Анри Пиренн - Средневековые города и возрождение торговли
Это хозяйство, в котором производство не имеет другой цели, кроме собственного потребления в пределах домена и которое вследствие этого было абсолютно чуждо идее выгоды, не может быть рассматриваемо, как естественное и самопроизвольное явление. Оно было, наоборот, только результатом эволюции, которая принуждала его принять эту характерную форму. Крупные собственники не отказались добровольно продавать продукты своей земли. Они так сделали потому, что не могли сделать иначе. Конечно, если бы торговля продолжала обеспечивать им регулярный сбыт продуктов на сторону, то они не пренебрегли бы извлечением из этого выгоды. Они не продавали потому, что не могли продать, они не покупали потому, что рынки были пусты. Замкнутая домениальная организация, которая появилась в начале IX века, была явлением, обязанным своим существованием насилию. Это может быть доказано сравнением картины, которую представляет Каролингская Европа, с картиной южной России того же периода.[44]
Мы знаем, что дружины мореплавателей норманов, т. е. скандинавов, установили свое господство над славянами Днепровского бассейна в течение IX века. Эти завоеватели, которых покоренные называли русскими, естественно собирались в дружины, чтобы обеспечить свою жизнь среди населения, которое они подчинили.
Для этой цели они строили укрепленные поселения, называемые городами на славянском языке, где эти дружины размещались вместе с своими князьями и с изображениями своих богов. Большинство древних русских городов обязано своим происхождением этим укрепленным стоянкам. Такие стоянки были в Смоленске, Суздале и Новгороде; самая же главная и всего более связанная с внешней культурой стоянка была в Киеве, ее князь выдавался из всех других князей. Существование норманов обеспечивалось данью, собираемой с туземного населения.
Русские могли жить ресурсами своей страны без того, чтобы искать извне этих ресурсов, которые страна давала им в изобилии. Они так бы и делали, без сомнения, и довольствовались бы получением натуральных оброков со своих подданных, если бы они находили невозможным, подобно их современникам в западной Европе, сообщение с внешним миром. Но занимаемое ими положение должно было рано заставить их обратиться к меновому хозяйству.
Южная Россия помещалась среди двух областей высокой культуры. На востоке, за Каспийским морем, простирался Багдадский халифат; на юге Черное море омывало берега Византийской империи и пролагало путь к Константинополю. Русские сразу почувствовали действие этих двух сильных центров притяжения. Несомненно они были в высшей степени энергичны, предприимчивы и отважны, но их природные качества только послужили к тому, чтобы наилучшим образом использовать окружающие обстоятельства. Арабские купцы, евреи и греки уже часто посещали славянские страны, когда норманы овладели ими, и показали им путь, которым можно было воспользоваться. Последние не колеблясь кинулись к этому пути, гонимые жаждой наживы, совершенно естественной у первобытного человека, как и у цивилизованного.
Страны, которые они занимали, ставили в их распоряжение продукты, особенно пригодные для торговли с богатыми империями, привыкшими к тонкостям жизни. Громадные леса снабжали их в изобилии медом, ценным в то время, когда не был еще известен сахар, и мехами, необходимой принадлежностью даже в южных странах, для роскошной одежды и экипировки.
Рабов довольно легко было доставать и, благодаря мусульманским гаремам и крупным домам или византийским мастерским, имелся верный и прибыльный сбыт. Таким образом так рано, как в IX веке, когда империя Карла Великого была изолирована после закрытия для нее Средиземного моря, южная Россия, наоборот, была поощряема продавать свои продукты на два больших рынка, которые притягивали ее к себе. Язычество скандинавов, расселившихся по Днепру, делало свободными их от религиозных сдержек, которые мешали христианам Запада торговать с мусульманами. Не принадлежа ни к религии Христа, ни к религии Магомета, они только интересовались прибылью, имея беспристрастные деловые сношения с адептами той и другой религии.
