Норман Стоун - Первая мировая война. Краткая история
Противники начали сооружать траншейные линии, все более мощные и труднопреодолимые. Войска на передовых жили в блиндажах, подземных «дортуарах», защищенных от вражеской артиллерии. Вдоль передовых позиций ставились проволочные заграждения, а сами позиции располагались таким образом, чтобы избежать продольного огня, то есть зигзагом. Создавались и зигзагообразные коммуникационные траншеи, уходящие к лазаретам и пунктам обеспечения, а на случай отступления рылись несколько рядов траншейных линий. В дождливую погоду траншеи превращались в канавы грязи, и в них укладывались дощатые настилы. Массу неприятностей доставляли крысы, кормившиеся трупами, и вши (одежду, следуя турецкой практике, солдаты и офицеры раскладывали на муравейниках; муравьи поедали вшей, хотя и они тоже неплохо кусались). Тупиковая ситуация на Западном фронте сохранялась до середины ноября 1914 года. В военном отношении в этом не было ничего нового. В прошлом осаждающие и осажденные месяцами брали друг друга на измор; медлительностью отличались военные кампании Мальборо, проходившие примерно в том же регионе. Необычными были масштабы стагнации: на передовых позициях застыли в неподвижности миллионы людей, вооруженных и готовых к бою, и их разделяли какие-нибудь сто ярдов. А в целом немцы находились в лучшем положении: они располагались выше над уровнем моря и могли зарываться глубже в землю, не рискуя попасть в воду, которая во Фландрии подступала очень близко к поверхности, несмотря на искусный средневековый дренаж. Британские войска, плохо обученные добровольцы, месили в окопах липкую грязь, ставшую главной характерной и запоминающейся особенностью британского участка Западного фронта.
На востоке ситуация сложилась несколько иная. Фронт, почти тысяча миль, был вдвое протяженнее, но менее обеспечен войсками. В теории Россия могла призвать в армию многие миллионы людей: ее население составляло сто семьдесят миллионов человек, почти вдвое больше, чем в Германии и Австро-Венгрии, вместе взятых. Однако новобранцы обходятся дорого, а военный бюджет России позволял накормить и одеть не более четверти имеющейся рабочей силы. Мужчины освобождались от военной службы на самых разных основаниях: в силу религиозных верований, по состоянию здоровья или по жребию. Самой распространенной уловкой было «семейное положение». Если мужчина считался «кормильцем», то его не брали в армию. В начале августа в России женились два миллиона крестьян, что привело в замешательство военное министерство, которому ничего не оставалось, как отнести к патриотическому долгу и деторождение. Русские войска первой линии, пять миллионов штыков, не превышали германские, и на Восточном фронте около девяноста русских дивизий противостояли примерно восьмидесяти германским и австро-венгерским дивизиям. На одну милю русского фронта приходилось полторы тысячи солдат, а во Франции — пять тысяч солдат, к тому же гораздо лучше вооруженных и оснащенных. На западе имелись и другие существенные плюсы. К примеру, войска относительно быстро перебрасывались к наиболее опасным участкам фронта по железной дороге. В русской Польше таких дорог было значительно меньше, и передислокация резервов всегда создавала большую головную боль. В октябре 1914 года верховное главнокомандование чуть не потеряло целую армию, блуждавшую по улицам Варшавы. Однако Восточный фронт проявлял некоторую активность, хотя она в целом была бессмысленной.
В середине сентября немцы поняли: им надо как-то выручать своего союзника. Людендорф отправился к Конраду. Сын северогерманского фермера благоговел перед величием Габсбургов. К тому же штаб австро-венгров перебрался из бараков Пшемысля в относительно более комфортабельное поместье Тешен. Усадьба принадлежала номинальному командующему эрцгерцогу Фридриху и его супруге Изабелле, принцессе Крой. Эрцгерцог брал деньги за аренду поместья, а Конрад был больше занят тем, как организовать венгерско-протестантский развод для своей возлюбленной, на которой он не мог жениться по австрийскому (и католическому) закону. Конрад убедил Людендорфа: его войска оказались в ужасном положении, сдерживая русских, чтобы Германия выиграла войну на западе. А положение австро-венгерской армии действительно было катастрофическим. Она потеряла полмиллиона человек, сто тысяч — пленными, а Пшемысль[5], мощная крепость на склонах Карпат, и ее стодвадцатитысячный гарнизон были заперты русскими войсками со всех сторон. Она, конечно, пала бы, как это случилось с другими крепостями, если бы непролазная грязь вокруг не помешала русским подтянуть тяжелую артиллерию, которой у них все равно было немного. В любом случае австро-венграм требовалась срочная помощь, и германская армия во главе с Людендорфом заняла позиции севернее Кракова. Два месяца продолжались маневры, производившие впечатление на картах, но не давшие никакого результата. Людендорф считал, что он действовал бы эффективнее, имея больше войск.
