Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923
Накануне отъезда Клер Троцкий попросил Литвинова посетить ее, чтобы узнать, не изменила ли она своего решения. Шеридан объяснила, что означала бы для нее поездка с Троцким «на фронт», что на разрыв со всем ей близким и родным она пойти не в состоянии. Когда на следующий день Клер попыталась позвонить Троцкому, его телефон уже не отвечал. Поезд наркома только что покинул Москву [1151] .
Любовная афера Клер Шеридан и Льва Троцкого осталась в памяти многих современников. С совершенно прозрачным намеком видный американский журналист Луис Фишер, много лет проработавший в Москве, вспоминал Клер как «привлекательную аристократку, красота которой нашла тонких ценителей среди высокопоставленных коммунистов» [1152] . О том, как Клер была увлечена и очарована Троцким, свидетельствует ее весьма эмоциональное письмо двоюродной сестре Шейн Лесли, отправленное из Москвы как раз в разгар любовных отношений с Троцким: «Он очаровательная личность с очень чувственным лицом и особенно восхитительным голосом – мы обсуждали с ним все – от Шекспира, Шелли и [Ричарда] Шеридана [1153] до международной политики и до нас самих! У него тонкий ум латинянина, который способен передать что угодно, даже не высказывая это вслух. Его речь полна образов и воображения… Троцкий, наверное, самый прекрасный человек, с которым я когда-либо встречалась» [1154] .
Вряд ли это личное письмо давало объективную характеристику нашему герою, но чувства не юной девушки, а опытной женщины оно передавало весьма рельефно. Вскоре Клер Шеридан возвратилась на родину. В 1923 г. она вновь побывала в России, провела две недели в Москве, но Троцкий с ней не встретился. Былые чувства ушли в прошлое. Впечатления от Москвы были теперь самыми отвратительными – скорее всего, именно по той причине, что Клер чувствовала себя отвергнутой. Тогда она поехала в Севастополь и Одессу, где испытала глубокое разочарование от того, как жили в Советской России [1155] . В личном архиве Шеридан сохранилась фотография, сделанная, может быть, без ее ведома: Клер стоит на коленях перед созданным ею бюстом Троцкого, смотрит на него влюбленными глазами и обнимает постамент [1156] .
Глава 7 В борьбе за ленинское наследие
1. Сталин
Ленин всегда хотел быть первым. Просто потому, что он лучше других знал (или считал, что знает), как именно следует поступать. Остальные полезные люди нужны были Ленину ровно настолько и ровно до тех пор, пока от них была польза. От Троцкого было много пользы. Но он не был своим. Сталин был своим, но от него было мало прока. По крайней мере, Ленину. От Сталина было много прока только самому Сталину. Но Ленин это не сразу понял. Троцкого очень раздражало, что его главный «внутренний» враг – Сталин – пользовался все большей поддержкой Ленина, который и раньше не раз пытался ослабить влияние Троцкого выдвижением Сталина на первый план. О том, чтобы полностью «уравновесить» этих деятелей, пока еще не было речи – Троцкий был более известен в партии и потому более авторитетен, да и Ленин пытался поддерживать определенный баланс сил двух конкурентов на власть. Когда впервые избранный в ЦК на X съезде партии ставленник Сталина Молотов на одном из первых заседаний выступил против Троцкого, Ленин упрекнул Молотова «в усердии не по разуму» и указал на лояльность Троцкого, которую он назвал «совершенно безупречной».
Троцкий считал, что при выборе между ним и Сталиным Ленин просто обязан остановиться на Троцком, тем более что весной 1922 г. Ленин неоднократно поручал Троцкому важные дела или тепло о нем отзывался. Так, выступая с докладом о международном и внутреннем положении на заседании коммунистической фракции съезда металлистов 6 марта 1922 г., касаясь предполагаемой поездки в Геную, Ленин сказал: «Правильнее всего… с точки зрения практических задач, а не с точки зрения дипломатической чехарды, определил положение тов. Троцкий…» и далее следовала большая выдержка из приказа наркомвоенмора о необходимости в связи с международной конференцией в Италии сохранять силу оружия [1157] .
