Н Греков - Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы
Возможно, командование Дальневосточной армии именно эту цель и преследовало, однако, в конечном счёте победа осталась за дипломатами и японцев оставили в покое{77}.
Другой, вызванный военными, инцидент, по странной случайности также совпал с завершением очередного этапа урегулирования русско-японских отношений. 21 июня 1907 года полиция по требованию военного ведомства арестовала в Нижнем Новгороде японского майора Хамаомото, как "не имеющего официального разрешения на проживание в этом городе"{78}. Арест был произведен за две недели до подписания общеполитического русско-японского соглашения. МИД потребовало немедленно освободить японца. Свои мотивы министр иностранных дел А.П. Извольский изложил начальнику Генштаба Ф.Ф. Палицыну в письме от 3 августа 1907 года, уже после подписания соглашения. Как оказалось, арест майора Хамаомото был незаконным, т. к. в силу статей Портсмутского договора 1905 г. японские подданные в России пользовались правом "наибольшего благоприятствования", следовательно, "правом передвижения и пребывания в различных местностях, сообразуясь лишь с местными законами"{79}.
Трудно поверить, что в военном ведомстве не знали содержания статей мирного договора с недавним противником. Скорее военные круги России, недовольные сближением двух стран, пытались помешать диалогу. Это предположение подкрепляется тем фактом, что именно летом 1907 года военные под различными предлогами, но также в обход законов, задержали несколько японских офицеров на Кавказе и в Приморье.
Эти малозаметные, на первый взгляд, "булавочные уколы", нанесенные в "нужный" момент, всегда бывали довольно чувствительны для МИД, если дело касалось только межведомственной свары, и, в целом для сторонников закрепления европейской ориентации внешней политики России, поскольку создавали неожиданные препятствия в сложной политической игре, которую Петербург затеял с Берлином и Лондоном.
В 1906 году российское МИД начало предварительные переговоры с английской стороной о разграничении сфер влияния в Центральной Азии. Одновременно начались переговоры между Россией и Германией относительно постройки в Персии железных дорог. Царская дипломатия, готовя соглашение с Англией, старалась не испортить отношений с Германией.
Париж и Лондон терялись в догадках относительно истинных намерений Петербурга. Британский посол в России А. Никольсон телеграфировал своему руководству, что министр иностранных дел А.П. Извольский "более, чем было бы желательно", склонен посвящать германского посла в переговоры об англо-русском соглашении. Летом 1906 года отказ Извольского подписать протокол совещания начальников генеральных штабов Франции и России, а также внезапный перенос русской стороной запланированного визита английской эскадры, по оценке прессы, явились признаками усиления в Петербурге сторонников прогерманской ориентации{80}.
Германский канцлер фон Бюлов во время выступления в рейхстаге 1 и 2 ноября 1906 года, в самых теплых выражениях высказался о состоянии отношений между Германией и Россией{81}. Радужную перспективу лишь слегка туманили русско-германские противоречия в Персии.
В этих условиях Германский Большой штаб крайне нуждался в достоверной информации о состоянии русских вооруженных сил и политическом положении на Кавказе, в Туркестане и Сибири. Известия о готовящейся англо-русской конвенции еще больше подогревали интерес Германии к оценке прочности позиций России в Азии.
Территория Азиатской России не входила в сферу традиционных интересов немецких военных. Агентурная разведка, как уже было сказано выше, велась ими преимущественно в западных губерниях России. Видимо, добыть нужные сведения германцы могли только одним способом - получив официальное разрешение русских властей на посещение Кавказа и Туркестана. Этот способ не был нов для немцев. Периодически германский военный атташе в России, подобно всем своим коллегам, совершал поездки по различным районам империи, но необходимость присутствия в столице и гигантские расстояния лишали самого атташе и его помощников возможность посещать отдаленные местности России. Тогда на разведку из Германии высылали "путешественников".
В начале апреля 1907 года Баварская миссия в Санкт-Петербурге поставила в известность русское МИД о желании принца Арнульфа Баварского посетить Кавказ и Туркестан. Германское МИД просило российского дипломатического представителя в Мюнхене завизировать для принца паспорт на имя графа Вартенштейна. Принц уведомил русское посольство о своем желании сохранить в секрете всю информацию о подготовке его путешествия.