Но Фалькенгайн должен был думать не только о Восточном фронте. В начале ноября война приняла мировые масштабы. Ее возникновение во многом было связано с Османской империей, вернее, со всем Ближним Востоком, включая Персию. Европейцы, заинтересовавшиеся нефтью Месопотамии (Ирак), считали Турцию отсталой страной и при помощи местных христиан легкой добычей. Немного людей могли похвастаться тем, что хорошо знали турок. В 1914 году Черчилль распорядился на пожертвования построить в Ньюкасле два линейных корабля для турецкого военно-морского флота. Тогда же в турецкие воды вошли и поступили на службу султану два германских крейсера — «Гебен» и «Бреслау», возбудив в обществе прогерманские настроения. Страна уже контролировалась прогерманскими группировками. Энвер-паша, военный министр, женатый на племяннице султана, вместе с другими младотурками энергично насаждал турецкий национализм. Моделью служила революционная Франция, и младотурки брали пример с балканских христианских государств: новый язык, новая интерпретация истории, новое великое национальное будущее. Энвер и его близкий соратник Талаат, министр внутренних дел, сумели втянуть правительство в войну. Завладев двумя германскими кораблями, они заставили команду надеть фески, притвориться турками и обстрелять русские порты, рассчитывая на то, что Россия объявит войну. Царь объявил войну в начале ноября, и большинство членов османского кабинета подали в отставку, протестуя против провокации Энвера. Но Турции пришлось воевать. Энвер вторгся в Россию, на Кавказе, и потерпел неудачу — более ста тысяч его людей погибли от болезней и морозов на высокогорных плато у Сарыкамыша. На Суэце неудача постигла и германского командующего Кресса фон Крессенштейна. Для Энвера все это не имело особого значения. Турецкая нация должна родиться в страданиях, и они принесут Турции больше пользы, чем арабам. Предвидение Энвера сбылось, хотя стоило Турции четверти ее населения, но претворил его в жизнь не Энвер-паша, а великий соперник военного министра Кемаль Ататюрк.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1915
1
Сражение под Ипром стихало, Восточный фронт сковала зима, и британцы задумались: что дальше? Как можно выиграть эту войну? История кое-чему учит, и ее уроки известны. Во времена Наполеона военная стратегия основывалась на британской силе и французской слабости. Военно-морской флот блокировал Францию и душил ее торговлю с внешним миром. Виноделие в Бресте, Бордо и Тулоне увяло, и французы потеряли влияние за границей. Альтернативные отрасли, поощряемые Наполеоном, требовали больших денег, но оказывались малоэффективными. Французская экономика перекосилась, а страны, зависевшие от нее, возмущались высокими ценами на самые заурядные товары. Англия, монополизировав заморскую торговлю, зарабатывала много денег и предоставляла займы австрийцам и русским, бравшим на себя сражения на суше. Потом британцы сами создали внушительную военную силу на дальнем крае наполеоновской империи — в Испании: восемьдесят тысяч человек, по тем временам очень большая армия, переброшенная морем, тогда как французам приходилось идти по горам и долам, по самой бесплодной местности в Европе, подвергаясь нападениям бандитов, отличавшихся исключительной решительностью и жестокостью. Наша guerrilla — «малая» война — пришла к нам из той эпохи. На самом деле она вовсе не была уж такой «малой». Британцы, испанцы и португальцы собрали грозную рать, но только через пять лет сумели изгнать французов из Испании. Наполеон называл это «испанской язвой», которая подтачивала его силы. И Бонапарт не преувеличивал: он вел войну с двумя атлантическими империями, с тремя, если считать и Португалию.
Как теперь Британия, имея огромное превосходство на море, может выйти из тупиковой ситуации на Западном фронте? По настоянию Черчилля, первого лорда адмиралтейства, человека с острым умом, старомодным английским произношением и историческим чутьем, был своевременно мобилизован военно-морской флот. Исключительная особенность Британии в том, что вооруженные силы контролировались гражданскими лицами в отличие от Германии, где они подчинялись военным. Англия могла выстроить свои корабли в линию протяженностью восемнадцать миль, нос к корме, — серьезное предупреждение немцам: если они будут сопротивляться, то их уничтожат. Фактически первые выстрелы в англо-германской войне прозвучали у Сиднея в Австралии 4 августа: немецкое торговое судно пыталось выйти из гавани, и его не выпустили. Началась блокада Германии. Но историческое чутье Черчилля на этот раз его подвело.
