Олег Мороз - Как Зюганов не стал президентом
О настоящих свободных выборах в России можно будет говорить разве что лет через 10–15. Когда всяческие экстремисты, в первую очередь красного цвета, будут вытеснены на дальнюю периферию политического спектра, где их постоянным уделом станут несколько процентов общего числа голосов, как во всех приличных странах.
Что касается следующего — через пять лет — выборного цикла, в нем, пожалуй, опять повторится нынешнее бесхитростное силовое противостояние: партия коммунистов — против партии власти, хотя победа ельцинским наследникам, наверное, достанется уже меньшей ценой (это, конечно, при условии, что сейчас, во втором туре, Ельцину удастся одолеть Зюганова). Перемены в социальной структуре общества и естественное поредение боевых шеренг пламенных революционеров, надо полагать, сделают свое дело.
По-настоящему свободные выборы мы получим лишь тогда, когда в обществе сложатся и окрепнут новые силы, новые слои, прежде всего средний класс. Что-то давно о нем и разговоры примолкли, а надо бы про этот класс не только говорить — надо бы его целенаправленно формировать. Он бы и мог стать реальной опорой и для третьей, и для четвертой, и для какой угодно силы.
* * *Итак, мой тогдашний прогноз был таков:
«О настоящих свободных выборах в России можно будет говорить разве что лет через 10–15. Когда всяческие экстремисты, в первую очередь красного цвета, будут вытеснены на дальнюю периферию политического спектра, где их постоянным уделом станут несколько процентов общего числа голосов, как во всех приличных странах.
Что касается следующего — через пять лет — выборного цикла, в нем, пожалуй, опять повторится нынешнее бесхитростное силовое противостояние: партия коммунистов — против партии власти, хотя победа ельцинским наследникам, наверное, достанется уже меньшей ценой (это, конечно, при условии, что сейчас, во втором туре, Ельцину удастся одолеть Зюганова). Перемены в социальной структуре общества и естественное поредение боевых шеренг пламенных революционеров, надо полагать, сделают свое дело».
Этот прогноз сбылся лишь наполовину. В 2000-м Зюганов и K° действительно не составили серьезной конкуренции ельцинским наследникам. Напряжения и драматизма, присущего 1996 году, в следующем выборном президентском цикле уже не было. Однако не пришли мы после этого и к свободным выборам. Напротив, отдалились от них. Помехой тут стали уже не обессилевшие красные, а как раз ельцинские наследники, которыми оказались совсем не те люди, которых ожидали многие, помнившие о Ельцине конца 80-х — начала 90-х годов. К власти пришли отнюдь не демократы, а кондовая, в значительной степени гэбэшная, бюрократия, от которой и ожидать-то чего-либо наподобие свободных выборов было верхом наивности.
Вот так обстоит дело с прогнозами.
Генерал идет на помощь Президенту
Как мы видели, на третье место в первом туре, набрав 14 с половиной процентов голосов, вышел генерал Лебедь. С одной стороны, вышел довольно неожиданно: такого высокого общероссийского рейтинга у него никогда не было. С другой — возможность подобного генеральского рывка многие интуитивно ожидали: было в десантнике нечто притягательное — недаром же в декабре на думских выборах он с блеском победил в тульском одномандатном округе, набрав около 43 процентов голосов и опередив десяток соперников, в том числе местного мэра (это при том, что Конгресс русских общин — а Лебедь шел в Думу еще и по общефедеральному списку этой организации — не преодолел пятипроцентного барьера). Популярность генерала росла. Потому и тянули его к себе на разрыв разнообразные политические силы.
Вряд ли, однако, Лебедь самостоятельно получил бы столь высокий процент. С определенного момента — по-видимому, с того самого, когда генерал согласился в той или иной форме союзничать с президентом (а соответствующие переговоры с Явлинским, напротив, провалились), — Кремль стал оказывать Лебедю мощную финансовую, информационную, административную поддержку. Собственно говоря, бывшие помощники президента в книге «Эпоха Ельцина» прямо об этом пишут:
«Тогда (после провала переговоров с Явлинским. — О.М.) основное внимание было переключено на Лебедя… Здесь все выглядело гораздо проще. И сразу после согласия генерала ему на подмогу были брошены серьезные организационные и информационные ресурсы. Это не замедлило сказаться на росте рейтинга генерала и позволило Лебедю занять третье место в первом туре с результатом, на который он вряд ли рассчитывал».
