Владимир Понизовский - Заговор генералов
- Договоримся так: когда окажетесь в Питере, непременно разыщите меня. Если произойдет что-либо важное на фронте - напишите.
Он назвал адрес. Протянул руку:
- До видзенья!
Антон вернулся на Полюстровский.
- Не можете остаться еще хоть на денек? - спросила Надя.
- Не могу. Приказ. А я - солдат. - Он начал собирать ранец. - Едва поспеваю на поезд.
Девушка пошла провожать его по молчаливым ночным улицам.
- Пишите мне, ладно?.. Сердце так болит и колотится!.. Я, как тогда говорила, Антон... Антон Владимирович, так и все это время...
- Не надо, Наденька.
- Поверьте, нету мне жизни без вас!..
Его горло свело спазмой. Но что он мог ей ответить?..
- Непременно буду писать, - глухо проговорил он.
Часть вторая
"А БОЙ ВЕДЬ ТОЛЬКО
НАЧИНАЛСЯ..."
Глава первая
24 августа
Положение на фронтах
Ставка. 24-го августа (ПИ А). В Рижском районе наши войска, перейдя реку Аа Лифляндскую, продолжают дальнейший отход до побережья Рижского залива в северовосточном направлении. В районе Псковского шоссе наша пехота отошла в район Зегеволъд - Лигат, в 25 верстах юго-западнее Вендена. Войска, действующие в восточном направлении от Риги, продолжая. под натиском противника отходить, достигли примерно линии Клинген-берг Фридрихштадт. На Двинском направлении оживленный артиллерийский огонь. Па остальном фронте перестрелка.
1
Поручик Антон Путко и старший фейерверкер Петр Кастрюлин ехали в Могилев.
Поезд уже оставил позади фронтовой район и одновременно, будто обозначено было на некоей небесной карте, полосу беспробудных холодных осенних дождей и привез их в ясное лето. Тот же поезд, одолев невидимый рубеж, отъединил их от оставленных на позиции товарищей, с которыми еще несколько часов назад они делили общую судьбу, укладывавшуюся в два обнаженных понятия: жизнь и смерть. И уже нахлынули приметы тыловой жизни. Появились штатские пассажиры. В проходе мальчишка-нищий фальцетом пел:
Ты, говорит, нахал, говорит, Каких, говорит, мало, Но, говорит, люблю, говорит, Тебя, говорит, нахала! Ты, говорит, ходи, говорит,
Ко мне, говорит, почаще И, говорит, неси, говорит, Конфет, говорит, послаще!..
Конфет побирушке не давали - не было, но котомка его разбухла от хлебных корок. Ни Антон, ни Петр не чаяли, не гадали, что окажутся вдруг в этом поезде. Вчера вечером Путко вызвали с батареи в штаб дивизиона:
- Прочтите и примите к исполнению.
На бланке телефонограммы он прочел: "По требованию главкосева прошу командировать от вверенной вам части в Ставку одного офицера для ознакомления с системою английских минометов и бомбометов новейших конструкций и присутствия при испытании их для распространения сведений об этих минометах в войсках. Если представится возможным, прошу командировать поручика Путко".
- Ишь в какой чести вы в самом штабе фронта! - не без зависти откомментировал капитан Воронов. - Что ж, бог в помощь! Гляньте и на сию цидулю, - он протянул еще одну бумагу. - Может, посоветуете, кого?..
Это также была телефонограмма: "По требованию нач-штаверха для пополнения георгиевского батальона прошу командировать Могилев-губернский одного рядового или ефрейтора, имеющего хотя бы одну Георгиевскую награду, крест или медаль. Командируемый должен быть обязательно из раненых и отличной нравственности. Выбор под личную ответственность..."
Антон сразу подумал: Петр Кастрюлин! Хоть и жаль ему было расставаться с давним другом и отличным артиллеристом, но что-то подсказывало: солдат-большевик будет нужней всего там, в георгиевском батальоне. Всплыло перед глазами: штаб-ротмистр в Георгиевском союзе и ящики картотек. И разговор с Дзержинским перед отъездом.
- Кастрюлина надо послать, - назвал он Воронову. - Подходит по всем статьям: и крест, и медали, и раны только-только зализал.
- Ну что ж, - согласился командующий дивизионом. - На себя потом и пеняйте. Вот и отправляйтесь вместе. - Добавил: - А вашу раздрызганную батарею мы все равно решили отвести во второй эшелон, на отдых и пополнение.
Пополнение... Эта последняя неделя была самой тяжелой за все многие месяцы пребывания Антона на фронте.
