Сергей Горлов - Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.
В этой связи весьма интересны взгляды Зекта, письменно изложенные им в различной связи в 1920–1921 гг. Свою позицию в отношении России он, пожалуй, впервые кратко сформулировал в письме генералу Э. фон Массову от 31 января 1920 г. Поскольку основные направления будущей восточной политики Германии в тот момент были еще не определены (одни были готовы искать союзника в лице Советской России, другие же — сражаться против нее «на службе у Антанты»), Зект относительно «проблемы России» писал, что в качестве «незыблемой цели» германской политики в будущем он видит «политическое и экономическое объединение с Великороссией», и поэтому Германии, по его мнению, следовало постараться «по крайней мере не превратить Россию в своего врага».
«Я отклоняю поддержку Польши, даже в случае опасности ее поглощения (Россией — С. Г.). Наоборот, я рассчитываю на это, и если мы в настоящее время не можем помочь России в восстановлении ее старых имперских границ, то мы не должны ей во всяком случае мешать… Сказанное относится также к Литве и Латвии. Если же большевизм не откажется от мировой революции, то ему следует дать отпор на наших собственных границах».
«Мы готовы, — писал Зект, — в собственных интересах, которые в данном случае совпадают с интересами Антанты, создать вал против большевизма. Для этого она должна предоставить нам необходимое оружие»[42].
Вообще не следует забывать, что вопрос о мировой революции долгие годы стоял в программе действий советских политиков, и в слегка завуалированной форме был закреплен в Конституции 1924 г.[43]
В меморандуме Зекта от 4 февраля 1920 г. читаем:
«Только в сильном союзе с Великороссией у Германии есть перспектива вновь обрести положение великой державы <…> Англия и Франция боятся союза обеих континентальных держав и пытаются предотвратить его всеми средствами — т. о., мы должны стремиться к нему всеми силами… Наша политика как по отношению к царской России, так и по отношению к государству во главе с Колчаком и Деникиным была бы неизменной. Теперь придется мириться с Советской Россией — иного выхода у нас нет».[44]
В одном из своих выступлений в Гамбурге 20 февраля 1920. Зект говорил:
«Ни один немец не должен пошевелить и рукой ради спасения от большевизма Польши, этого смертельного врага Германии, творения и союзника Франции, разрушителя немецкой культуры, и если бы черт побрал Польшу, нам бы следовало ему помочь»[45].
Примерно полгода спустя 26 июля 1920 г. в ходе советско-польской войны, в дни, как казалось, неудержимого наступления Красной Армии, Зект направляет высшему Политическому руководству Германии (райхспрезиденту Ф. Эберту, райхсканцлеру К. Ференбаху, министру иностранных дел В. Зимонсу и военному министру О. Гесслеру) памятную записку о германо-советских отношениях. Начиналась она так:
«В полной победе России над Польшей вряд ли можно больше сомневаться. Россия отклонила посредничество Англии, отвергла всякое вмешательство Лиги Наций и вынудила Польшу непосредственно просить о перемирии и заключении мира.
Приведут ли начавшиеся переговоры действительно к окончательному прекращению военных действий, определенно сказать нельзя. Вполне вероятно, что большевистские армии продвинутся за Вислу к границам Германии. В таком случае в Европе сложилась бы совершенно новая политическая ситуация. Германия и Россия пришли бы в непосредственное соприкосновение. Одна из важнейших целей версальской политики — разделение Германии и России сильной Польшей — была бы перечеркнута».
Зект отверг возможность войны Германии против России на стороне Антанты, подчеркнув ее полную бесперспективность (она превратила бы Германию «в вассала Англии»).
«Если Германия примет сторону России, то она сама станет непобедимой, ибо остальные державы будут вынуждены тогда считаться с Германией, потому что они не смогут не принимать в расчет Россию».
Сотрудничество с Россией позволит Германии осуществить «подрыв основ Версальского мирного договора», чего Берлин как раз и добивался.
Вместе с тем, чтобы выиграть время и действовать сугубо в интересах Германии, он дистанцировался от того, чтобы «открыто и немедленно принять сторону России», предложив выждать и посмотреть, «какова ударная сила России и достаточна ли она для того, чтобы действительно поддержать нас в случае разрыва между Антантой и Германией». Нейтралитет — вот ключ, который «в момент слабости» Германии позволял сохранить ей как «совершенно лояльную позицию в отношении Антанты и России», так и «полную свободу действий в будущем».
