Е Курганов - Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX века
Для домашнего наказания в кабинете (С. И.) Шешковского находилось кресло особого устройства. Приглашенного он просил сесть в это кресло, и как скоро тот усаживался, одна сторона, где ручка, по прикосновению хозяина вдруг раздвигалась, соединялась с другой стороной кресел и замыкала гостя так, что он не мог ни освободиться, ни предотвратить того, что ему готовилось. Тогда, по знаку Шешковского, люк с креслами опускался под пол. Только голова и плечи виновного оставались наверху, а все прочее тело висело под полом. Там отнимали кресло, обнажали наказываемые части и секли. Исполнители не видели, кого наказывали. Потом гость приводим был в прежний порядок и с креслами поднимался из-под пола. Все оканчивалось без шума и огласки.
Раз Шешковский сам попал в свою ловушку. Один молодой человек, уже бывший у него в переделке, успел заметить и то, как завертывается ручка кресла, и то, отчего люк опускается; этот молодой человек провинился в другой раз и опять был приглашен к Шешковскому. Хозяин по-прежнему долго выговаривал ему за легкомысленный поступок и по-прежнему просил его садиться в кресло. Молодой человек отшаркивался, говорил: «Помилуйте, Ваше Превосходительство, я постою, я еще молод». Но Шешковский все упрашивал и, окружив его руками, подвигал его ближе и ближе к креслам, и готов уже был посадить сверх воли. Молодой человек был очень силен; мгновенно схватил он Шешковского, усадил его самого в кресло, завернул отодвинутую ручку, топнул ногой и… кресло с хозяином провалилось. Под полом началась работа! Шешковскии кричал, но молодой человек зажимал ему рот, и крики, всегда бывавшие при таких случаях, не останавливали наказания. Когда порядочно высекли Шешковского, молодой человек бросился из комнаты и убежал домой.
Как освободился Шешковский из засады, это осталось только ему известно! [96, с. 782–785.]
Для разбора всех книг и сочинений, отобранных большею частию у Новикова, а также и у других, составлена была комиссия. В ней был членом Гейм Иван Андреевич, составитель немецкого лексикона, которого жаловала императрица Мария Федоровна, и он-то и рассказывал, что у них происходило тут сущее auto da fe (публичное сожжение на костре (фр.)). Чуть книга казалась сомнительною, ее бросали в камин: этим более распоряжался заседавший от духовной стороны архимандрит. Однажды разбиравший книги сказал:
— Вот эта, духовного содержания, как прикажете?
— Кидай ее туда же, — вскричал отец архимандрит, — вместе была, так и она дьявольщины наблошнилась. [135, с. 115.]
К. Г. Разумовский
В 1770 году, по случаю победы, одержанной нашим флотом над турецким при Чесме, митрополит Платон произнес, в Петропавловском соборе, в присутствии императрицы и всего двора, речь, замечательную по силе и глубине мыслей. Когда вития, к изумлению слушателей, неожиданно сошел с амвона к гробнице Петра Великого и, коснувшись ее, воскликнул: «Восстань теперь, великий монарх, отечества нашего отец! Восстань теперь и воззри на любезное изобретение свое!» — то среди общих слез и восторга Разумовский вызвал улыбку окружающих его, сказав им потихоньку: «Чего вин его кличе? Як встане, всем нам достанется». [16, с. 251.]
Вариант.
По случаю Чесменской победы в Петропавловском соборе служили торжественно-благодарственное молебствие. Проповедь на случай говорил Платон, для большего эффекта призывая Петра I, Платон сошел с амвона и посохом стучал в гроб Петра, взывая: «Встань, встань, Великий Петр, виждь…» и проч.
— От-то дурень, — шепнул Разумовский соседу, — а ну як встане, всем нам палкой достанется.
Когда в обществе рассказывали этот анекдот, кто-то отозвался:
— И это Разумовский говорил про времена Екатерины II. Что же бы Петр I сказал про наше и чем бы взыскал наше усердие?..
— Шпицрутеном, — подхватил другой собеседник. [63, л. 169.]
Как-то раз, за обедом у императрицы, зашел разговор о ябедниках. Екатерина предложила тост за честных людей. Все подняли бокалы, один лишь Разумовский не дотронулся до своего. Государыня, заметив это, спросила его, почему он не доброжелательствует честным людям?
— Боюсь — мор будет, — отвечал Разумовский. [9, с. 75.]