Важность торговли, какую они вели с арабами и греками, выясняется из чрезвычайного обилия арабских и византийских монет, найденных в России, и которые, как светящаяся компасная стрелка, обеспечивают направление торговых дорог. В Киевской земле монетные клады идут на юг по течению Днепра, на восток по Волге и на север в направлении Западной Двины или озер, которые доходят до Ботнического залива. Сообщения еврейских и арабских путешественников и византийских авторов счастливо пополняют даты археологических реестров. Здесь будет достаточно дать краткое резюме того, что сообщает в IX веке Константин Порфирородный.[45] Он рисует, как русские собирают свои лодки ежегодно после ледохода к Киеву. Их флотилия медленно опускается по Днепру, многочисленные пороги которого представляют препятствия, которых избегали тем, что тащили лодки вдоль берегов. Достигнув моря, они плыли на парусах вдоль берегов по направлению к Константинополю, высшей цели их длинного и опасного пути. Там русские купцы имели специальную квартиру, заключали торговые договоры, самый древний из которых относится к IX веку. Эти договоры, регулировали их отношения с населением. Многие из русских, соблазненные прелестями Константинополя, оседали здесь и поступали на службу в императорскую гвардию, как это делали прежде германцы, вступая в легионы Рима.
Город императоров, Царь-град, имел для русских обаяние, продолжавшееся столетиями. Оно началось со времени принятия ими христианства (957—1015). Они заимствовали оттуда искусство, письменность, монету и большую часть своих административных учреждений. Нет необходимости доказывать роль, которую играла византийская торговля в социальной жизни славян. Она занимала такое важное место, что без нее их культура оставалась бы необъяснимой. Конечно, формы, в которые она выливалась, были очень примитивны, но важны не формы этой торговли, важен эффект, который она давала.
В России в период, соответствующий позднему средневековью, торговля действительно определяла строение общества. Поразительный контраст с европейцами Каролингской эпохи — русские не только не знают важности, но и самой идеи настоящего государства. Их понятие о благе охватывало только личную собственность, среди которой рабы составляли наибольшую ценность. Они не были заинтересованы в земле, исключая того, чтобы, благодаря своему контролю над ней, быть способными приобретать ее плоды. Если это понятие было свойственно классу воинов-завоевателей, то нет сомнения, что оно держалось долго, так как эти воины были в то же самое время купцами. Мы можем добавить, что концентрация русских в городах, вызванная вначале военной необходимостью, оказывалась удивительно приспособленной к их торговым потребностям. Организация, созданная варварами с целью удержать завоеванное население под игом, была хорошо приноровлена к образу жизни, усвоенному ими, после того, как они подпали под экономическое влияние Византии и Багдада. Их пример показывает, что общество не имеет необходимости пройти через сельскохозяйственную фазу прежде чем перейти к торговле. Если это так, то это потому, что русские, вместо того, чтобы быть изолированными от внешнего мира, подобно западной Европе, наоборот, вошли или, лучше сказать, были вовлечены в соприкосновение с внешним миром с самого начала. Отсюда происходит тот резкий контраст, который обнаруживается при сравнении их социального состава с составом Каролингской империи: вместо земельной аристократии — торговая; вместо крепостных, крепких земле — рабы, рассматриваемые, как орудия производства; вместо деревенского населения — население, собранное в городах; вместо, наконец, простого потребительского хозяйства — меновое, регулярная и постоянная торговая деятельность.
История ясно показывает, что эти поразительные контрасты были результатом обстоятельств, которые дали России рынки, в то же время лишили этих рынков Каролингскую империю. Русская торговля сохраняла свою силу только до тех пор, как оставались открытыми перед ней дороги к Константинополю и Багдаду. Она не была в состоянии сопротивляться кризису, который вызвали печенеги в XI веке. Вторжение этих варваров вдоль берегов Каспийского и Черного морей несло те же самые последствия, какие принесло Западной Европе вторжение арабов на Средиземное море в VIII веке.
Как последнее вторжение перерезало сообщение между Галлией и Востоком, так первое перерезало сообщение между Россией, и ее внешним рынком. В обоих случаях результаты перерыва совпадают с удивительной точностью. В России и Галлии, когда общение с внешним миром исчезло, города опустели и население было вынуждено находить средства существования в земледелии, период денежного хозяйства уступил место периоду натурального. Если отвлечься от различия в деталях, то и там и тут получается одна и та же картина. Южные страны, разоренные варварами, уступили по значению место северным странам. Киев пришел в упадок, как и Марсель; центр русского государства переместился в Москву, как центр Франкской империи, вместе с Каролингской династией, переместился за Рейн. И, чтобы закончить сравнение, скажем в заключение, что в России, как и в Галлии, поднялась земледельческая аристократия, создался вотчинный строй, при котором невозможность вывоза или продажи заставляла ограничивать производство потребностями вотчинника и его крестьян.