Кандидатом в президенты Лебедя выдвинул тот самый Конгресс русских общин. Произошло это 11 января. В интервью «Интерфаксу», которое генерал дал по этому поводу 15-го числа, он изложил наметки своей президентской программы.
Главным в этой программе было — «навести порядок». Порядок, порядок и порядок! В той обстановке разброда и безвластия это подкупало многих. Порядок, естественно, предполагалось навести при помощи государства: «В драматические периоды нашей истории государство объединяло силы общества для выхода из кризиса». Но как это сделать, если государство разъедено коррупцией, в основном, по словам самого Лебедя, «обслуживает интересы чиновничества» и вообще находится «на грани краха»? Генерал уверен, что ему удастся найти некий «ясный и вразумительный способ востребования ответственности за последствия каждого шага» «на всех этапах строительства новой экономики». Чиновника, берущего взятки, он предлагает считать «государственным преступником», «ибо именно он расшатывает основы общества».
Больше всего к порядку «приучены» люди в погонах, поэтому им, как считает Лебедь, должна быть отведена особая роль в управлении страной: «Сейчас надо спасать Родину, а это священная обязанность военных».
При этом, однако, из вполне понятных соображений генерал обкладывает пуфиками неизменно связываемый с его именем тезис о необходимости «жесткой руки»: «Жесткая рука» сегодня нужна России. Но это, в моем понимании, не означает руку зубодробительную. Это умная, властная, распорядительная рука, где-то даже добрая».
В дальнейшем ему еще не раз придется обращаться к этой теме, разъяснять, как он относится к Пиночету и другим подобным персонажам.
В то, что генерал сумеет ужесточить борьбу с преступностью, взяточничеством — по крайней мере, попытается это сделать, — верилось довольно легко. Хуже обстояло дело с лебедевскими уверениями, будто он способен построить какую-то «новую экономику». Экономические воззрения генерала представляли собой tabula rasa, чистый лист, на котором писали Сергей Глазьев и другие подобные деятели.
Лебедь — разумеется, с подачи Глазьева — сразу же заявил, что он «резко отрицательно» относится к «жесткой финансовой политике» правительства Черномырдина: дескать, именно из-за этой политики, которая «пошла еще от Бориса Федорова» (на самом деле, как всем хорошо известно, она составляла основу гайдаровских реформ), людям по несколько месяцев не платят зарплату…
Конечно, предвыборные словеса в защиту «нищих российских граждан» — дело вполне обычное и понятное, однако не худо было бы при этом называть истинные, а не придуманные (кем-то подсказанные) причины невыплаты зарплат. Таковыми была все та же коррупция и некомпетентность чиновников разного уровня, директоров предприятий, прочих управленцев (по-новомодному — менеджеров)…
Вроде бы к тому времени уже стало избитым местом ругать приватизацию, однако Лебедь не избегает и этого соблазна — тоже обрушивается на нее. «Приватизация не была одобрена ни разогнанным Верховным Советом, ни ушедшей Государственной думой, — уверяет генерал. — Она проводилась в жизнь под нажимом Черномырдина и Чубайса, указами президента и постановлениями правительства».
Казалось бы, так ли уж трудно заглянуть хотя бы в подшивки газет соответствующего времени и убедиться, что приватизация, да и вообще реформы начала девяностых осуществлялись с полного благословения Съезда народных депутатов и Верховного Совета, на основе принятых ими законов и прочих юридических документов, а не «под нажимом Черномырдина и Чубайса»?
Впрочем, как и положено в предвыборную пору, Лебедь успокаивает: если он станет президентом, «не будет ни глобального передела собственности, ни безумной национализации. Россия устала от революций, перестроек и переделов». Вообще всем будет хорошо: «В экономической сфере мы стоим за опору на собственные силы (ну, чем не корейское чу-чхе? — О.М.), защиту интересов отечественных трудящихся и товаропроизводителей, за оживление всего нашего научно-технического потенциала с учетом собственных традиций и с использованием собственных конкурентных преимуществ. Мы намерены пресечь политику обесценивания текущих доходов и сбережений граждан, на которых сегодня лежит основное бремя инфляции…»