— Что у вас нового в Совете? — спросил Разумовского один приятель.
— Все по-старому, — отвечал он, — один Панин думает, другой кричит, один Чернышев предлагает, другой трусит, я молчу, а прочие хоть и говорят, да того хуже. (16, с. 244.]
Однажды в Сенате Разумовский отказался подписать решение, которое считал несправедливым.
— Государыня желает, чтоб дело было решено таким образом, — объявили ему сенаторы.
— Когда так — не смею ослушаться, — сказал Разумовский, взял бумагу, перевернул ее верхом вниз и подписал свое имя…
Поступок этот был, разумеется, немедленно доведен до сведения императрицы, которая потребовала от графа Кирилл Григорьевича объяснений.
— Я исполнил вашу волю, — отвечал он, — но так как дело, по моему мнению, неправое и товарищи мои покривили совестью, то я почел нужным криво подписать свое имя. [13, с. 269.]
Другой раз, в Совете разбиралось дело о женитьбе князя Г. Г. Орлова на его двоюродной сестре Екатерине Николаевне Зиновьевой. Орлов, всегдашний недоброжелатель Разумовского, в это время уже был в немилости, и члены Совета, долго пред ним преклонявшиеся, теперь решили разлучить его с женою и заключить обоих в монастырь. Разумовский отказался подписать приговор и объявил товарищам, что для решения дела недостает выписки из постановления «о кулачных боях». Все засмеялись и просили разъяснения.
— Там, — продолжал он, — сказано, между прочим, «лежачего не бить». [13, с. 269.]
Племянница Разумовского, графиня Софья Осиповна Апраксина, заведовавшая в последнее время его хозяйством, неоднократно требовала уменьшения огромного числа прислуги, находящейся при графе и получавшей ежемесячно более двух тысяч рублей жалованья. Наконец она решилась подать Кирилу Григорьевичу два реестра о необходимых и лишних служителях. Разумовский подписал первый, а последний отложил в сторону, сказав племяннице:
— Я согласен с тобою, что эти люди мне не нужны, но спроси их прежде, не имеют ли они во мне надобности? Если они откажутся от меня, то тогда и я, без возражений, откажусь от них. [40, с. 128.]
М. В. Гудович, почти постоянно проживавший у Разумовского и старавшийся всячески вкрасться в его доверенность, гулял с ним как-то по его имению. Проходя мимо только что отстроенного дома графского управляющего, Гудович заметил, что пора бы сменить его, потому что он вор и отстроил дом на графские деньги.
— Нет, брат, — возразил Разумовский, — этому осталось только крышу крыть, а другого возьмешь, тот станет весь дом сызнова строить. [25, с. 265.]
Г. А. Потемкин
Когда Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи.
Приехав в Петербург, старик явился во дворец, где жил Потемкин, назвал себя и был тотчас же введен в кабинет князя.
Дьячок хотел было броситься в ноги светлейшему, но Потемкин удержал его, посадил в кресло и ласково спросил:
— Зачем ты прибыл сюда, старина?
— Да вот, Ваша Светлость, — отвечал дьячок, — пятьдесят лет Господу Богу служил, а теперь выгнали за неспособностью: говорят, дряхл, глух и глуп стал. Приходится на старости лет побираться мирским подаяньем, а я бы еще послужил матушке-царице — не поможешь ли мне у нее чем-нибудь?
— Ладно, — сказал Потемкин, — я похлопочу. Только в какую же должность тебя определить? Разве в соборные дьячки?
— Э, нет, Ваша Светлость, — возразил дьячок, — ты теперь на мой голос не надейся; нынче я петь-то уж того — ау! Да и видеть, надо признаться, стал плохо; печатное едва разбирать могу. А все же не хотелось бы даром хлеб есть.
— Так куда же тебя приткнуть?
— А уж не знаю. Сам придумай.
— Трудную, брат, ты мне задал задачу, — сказал улыбаясь Потемкин. Приходи ко мне завтра, а я между тем подумаю.
На другой день утром, проснувшись, светлейший вспомнил о своем старом учителе и, узнав, что он давно дожидается, велел его позвать.
— Ну, старина, — сказал ему Потемкин, — нашел для тебя отличную должность.
— Вот спасибо, Ваша Светлость; дай тебе Бог здоровья.
— Знаешь Исакиевскую площадь?
— Как не знать; и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.
— Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
— Еще бы!
— Ну так сходи же теперь, посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси.
Дьячок в точности исполнил приказание.