Российский дипломат действительный статский советник Вестман по этому поводу сообщил начальнику Генштаба Ф.Ф. Палицыну: "Особенно строгая тайна, соблюдаемая здесь относительно отъезда принца Арнульфа в наши владения в Средней Азии, наводят меня на мысль, что... охота и желание изучить малоизвестный край не должны считаться исключительно целями этого путешествия"{82}. Дело в том, что принц лишь незадолго до этого вышел в отставку с должности командира корпуса германской армии, сохранив за собой "репутацию выдающегося по военным способностям и ...образованию генерала". Принц симпатизировал Пруссии и "находился в тесной связи с австрийским двором"{83}, то есть продолжал активную политическую жизнь.
Исходя из этого, Вестман делал вывод: "...я не был бы удивлен, если бы в программу путешествия вошло бы также намерение ближе ознакомиться с нашим военным положением на афганской границе для оценки нашей там боевой готовности на случай столкновения с Англией"{84}.
Принц Арнульф Баварский включил в состав своей свиты специалиста по Кавказу и Средней Азии профессора Готфрида Мерцбахера и геолога доктора Конрада Лехуса. Путешествие явно носило характер поисковой экспедиции, а не развлекательной поездки стареющего аристократа. Тем не менее отказать высокой особе в праве путешествовать по Туркестану русские власти не решились. Отклонение просьбы принца могло сразу осложнить отношения между Россией и Германией. Петербург проявил максимум вежливости. Принц также вел себя по-джентльменски. Он строго придерживался заранее оговоренного с властями маршрута.
По сообщениям Туркестанского генерал-губернатора Гродекова, граф Вартенштейн, он же принц Баварский, 18 апреля проследовал через Красноводск в Бухару, Ташкент и далее, согласно утвержденному маршруту, в Семиречье. Генерал-губернатор счел нужным отметить, что "все возможные удобства" путешественнику были предоставлены{85}.
МИД России внимательно и с опаской следило за передвижением принца. Извольский, дабы избежать какой-либо бестактности местных частей в отношении "графа Вартенштейна", в письме от 3 мая 1907 года заверял начальника Генштаба, что принц не станет без дозволения приближаться к пограничным районам, тем более, что о его пребывании в Средней Азии поставлены в известность все местные губернаторы, политический агент в Бухаре и даже русские консулы в китайских приграничных городах Кашгаре и Кульдже. На тот случай, если бы принц решил самовольно направиться в области, закрытые" для иностранцев, военным властям было рекомендовано сообщить ему о запретах и немедленно запросить дальнейших указаний из Петербурга{86}.
Поездка принца Арнульфа Баварского по Азиатской России закончилась в июле без каких-либо осложнений. Экспедиция ограничилась посещением внутренних районов Туркестана, так и не сделав попытки выйти на границу. Это либо не входило в планы принца, помощники которого могли за 3 месяца разъездов собрать достаточно сведений о политической ситуации и русских войсках в Туркестане, не нарушив запретов, либо принц имел инструкции из Берлина, согласно которым не следовало преждевременно раздражать Россию, еще не решившую, чью сторону принять в англо-германском противостоянии.
С точки зрения политики балансирования, России даже было выгодно продемонстрировать Германии свою временную слабость в Средней Азии, чтобы тем самым подготовить почву для развития диалога с Берлином в случае обострения англо-русских противоречий. МИД и военные не мешали принцу и его спутникам изучатъ ситуацию в Средней Азии. Его поездку считали полезной для себя и сторонники проанглийской ориентации, и германофил партии. По мнению первых, откровенный интерес германцев к Туркестану должен был подтолкнуть Англию к дальнейшему сближению с Россией, хотя бы для того, чтобы не допустить ее союза с Германией. Прогермански настроенные военные и политики надеялись подчеркнутой предупредительностью по отношению к принцу еще раз продемонстрировать доверие Берлину. В общем, ради большой политики все предпочли закрыть глаза на разведывательный характер поездки германцев.
Немецкие офицеры в 1907-1909 гг. периодически осуществляли подобного рода разведывательные поездки по Туркестану и Сибири (Алтаю), но до тех пор, пока у части военных и дипломатических кругов России сохранялась надежда на сближение с Германией, особых препятствий им не чинили. И, по всей видимости, подобная тактика в сочетании с постоянными заявлениями Петербурга об отсутствии антигерманской направленности заключенных с Англией конвенций, в известной степени влияла на немецких политиков, Берлин долгое время исходил из тезиса о непримиримости англо-русских противоречий. Даже спустя год после заключения соглашения между Россией и Англией, германский посланник в Тегеране А. Квадт писал, что "если держаться осторожно" и "не дать возможности обеим державам сплотиться", то из-за внутренних противоречий "противоестественное согласие" со временем распадется. Канцлер фон Бюлов был целиком с ним согласен и не считал дело решенным{87}.