К вечеру шестнадцатого августа добравшись до позиций батареи в районе Икскюля - на юг от Риги по восточному берегу Двины, - он сразу уловил перемену, происшедшую за дни его отсутствия. Нависла напряженность. Противоположный берег, казалось, превратился в живое существо: беспрерывно сопел, урчал, ворочался. То и дело с того берега открывали стрельбу. Привычное ухо отмечало калибры орудий, мозг суммировал плотность огня. Противник расходовал боеприпасы щедро - это говорило о многом. Подтвердятся ли разговоры о новом наступлении немцев? С нашей стороны никаких реальных усилий для отражения натиска не предпринималось: ни резервов, ни замены негодной матчасти, ни подвоза снарядов хотя бы до комплекта. Доходили даже слухи, что части и слева, и справа, и сзади оттягиваются в тыл, перебрасываются на другие участки. Окопнику всегда самым важным кажется свой пятачок. На деле события, видно, развернутся совсем на другом, известном верховному командованию направлении... Но Путко вспоминал зловещие слова Корнилова, и тревогой сжималось сердце.
Восемнадцатое августа прошло необычно тихо, не считая стычек с разведчиками противника. Высоко в небе, недосягаемые для огня, проплыли через линию фронта германские цеппелины.
А на рассвете девятнадцатого началось. С того берега на русские траншеи и окопы обрушился яростный смерч. Немецкие орудия били прицельно. Еще до начала боя на батарее Путко вышли из строя две гаубицы и нескольких человек из прислуги ранило. Потом огненный вал пере" двинулся на второй эшелон, и пошла на форсирование реки немецкая пехота.
Артогонь не подавил сопротивления русских частей. Они стояли насмерть, контратаками сбрасывали немцев в воду, загоняли на противоположный берег. Держались целый день и утро следующего. От батареи Антона осталась половина. Подкреплений не было. И не было единого приказа на оборону или контрнаступление. Как будто выше штаба дивизиона или штаба полка командования и не существовало. Каждая часть действовала по собственному усмотрению, на свой риск. Единственное, что дошло до батареи, - это телеграмма из Главного комитета "Союза офицеров", адресованная всем частям действующей армии. Как не соответствовала она обстановке на фронте! "Главный комитет счастлив засвидетельствовать, что на его призыв к армии оказать полное доверие верховному главнокомандующему генералу Корнилову получены приветственные телеграммы со всех концов армии, за десятками тысяч подписей. Главкомитет Союза офицеров вновь призывает офицерство, солдат и всех честных граждан сплотиться вокруг вождя армии в тяжелый час, когда родине грозит новое тяжкое испытание на Северном фронте. Только полное доверие его власти, силе, знаниям, опыту и авторитету может облегчить ему тяжкую ответственную работу и обеспечит желанный результат начавшейся операции. Поможем же в этом верховному вождю генералу Корнилову и словом и делом. Ставка. 20 августа. Главкомитет Союза офицеров. Председатель полковник Новосильцов".
У Антона едва хватило времени дочитать, как немцы снова пошли в наступление. Удалось, уже из последних сил, сбросить их в Двину и на этот раз. Чутьем фронтовика уловил: противник выдыхается.
А ночью, как обухом по голове, - приказ. И батарее, и всему дивизиону, пехотным и кавалерийским полкам: прекратить сопротивление, поспешно отойти на восток, к Вен-дену. "Ввиду создавшегося угрожающего положения оставить Рижский район и сам город Ригу. Крепость Усть-Двинск взорвать и также очистить от наших войск..."
На следующее утро, не встретив сопротивления, германские дивизии на широком фронте форсировали Двину и начали преследование отступающих русских частей. В арьергарде путь им преграждали латышские полки. Батарея Антона действовала в их порядках, и Путко видел, как самоотверженно, до последнего патрона, дрались латыши: это были самые революционные, большевистски настроенные части.
За четверо последующих суток прорыв расширился до шестидесяти верст по фронту и на столько же в глубину. Русские войска отошли к Вендену. Они бы отступили и дальше, но немцы сами прекратили активные действия, довольствуясь, наверное, и этим нежданным успехом.
- Ничего не могу понять, - признался поручику в штабе дивизиона капитан Воронов. - Давно знали, что немцы готовят в этом районе наступление, а пальцем о палец не ударили... Но даже и так могли не отдать Ригу, выстояли бы!
Когда прощались, вспомнил:
- Да, из Главкомитета "Союза офицеров" поступила
еще одна бумага: предлагают сообщить в Ставку фамилии офицеров-большевиков. Вас это не касается? - он внимательно, с затаенной усмешкой, посмотрел на своего подчиненного.
- Приму к сведению, - ответил Путко.
