Евгений Белаш - Мифы Первой мировой
Хлеб и другие ресурсы?
Германия, по подсчетам Дельбрюка, получит из Украины чуть больше фунта хлеба на человека (точнее, 75 млн фунтов на 67 млн немцев, по данным Ленина — 9 млн пудов вместо желаемых 60). Не в день, не в месяц, а единовременно за всю войну. Около половины килограмма. Кроме того, Германия получила 56 000 лошадей и 5000 голов скота. И это было практически все продовольствие, что она успела вывезти, несмотря на создание специального синдиката по вывозу хлеба, кормов и семян с капиталом в 600 000 марок. По словам австрийского историка Новака, «весной 1918 г. никаких результатов хлебного мира не ощущалось. Весной 1918 г. царил голод». Из отчета военного командования от 27 марта 1918 г.: «Для снабжения Вены отправлено: 72 квинтала [1 квинтал — примерно 49 кг] овощей, 304 квинтала лука, 73 квинтала мыла, 260 квинталов растительного масла, 196 квинталов хлеба». Там же было отмечено, «что такая мелкая работа по сравнению с огромной потребностью выставляла в смешном свете все предприятие, ясно без комментариев». Статс–секретарь Военно–продовольственного ведомства фон Вальдов 19 апреля заявил, что если он до середины июня не получит 100 000 т хлеба, то не сможет снабжать армию. Прогноз Павловича — «может быть, недалеко то время, когда историки вместо слов: «Пиррова победа» будут употреблять слова «Брестский мир», — фактически оправдался.
«ИНОЙ ЭТАП РАЗВИТИЯ ТЕХНИКИ»Можно спросить — как же истощенная Россия затем продержалась еще несколько лет Гражданской войны? «Отгадка» проста — на смену миллионным армиям с многочисленной тяжелой артиллерией, авиацией и броневиками первоначально пришли полуанархические отряды в сотни, редко тысячи человек с парой легких орудий.
Например, с ноября 1917 г. по апрель 1918 г. (конец демобилизации) в ряды Красной гвардии и Красной армии, по сведениям А. М. Федорова, добровольно вступили не более 40 000—50 000 солдат. В декабре 1917 г. силы советского правительства, брошенные против Центральной рады, не превышали 4500 штыков при 20 орудиях, 40—50 пулеметах и бронепоезде, у рады — до 10 000 штыков и сабель. В боях за Екатеринослав красные войска потеряли… 10 бойцов убитыми и 20 ранеными. На всю Украину и Донскую область в начале 1918 г. приходилось… 15 000 красных бойцов (по оценкам Н. Е. Какурина и В. А. Меликова). В марте 1918 г. 1–й Московский советский Рогожско–Симоновский полк состоял из двух рот 85–го пехотного полка из солдат добровольцев старой армии, отряда Красной гвардии около 500 человек, 300 красноармейцев, поступивших в полк после 28 января, роты добровольцев из бывших военнопленных солдат австро–германской армии и роты добровольцев китайцев.
В это же время, по выражению Зайцова, «оперируя с начала мировой войны лишь группами армий и всеми вооруженными силами России, генерал Алексеев в Ольгинской оперировал отрядом, едва превышавшим по численности пехотный полк состава военного времени». Численность Добровольческой армии тогда не превышала 4000 человек при 8 орудиях и не более 75 снарядах на орудие. Казаки Краснова имели 15—25 патронов на винтовку и от 5 до 20 снарядов на орудие. В Северной армии белых (1800 человек) пехота была необучена, на 75 % без шинелей и на 50 % — босая, артиллерия (12 орудий) не имела лошадей. Пулеметчики в начале боя часто имели не более одной ленты, иметь две–три считалось «очень и очень благополучным».
В мировую войну, по данным Какурина, один пехотный полк в 3600 винтовок и 8 пулеметов за день боя расходовал до 2,5 млн патронов, а артиллерийская бригада в составе 36 легких орудий в 1916 г. за один день боя израсходовала 12 000 снарядов, т. е. примерно по 334 снаряда на орудие. В 1918 г. Реввоенсовет установил норму расхода патронов на дивизию в 200 000 патронов, 15 000 3–дм и по 1000 48–линейных и 6–дм снарядов в месяц. Даже при штурме Перекопа расход на пятидневную операцию не должен был превышать 30 патронов для стрелка, 57 снарядов для легкого и 27 снарядов для полутяжелого орудия в день.
