Они нам не помогали бороться с интервенцией и блокадой? Не собирали крох во время ужасного голодного года? Не помогли, не заставили ряд государств признать нас, как великую державу? Нельзя же так близоруко подходить к вопросу. Нельзя не видеть больших вопросов, которые иногда решают все.
Проф. Павлов, как и многие, впрочем, профессора, не видят этой большой, исторически необходимой, стратегии рабочего класса: это не их забота.
Когда идет борьба, то приходится часто жертвовать всем для целей этой непосредственной борьбы, хотя экономически это нерационально с точки зрения дня.
Но если положительный исход борьбы есть необходимая предпосылка для всего остального, то выбора нет: нужно жертвовать всем.
С точки зрения статистической и с точки зрения рассуждений "вообще", бессмысленно, что мы на оборону тратили больше, чем на просвещение. Но это не бессмысленно с точки зрения всего нашего дела, которое опрокидывает старый status quo; это не бессмысленно с точки зрения истории. Для того, чтобы это понять, нужно иметь горизонты побольше, чем горизонты "квартиры и лаборатории", нужно выйти за пределы узкой специальности, нужно не замыкаться в четырех стенах, нужно постараться понять события в их взаимной обусловленности, в их движении и в их - как это ни трудно всемирном масштабе...
Само собой разумеется, что все сказанное не есть оправдание частных ошибок, излишнего "битья посуды", конкретных и общих случаев неумелости и неопытности.
Это есть "издержки обучения", очень тяжелые, но временные. Не они решают дело.
Проф. Павлов ведет атаку против всей системы и против руководства коммунистов, которые "ничего не знают в этой науке".
Что касается наших руководящих кругов, то - смеем уверить профессора Павлова - они в биологии и физиологии понимают много больше, чем проф. Павлов в области общественных наук, и проф. Павлов совершенно напрасно выступает со столь категорическими утверждениями. Но что весь наш класс еще очень мало культурен, это мы признаем. Тем не менее, и по отношению ко всему нашему классу нельзя выдвигать обвинения, будто он "третирует" науку. Для этого нужно было бы лишь почитать некоторые документы, вроде нашей партийной программы, ряда постановлений профсоюзов, органов Советской власти, разных конференций и совещаний рабочих и проч. Мы совершили и совершаем много ошибок, но линия нашей политики - совершенно правильна. Никакой опасности для науки нет: есть лишь опасность для тех якобы ученых предрассудков, которые поворачивают "людей ума и знания" против "материальной массы". Вот для этих вещей существует громадная опасность, и будет в высшей степени хорошо, если эта опасность для них превратится в их гибель.
