Хаген Шульце - Краткая история Германии
Около 20% населения жило примерно в 4 тыс. городов империи, плотность которых уменьшалась с запада на восток. Две трети из них представляли собой карликовые города с несколькими сотнями обитателей и маленькие города с максимальным числом 2 тыс. жителей. При небольшом количестве крупных городов с более чем 10-тысячным населением. Кёльн, в котором проживало примерно 40 тыс. человек, стоял во главе немецких городских общин; за ним шли пражские города[15] и Любек. Другими крупными городами были Аугсбург, Нюрнберг, Бремен, Гамбург, Франкфурт, Магдебург, Страсбург и Ульм. Все они далеко отставали по численности населения от таких крупных европейских городов, как Париж, Флоренция, Венеция, Генуя и Милан, к 1340 г. насчитывавших каждый приблизительно 100 тыс. жителей. Большинство городов империи принадлежали к княжеским территориям и подчинялись владетельным князьям. Наряду с ними существовали имперские города. В имперском матрикуле 1521 г. были приведены 85 таких городов. Они подчинялись непосредственно императорской верховной власти. В число имперских городов входили и вольные города, т. е. города, принадлежавшие епископам (например, Кёльн и Регенсбург), но сумевшие освободиться от их власти.
Только часть городского населения обладала гражданскими правами на основе статуса горожан. Наряду с патрициями и знатными семьями это были торговцы и ремесленники, объединенные в цехи. Этим почтенным бюргерам противостояла в высшей степени разнородная масса тех, кто не имел бюргерских прав: слуги и служанки, прислуга в лавках, подмастерья и ученики, калеки и нищие, живодеры и палачи, а также дворяне, духовенство, чиновники и евреи.
Трудно установить, сколько всего людей жило в «Священной Римской империи», так как переписи населения не проводились. Оценки ученых исходят из различных предположений, что привело к появлению данных, слишком сильно отличавшихся друг от друга, поэтому к нижеследующим цифрам мы относимся с должным скепсисом. Около 1000 г. на территории империи могли обитать примерно 5 млн. человек, около 1340 г. — может быть, 15 млн. и около 1450 г. — приблизительно 10 млн. человек.
С первого же взгляда становится ясно, что на протяжении примерно столетия, в течение которого Новое время сменило Средневековье, произошли тяжелейшие катастрофы, причем не только в пределах империи, но и по всей Европе, ибо оценки, касающиеся Западной и Центральной Европы, свидетельствуют о сходных резких колебаниях. Общее количество населения Западной и Центральной Европы около 1000 г. составляло примерно 12 млн. человек, около 1340 г. — 36 млн., а в 1450 г., напротив, только 23 млн. человек. Что же случилось?
В середине XIV столетия Европа была перенаселена. С помощью традиционных методов обработки земли было невозможно прокормить людей, которые страдали от недоедания и потому оказывались восприимчивыми к эпидемиям, черными волнами прокатывавшимся по Европе. На протяжении XIV в. примерно треть населения выкосила чума, страшная «черная смерть», что не увеличило количества продуктов питания, так как большие плодородные области запустели очень быстро. Страх, охвативший людей, нашел отражение в словах старинной литании: A peste, fame et bello, libera nos, Domine («Господь, спаси нас от чумы, голода и войны»). Эти три бича были частью единого целого — военные опустошения вели к недостатку продовольствия, а голод, как следствие этого, ослаблял людей, делая их подверженными эпидемиям. Таков казавшийся безвыходным круговорот страха.