В 1919 г. дивизии белых в Сибири насчитывали, по оценке Будберга, 400—700—900 штыков, а полки — по 100—200 штыков, «нельзя наступать с растерянной артиллерией, почти без пулеметов и с остатками технических средств связи». В январе—феврале 1919 г. Белозерский полк насчитывал 62 штыка. Эриванский полк под Ца–рицыным насчитывал 400—500 человек с 6 тачанками. На Северном Кавказе белые роты доходили до 15 бойцов. В марте на северо–западе «незначительная группа партийцев в 50 человек не в силах была держать фронт протяжением до 60 километров». Весной 1919 г. против Колчака приходилось 30 штыков на версту. По дневнику Снесарева, для советской роты осени 1919–го типичен состав в 132 человека, налицо 32, при фактической проверке — только 18. Протяженность фронтов достигала 8000 (!) км против 1500 км восточного фронта мировой войны. Красной дивизии приходилось прикрывать фронт до 200 км. С. С. Каменев писал, что «вся южная кампания, в сущности, не имела подготовительного периода, и к решению пришлось приступить как‑то на ходу; без разработанного плана, с летучей группировкой частей и с неподготовленными частями». И даже в 1920 г., по словам Уборевича, против 1–й конной армии польская дивизия приходилась на участок в 40—50 верст. Летом того же года на 400 км фронта у наступающих красных приходилось около 92 000 штыков и сабель и 395 орудий, у поляков — около 72 000 штыков и сабель с 464 орудиями.
Как отмечал Тау, «наличное количество машин было настолько мало, что ни о каком серьезном применении моторизованных средств со стороны Красной армии не могло быть и речи. Автомобилей еле хватало на обслуживание высших штабов и специальных родов войск». Бронепоезда играли исключительно важную роль во всех ударных операциях, а автоброневые части действовали не только совместно с конницей, но и самостоятельно. Однако роль подвижных ударных сил играли… крестьянские подводы и пулеметные тачанки. Конница заменяла быстроходные танки, тачанки — малые танки под держки пехоты и конницы, пехота на подводах — мотомеханизированные колонны удара и преследования. Аэропланы, отремонтированные десятки (!) раз, зачастую собираемые из 4—5 «отслуживших собратьев», вместо горючего летали на «казанской смеси» из всего, что было под рукой — керосина, газолина, спирта и эфира. На Черном море в корабельных топках пытались использовать отходы от производства растительного масла.
Продовольственный паек Северо–западной армии в первые месяцы Гражданской войны составлял полфунта хлеба в день и полфунта сушеной рыбы раз или два в неделю. «Сапоги не выбрасывали до тех пор, пока не оставался один верх, тем не менее процент босоногих солдат и офицеров неуклонно возрастал… Красные и белые практически воевали в одинаковых лохмотьях, их трудно было отличить друг от друга». В докладе ноября 1918 г. Вацетис отмечал нередкие случаи, когда полки не выходили на занятия, потому что были голодны и должны были отправиться в город добывать себе пищу. Свирепствовали эпидемии. В Петрограде в начале 1920 г. коэффициент смертности вырос сравнительно с 1914 г. более чем в 4 раза — с 21,5 до 90 на 1000 жителей. По словам Николая Редена, половина солдат Северо–западной армии умерли от тифа.
В таких условиях предложенный военспецами штат стрелковой дивизии (на основе штата стрелкового сибирского корпуса царской армии) из девяти полков, 55 000 человек и 25 000 голов лошадей был технически не реален. По другим данным, дивизия в теории состояла бы из 43 000 солдат и 12 000 лошадей при 15 батареях.
Судьбу сражений обычно решали буквально один–два пулемета, орудия, броневика, бронепоезда или аэроплана, оказавшихся в нужном месте. Редким исключением была концентрация будущим начальником ГАУ Куликом 200 орудий и 10 бронепоездов на участке в 3—4 км — итогом стал разгром белых под Царицыным в ноябре 1918 г. Поэтому оценка Зайцова «в условиях подобной разрухи наша Гражданская война протекала совершенно на ином этапе развития техники, чем непосредственно ей предшествовавшая и еще длившаяся в ее начале мировая война. Иной технический этап относит ее скорее к эпохе второй половины XIX в., чем к первой четверти XX» представляется справедливой. Больше того, многие детали напоминают еще более ранние эпохи.
Подробное изложение истории Гражданской войны выходит за рамки данной книги, но в целом можно утверждать, что Белая армия повторила путь царской армии, унаследовав ее ключевые недостатки. Большинство лидеров белого движения не собирались восстанавливать монархию, которую они же и разрушали (или как минимум не протестовали против разрушения), но продемонстрировали то же неумение выдвинуть ясные и понятные солдатам цели. Например, по признанию Колчака, вопрос о форме государственной власти «должен быть решен каким‑то представительным учредительным органом». А союз «революционной демократию) с имущими классами, офицерством и казачеством сами белые (Зайцов) после поражения называли противоестественным.