Предполагалось, что в Геную поедут Ленин, Троцкий и Зиновьев. Однако опасения покушения на жизнь главных большевистских лидеров заставили их отказаться от поездки, о чем Ленин проинформировал Политбюро 12 января 1922 г. [1158] Вслед за этим Ленин поручил Троцкому обеспечить надежную телеграфную связь с советской делегацией в Италии на время переговоров, что и было сделано через Склянского [1159] . Несколько дней спустя в статье «О задачах воинствующего материализма», написанной в связи с созданием нового журнала «Под знаменем марксизма», Ленин ссылался на статью Троцкого, уже опубликованную в первом номере этого журнала. Статья оценивалась несвойственно для Ленина высоко: Троцкий о задачах журнала сказал, мол, «уже все существенное и сказал прекрасно» [1160] .
Если Троцкого раздражала поддержка Лениным Сталина, можно представить себе, в какое бешенство приводила Сталина поддержка Лениным Троцкого. Слегка завуалированно расхождения Троцкого со Сталиным в мирное время проявились в первой половине 1922 г. в вопросе о соотношении власти в руках партии и государственного аппарата. Троцкий считал, что в условиях НЭПа партию необходимо освободить от государственных функций и вся хозяйственная деятельность должна быть передана государственным структурам. Между тем в стране всегда существовало своеобразное двоевластие при отсутствии разделения функций между партийными и государственными учреждениями, причем чаша весов перевешивала временами в большей, а временами в меньшей степени, но всегда в пользу партии. После окончания Гражданской войны власть реально и повсеместно стала переходить от государственных органов к парткомам всех уровней. Эту тенденцию поощрял руководимый Сталиным Секретариат ЦК. Позиция же Ленина, как председателя Совнаркома, была двойственной, ибо он исходил из презумпции партийной диктатуры, но опасался слияния партии с государственной бюрократией. 10 марта 1922 г. Троцкий сформулировал свои взгляды по этому вопросу в письме к членам Политбюро: «Одним из важнейших вопросов как для самой партии, так и для советской работы является взаимоотношение между партией и государственным аппаратом… Без освобождения партии как партии от функций непосредственного управления и заведования нельзя очистить партию от бюрократизма, а хозяйство от распущенности. Это основной вопрос. Такая «политика», когда на заседаниях губкома мимоходом решаются вопросы о посевной кампании губернии, о сдаче или несдаче в аренду завода, является пагубной. И она нисколько не становится лучше в уездном комитете или центральном» [1161] .
Аргументация Троцкого была поддержана Лениным и на словах одобрена некоторыми высшими партийными и советскими бюрократами. В письме секретарю ЦК Молотову, а затем на XI съезде Ленин настолько проникся доводами наркомвоенмора, что даже потребовал реального восстановления конституции РСФСР [1162] , согласно которой страной управлял ВЦИК Советов и правительство, а не партия. О повышении авторитета Совнаркома и других законодательных и исполнительных органов государственной власти говорили также те деятели, которым это полагалось по должности, в частности председатель ВЦИКа Калинин. Соответствующее решение было принято и самим съездом. В нем подчеркивалось, что «партийные организации ни в коем случае не должны вмешиваться в повседневную текущую работу хозорганов и обязаны воздерживаться от административных распоряжений в области советской работы вообще». За этим, правда, следовала тривиальная оговорка, что парторганизации должны направлять деятельность хозорганов, которая сводила на нет решение о невмешательстве партии в хозяйственные дела.
Сталин же в этот период вместе с двумя членами складывавшейся диктаторской «тройки» – Зиновьевым и Каменевым, отмалчиваясь и не заявляя о своих правах, сосредотачивал усилия на направлении прямо противоположном тому, за которое выступал Троцкий. Сталин готовил проведение партийно-государственной реформы, которая и произошла без объявления о том в 1922 – 1923 гг., когда при помощи нескольких решений все крупные назначения были сосредоточены в руках Оргбюро и Секретариата ЦК. Одновременно были введены значительные материальные привилегии для партийных кадров в центре и на местах, был установлен особый порядок привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов (согласование с ЦК), было дано решающее преимущество парторганам перед Советами, введена строжайшая секретность принятия решений и их доведения до исполнителей, маскировавшая партийное единовластие, со строжайшими наказаниями, вплоть до расстрела, за разглашение секретных материалов. Так была создана партийная номенклатура, то есть утверждение партийными органами лиц на соответствующие административные, хозяйственные и прочие должности в соответствии с горизонтальным уровнем власти – номенклатура общесоюзная, республиканская, губернская (позже областная), районная – впервые утвержденная Оргбюро ЦК в октябре 1923 г. Партийный аппарат «проглотил» государство и сам стал реальной структурой власти.