Всеобщее бедствие привело к глубочайшим общественным потрясениям, которых до сих пор не знала история Европы. Обычным явлением стали городские восстания. Едва ли существовал хотя бы один город, не затронутый во второй половине XIV и в XV столетии мятежами и борьбой за власть. К примеру, Брауншвейг пережил внутренние гражданские войны в 1293, 1294, 1374, 1380, 1445 и 1487 гг. Крестьянские восстания потрясали сельское мироустройство — начиная от восстания аппенцельских[16] крестьян, взявшихся за оружие в 1405 г. и с успехом боровшихся против своего господина, до восстания никласхаузенского дударя в 1476 г. и восстаний тайного крестьянского союза «Башмак» (Bundschuk) в 1493, 1502, 1513 и 1517 гг. на Верхнем Рейне. Банды разорившихся дворян, живших разбойничьими набегами, лишали покоя сельских жителей, а грабежи демобилизованных солдат беспокоили даже города. «Народ, — писал нидерландский историк Йохан Хёйзинга, — не мог воспринимать и собственную судьбу, и творившееся вокруг иначе как нескончаемое бедствие дурного правления, вымогательств, дороговизны, лишений, чумы, войн и разбоя. Затяжные формы, которые обычно принимала война, ощущение постоянной тревоги в городах и деревнях, то и дело подвергавшихся нашествию всякого опасного сброда, вечная угроза стать жертвой жестокого и неправедного правосудия — а помимо всего этого еще и гнетущая боязнь адских мук, страх перед дьяволом и ведьмами — не давали уснуть чувству всеобщей беззащитности…»
Не особенно надежную защиту предлагали и институты, на протяжении долгого времени формировавшие условия земного существования. Церковь и империя, хотя и оказывавшиеся часто в крайне опасном противостоянии, но с незапамятных времен зависевшие друг от друга, взаимно поддерживавшие друг друга и друг другу помогавшие, теряли авторитет. С 1309 г. папа больше не находился в своем Вечном городе, а пребывал — в результате давления Франции — в Авиньоне, попав тем самым в сильнейшую зависимость от французской короны. «Вавилонское пленение церкви» вылилось в «великую западную схизму» — с 1378 по 1415 г. было два папы: один в Риме, другой в Авиньоне, и тем самым по западному христианству прошла глубокая трещина, нанесшая серьезный и долговременный ущерб папству. Хотя Вселенские соборы в Констанце (1414–1418) и Базеле (1431–1449), посвященные церковным реформам, положили конец расколу, но это было достигнуто ценой дальнейшего ослабления папства. Этот процесс шел рука об руку с широкомасштабной секуляризацией, характерной для периода правления пап эпохи Возрождения. Огромные расходы на содержание папского двора и церковное представительство сопровождались тягостными поборами, которые взимались церковью с верующих без какого бы то ни было снисхождения. Расточительность пап, жадность церкви, противостояние пап и антипап, а также соборов — все это содействовало утрате доверия к папству, церкви и духовенству в целом. Римская церковь не давала убедительных ответов на коллективные душевные потрясения «осени Средневековья» (Йохан Хёйзинга), вызванные голодом и чумой. Ереси множились. Стремление к реформам, апокалипсический ужас, переворот в церковном и политическом устройстве, но в первую очередь поиск нового единства и уверенности усиливали движения, критически настроенные по отношению к церкви: лоллардов в Англии, гуситов в Богемии, анабаптистов в Нидерландах и Северной Германии. Все громче звучал призыв к проведению реформы высшей церковной власти и ее звеньев. Это же касалось и самой империи.
С середины XV в. старение империи и безвластие императора по сравнению с современными по тому времени государственными образованиями — Францией, Англией или Испанией — осознавались очень болезненно, и призыв к реформе империи стал всеобщим. Реформу современники тесно связывали с реформой церкви, ибо империя и церковь в соответствии с Господним планом спасения находились в зависимости друг от друга. Тот факт, что с момента принятия Кёльнского имперского акта 1512 г. говорили о «Священной Римской империи германской нации», свидетельствовал лишь о том, что империя теряла свою власть и универсальность, особенно быстро с наступлением Ренессанса и развитием гуманизма. Чем больше императорская корона утрачивала свою средневековую святость, а происхождение императоров от римских цезарей превращалось в отжившую традицию, тем естественнее становилось использование понятия «германская нация» в качестве своего рода опоры. В годы кризиса обычным был поиск четко очерченных границ и обозначений, определяющих, что свое и что чужое. Таким образом, не немцы ли стали преемниками империи? «Меморандум о преимущественном праве Римской империи» кёльнского каноника Александра фон Роэса, написанный уже в конце XIII в., теперь был открыт вновь и всеми обсуждался. В нем говорилось: «Итак, следует знать, что Карл Великий, священный император, с согласия и по поручению Римского папы… был предназначен к тому и получил повеление, чтобы Римская империя навсегда оставалась при избирании по праву власти немецких князей…»
Но под «германской нацией» подразумевалась не совокупность говоривших по-немецки людей, населявших «Священную Римскую империю», а политически действующее сообщество германских князей, которые в целом как «империя» противостояли императору. «Нация» в понимании того времени представляла собой аристократию в качестве политически действующего сословия. Поиск пути имперской реформы был нацелен теперь на создание институтов, которые помогли бы обрести современную государственность. В случае удачи «германская нация» получила бы шанс утвердиться в качестве государствообразующей, что произошло во Франции и в Англии. Правда, стремление императора Максимилиана I (1486–1519) к имперской реформе показало, что империя еще отнюдь не деградировала до уровня чисто метафизического образования. Учреждение Общеимперского палатного суда в 1495 г., связанное с провозглашением «вечного земского мира» во всей империи, и разделение ее территории на десять округов были задуманы только как начало. Введение центрального «имперского управления» в качестве дееспособного представительства имперских сословий, взимание имперских налогов должны были стать следующими шагами по формированию суверенной властной позиции императора, которая позволяла бы ему воплощать свои намерения. Но император умер, и почти все задуманное Максимилианом так и осталось неосуществленным. Его внук и наследник Карл V (1519–1556) снова начал реформу, пытаясь стабилизировать и модернизировать monorchia universalis, но на сей раз в качестве универсальной империи, которая наряду с Германией, Богемией, Бургундией и Миланом включала бы Испанию и вновь открытые испанские владения. При такой перспективе «немецкие земли» снова отходили на задний план.