Он призывал «совершенно открыто заверить русских» в миролюбии Германии и заявить о ее желании «жить с Россией в дружбе и поддерживать двусторонний экономический обмен на основе полнейшей взаимности. И при этом следовало бы выразить надежду, что Россия будет полностью уважать границы империи 1914 г., так как мы чувствуем себя обязанными уберечь от ужасов войны те области, которые принадлежали Германии до вступления, в силу мирного договора».
И далее следует весьма примечательный пассаж, который, по сути, явился концептуальной основой германского подхода к взаимоотношениям с Советской Россией на протяжении всего «рапалльского периода»:
«По всей вероятности, Россия будет искать дружбы с Германией и уважать ее границы, во-первых, потому, что она всегда действует постепенно, до сих пор уважает право на самоопределение тех народов, которые не относятся к ней враждебно, во-вторых, также потому, что она нуждается в рабочей силе и промышленности Германии. Если же Россия нарушит границы Германии 1914 г., то нам из-за этого вовсе не нужно бросаться в объятия Антанты, а скорее следует привлечь на свою сторону Россию путем заключения союза».
11 августа 1920 г. через линию польско-советского фронта на советскую сторону перешел первый эмиссар из Берлина — Энвер-паша, бывший военный министр Турции в 1914–1918 гг. Его связывала с Зектом личная дружба: они подружились в 1916 г., когда Зект возглавлял генеральный штаб турецкой армии. 11 августа 1920 г. член РВС Западного фронта, председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский (он же председатель Политбюро ЦК РКП(б) и член Временного ревкома Польши) сообщал Ленину шифротелеграммой из Белостока:
«Сегодня ночью из Германии приехал с предложениями Энвер-Паша с двумя другими турками. <…> Направляю их сегодня Смилге»[46].
В это же время майор В. Шуберт, последний военный атташе кайзеровской Германии в России, по поручению МИД Германии был направлен в Восточную Пруссию для налаживания контактов с Красной Армией. 12 августа он уже вступил в контакт со снабженцами 4-й и 15-й армий. Они передали ему списки необходимых Красной Армии вооружений, снаряжения, локомотивов, автомобилей, медикаментов, провианта. Представители Красной Армии пытались вступать в контакт и с властями Восточной Пруссии[47].
День 12 августа 1920 г., как выясняется, был весьма богат на события. В Берлине в этот день Копп по поручению Троцкого сообщил представителям германского правительства, что Москва готова признать границы 1914 г. В случае, если «в Варшаве будет образовано польское большевистское правительство, то это «польское правительство добровольно передаст Германии прежние немецкие территории, если они этнографически являются немецкими»[48]. Таким образом, присутствие членов Временного Польревкома, «польских товарищей» Дзержинского и Уншлихта в Белостоке было не простым совпадением: ждали победы.
В тот же день, 12 августа Дзержинский из Белостока направил в Москву распоряжение своему секретарю по ВЧК В. Л. Герсону:
«Снеситесь с Рыковым и внешторгом. Соприкосновением с Пруссией открываются широкие конкретные возможности приобретения в Германии предметов военного и иного потребления. Пусть пришлют нам своих уполномоченных <…>»[49]
И. С. Уншлихт, член РВС Западного фронта и Временного польского ревкома, тогда также предложил закупить оружие в Германии. Л. Д. Троцкий 13 августа вынес это предложение на заседание Политбюро ЦК РКП(б) (присутствовали Ленин, Троцкий, Крестинский, Преображенский, а также М. П. Томский, А. Ю. Финн, Ударов (в протоколе. Очевидно, опечатка, и речь идет об Ф. Я. Угарове — С. Г.), В. И. Зоф). Оно было принято. Политбюро постановило: «Предложить Наркомвнешторгу, НКПС и другим причастным ведомствам принять меры к установлению железнодорожного стыка с Германией для получения оттуда предметов вооружения»[50]. Политбюро постановило «немедленно заключить сделку на оружие»[51].
16 августа 1920 г. Чичерин информировал Предсовнаркома Ленина о предложении германского правительства, которое привез в Москву Энвер-паша. Речь шла о том, «чтобы мы обещали Германии принять с нашей стороны все меры для возвращения Германии границы 1914 года». Взамен Берлин обязывался помогать советскому режиму «неофициально, т. е. посылкой нам вооружения, организацией в нашу пользу восстаний против поляков и т. п.»
