Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
Так же безуспешно власти искали баланс между материальным (наиболее действенным, но «безыдейным») и моральным стимулированием труда, пытаясь «идеологически» сгладить ранее принятый в стране упор на материальный аспект вознаграждения за выполненную работу путем комбинирования его с моральным. Однако в итоге оказалось, что на моральное стимулирование полагаться было нельзя. Если материальное поощрение ярко проявило свою эффективность (в частности, в рамках «Косыгинской реформы»), то к началу 1980-х гг. значительная часть работников высказывала свое неудовлетворение системой морального стимулирования (очевидно, причины лежали в изначально невысокой действенности такого вида стимулирования). В итоге не только моральное, но и материальное стимулирование труда не смогло достичь нужных результатов, так как заработанные деньги часто оставались у людей «мертвым грузом» из-за товарного дефицита, который в стране постоянно усиливался.
Кроме того, следует отметить наличие коллизии не только между «коммунистическими идеалами» и материальным стимулированием, но и моральным — тоже, ведь истинная «сознательность» не должна требовать какой-либо награды.
Развернутая в стране борьба с «частнособственнической психологией» являлась противодействием нормальному, естественному желанию людей жить лучше, а также противоречила заявленному самими властями курсу на рост уровня жизни. Эта борьба была бессмысленной, особенно в условиях не снижавшейся значимости «материального фактора» и формирования «общества потребления» в СССР.
Ограничение роста потребления означало провал одной из целей «развитого социализма» и подрыв доверия к государству, которое декларировало благосостояние граждан как одну из своих главных целей. Противоположный путь — ограничение потребностей людей — так же был нереальным, ведь тяга к лучшей жизни «здесь и сейчас» стала в СССР неумолимой (как и во всем мире).
При этом советские идеологи так и не смогли прийти к единому мнению относительно «разумных потребностей» человека. Очевидно, на это прежде всего влияла неспособность государства обеспечить даже имевшиеся, весьма низкие нормы. В опубликованной в 1983 г. статье сотрудники МГУ П.А. Цыганков и И.К. Масалков выявили, что одни ученые «признают разумными лишь те потребности, которые отвечают данному уровню развития производительных сил и соответствующим им социальным условиям… Другие… в качестве критерия разумности потребностей выдвигают соответствие последних интересам общества». Авторы статьи справедливо отмечали, что «человек — не пассивный компонент общественной структуры, он обладает опережающей активностью» [1545], и поэтому его потребности должны приниматься во внимание прежде всего. Однако советская экономика, не справлявшаяся с производством продуктов питания и товаров народного потребления, не могла позволить себе руководствоваться потребностями людей, необходимыми для нормальной жизни.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, ситуация в стране и мире, сложившаяся в середине 1960-х — начале 1980-х гг., говорила о наличии серьезных вызовов, которые навалились на советскую систему изнутри страны.
Эти вызовы имели и эндогенный (обусловленные событиями в самом СССР), и экзогенный характер (воздействие из-за рубежа), а также широкий спектр происхождения и проявлений. Во-первых, ярко себя показали вызовы, имевшие «информационный» базис. Они были вызваны происшедшим в СССР саморазвенчиванием («аутодесакрализацией») власти и усилением пропагандистского давления из-за рубежа, а также сопрягались с общим повышением критичности мнений населения, выходом страны из изоляции от внешнего мира и общей либерализацией настроений, начавшейся в годы «оттепели». Катализатором распространения «информационных» вызовов были существенные недостатки, которыми страдала созданная в СССР система контроля за массовым сознанием.
Во-вторых, проявили себя вызовы «социального» характера. Изменение парадигмы семьи и отстранение мужчин от воспитания детей привели к снижению значимости коллективизма, усилили разрыв поколений. Снизилась роль рабочего класса, что делало тезис о «диктатуре пролетариата» все менее соответствующим реалиям. Одновременно выросла социально-политическая значимость интеллигенции, среди которой распространялись технократические и другие несистемные настроения. У «номенклатуры» ярче проявлялась тяга к «элитарности», что вызывало недовольство других страт населения.
В-третьих, вызовы «экономического» происхождения, которые были обусловлены ростом значимости «материального фактора». Их катализаторами стали формирование «общества потребления» в СССР, курс на рост уровня жизни населения, взятый властями страны, а также введение системы материального стимулирования. Наиболее идеологически опасным проявлением «экономических» вызовов были «частнособственнические» устремления части граждан СССР, выразившиеся не только в «фарцовке» и спекуляции на «низовом» уровне, но также в широкомасштабной деятельности «цеховиков» и многомиллионных «приписках». Желание «жить лучше — здесь и сейчас» противоречило традиционной идеологеме «светлого будущего».
Практическое воздействие вставших перед советской системой вызовов проявилось в том, что в массовом сознании граждан СССР росли несистемные настроения, включавшие усиление деидеологизации и одновременно стремление к демократическим преобразованиям, расширение лжелояльности, «западнизацию», разобщение народа и власти, а также превалирование «материального фактора», расходившееся с «коммунистическими идеалами».
Вызовы охватили своим воздействием все слои населения СССР. В то же время были проявления, характерные для конкретных страт социума: технократические настроения среди интеллигенции, разрыв поколений и культурная «западнизация» у молодежи, морально-идеологическое перерождение «номенклатуры». Общим проявлением в среде интеллигенции и «номенклатуры» было их стремление к «элитарности» (однако воплощалось оно по-разному).
Тенденцией вызовов было расширение и углубление их проявлений со временем. В массовом сознании граждан СССР критичность эволюционировала в «диссидентство», «западнизация» переходила из культурно-развлекательной в идейно-политическую плоскость, росла значимость «материального фактора».
Многие вызовы, актуальные для рассматриваемой эпохи, начали проявляться еще в период правления Н.С. Хрущева. Однако этот лидер, очевидно, не считал их критически значимыми. В те годы присутствовала уверенность в высокой «идейности» советских граждан (недаром в 1961 г. была поставлена цель ускоренного построения коммунизма), а во внешней политике основополагающую роль играла опора на ядерную мощь советской державы. Брежневское руководство, пришедшее к власти в 1964 г., выбрало иной подход: дать ответ на возникшие вызовы путем внедрения идеологических новаций.
Этот ответ состоял, во-первых, в переработке идеологии и «распутывании» сложных идейно-политических моментов. Внедренная в СССР концепция «развитого социализма» и сопутствовавшие ей искания включали откладывание строительства коммунизма на далекое будущее, упор на «ленинские основы» советской политики, поиск баланса в оценке правления И.В. Сталина (попытка восстановления «сакральности» власти и идеологии), декларирование «общенародного государства» (признание роли интеллигенции), объявление технократических идей негодными при одновременном признании важности НТР, внедрение концепции формирования нового, «сознательного» человека, и др. Стратегической целью такого подхода было доказывание, что СССР достиг высокой ступени развития, советская идеология и социально-экономическая система показали свою успешность, остаются актуальными в условиях второй половины XX в. и соответствуют всем запросам и нуждам страны и народа.
Концепция «развитого социализма» и другие идейно-политические новации одновременно имели и прогрессивные (учет теоретического опыта других соцстран, отход от иллюзий форсированного строительства коммунизма, принятие НТР как составной части «развитого социализма»), и консервативные (опора на «ленинизм», уклон к сталинской концепции перехода от социализма к коммунизму, сохранение «ведущей роли» рабочего класса), и «догматические» черты (построение коммунизма осталось как цель).
