От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

– Я говорю об Англии.

– Наоборот, Соединенные Штаты хотят, чтобы вокруг Советского Союза были дружественные ему государства.

– Если это верно, то мы договоримся.

Гопкинс заметил, что надеется также обсудить вопрос о встрече лидеров двух стран для обсуждения вопросов, вытекающих из победы над Германией. Сталин проявил готовность поговорить и об этом.

– Хотел бы также обсудить ряд вопросов, относящихся к Германии, и в особенности вопрос об учреждении Контрольной комиссии, в которую генерал Эйзенхауэр назначен американским представителем, – продолжил набрасывать темы для разговора Гопкинс. – Хотел бы выразить надежду, что советское правительство назначит своего представителя в эту комиссию так, чтобы поскорее приступить к работе.

У Сталина уже был наготове ответ:

– Главнокомандующим советскими оккупационными войсками в Германии назначен маршал Жуков и он же, вероятно, будет назначен советским представителем в Контрольную комиссию.

Гопкинс кивнул.

– Также хотел бы обсудить вопросы, связанные с ведением войны против Японии, и отношение к Китаю. Кроме того, весьма важно узнать как можно скорее приблизительный срок вступления Советского Союза в войну.

– Обсудим этот вопрос, – согласился Сталин.

– Наконец, хотелось бы переговорить о польском вопросе, о чем я упомянул. Готов также обсудить любые другие политические вопросы, которые, возможно, тревожат Советский Союз.

– Да, имеется ряд тревожных вопросов, которые следует обсудить. Вы хорошо сделали, что приехали в Москву в качестве личного представителя президента Трумэна.

– Я намерен, если это приемлемо для Вас, остаться в Москве в течение достаточно длительного срока, чтобы сделать все возможное.

– Я к Вашим услугам. Теперь я располагаю большим свободным временем, чем год тому назад.

Тут Гопкинс предоставил слово Гарриману, который сделал неожиданное предложение:

– Как Вы знаете, Соединенные Штаты поддерживают дружественные отношения с Англией со времени Американской революции.

Весьма странная мысль, учитывая, что Американская революция была, собственно, войной с Англией.

– Но правительство США думает, что будет полезно, если между Соединенными Штатами и Советским Союзом состоятся отдельные переговоры, – продолжил Гарриман. – Ибо есть такие вопросы, которые касаются только двух наших стран.

Сталин на это ничего не ответил. Скорее всего, не поверил. Или почувствовал подвох и сменил тему.

– У меня есть один вопрос. Хотел бы услышать от Вас, не думают ли в руководящих кругах Америки о созыве международной конференции для Европы. Этот вопрос, кажется, назрел и стучится в дверь.

– Как я полагаю, – ответил Гопкинс, – Трумэн считает свою встречу с маршалом Сталиным важным шагом к такой мирной конференции, ибо на этой встрече могут быть приняты очень важные решения. Я знаю, каких взглядов Трумэн придерживается по вопросу о Германии, и я изложу их.

– Хорошо было бы поторопиться с созывом мирной конференции для Европы, – заметил Сталин. – Хорошо бы договориться о сроке ее созыва, ибо потребуется провести большую подготовительную работу. Версальская конференция была недостаточно хорошо подготовлена, и поэтому на ней были совершены ошибки.

Гопкинс знал, что в Вашингтоне плохо относятся к идее такой мирной конференции, а потому вновь вернулся к вопросу о саммите Большой тройки:

– Не продумал ли маршал Сталин о месте встречи?

– Я думал об этом и в своем послании Трумэну предложил район Берлина.

О ходе переговоров в Москве Трумэн узнавал сразу же. «Гопкинс и Гарриман встретились со Сталиным и Молотовым 26 мая, – напишет президент в мемуарах. – Гопкинс сообщил, что Сталин так же стремится увидеться с Черчиллем и со мной, как и мы с ним… Гопкинс присылал мне ежедневный отчет по телеграфу, полностью держа меня в курсе. Это позволило мне обсудить с Черчиллем ряд проблем, затрагивающих интересы наших трех правительств».

На второй встрече с Гопкинсом следующим вечером в ответ на его вопрос, что особенно беспокоит его в отношениях с Соединенными Штатами, Сталин, накануне позволивший высказаться гостю, взял быка за рога:

– Я не буду ссылаться на советское общественное мнение. Хотел бы рассказать о тех настроениях, которые создались в советских правительственных кругах в результате недавних действий правительства Соединенных Штатов.

И назвал пять проблем. Во-первых, приглашение на конференцию Объединенных Наций Аргентины вопреки прямому решению на этот счет в Ялте.

– На конференции в Сан-Франциско Молотов сыграл с нами злую шутку, процитировав заявление президента Рузвельта и Хэлла по аргентинскому вопросу, – признал Гопкинс.

Сталин и Молотов рассмеялись. А американский эмиссар оправдывался не только необходимостью сделки с латиноамериканцами для принятия Украины и Белоруссии.

– Если бы Молотов не поднял вопроса о приглашении нынешнего польского правительства, мы бы, возможно, убедили латиноамериканские страны отложить вопрос об Аргентине.

– Во-вторых, вопрос о репарационной комиссии, в состав которой США и Англия, вопреки ялтинским договоренностям, пытаются включить еще и Францию на равных основаниях с Советским Союзом. Если там будет представлена Франция, сдавшаяся Германии, то как минимум не меньшие основания на участие в комиссии имели бы и Польша с Югославией. В-третьих, отношение западных правительств к польскому вопросу, когда вместо реорганизации существующего правительства добиваются замены его новым.

Русские люди – простые люди, но их не надо считать дураками; эту ошибку часто допускают на Западе. В-четвертых, прекращение поставок по ленд-лизу. Я не оспариваю право США пересмотреть закон о ленд-лизе. Возмущает, что действие его было прекращено оскорбительным и неожиданным образом, что особенно чувствительно для советской экономики, которая является плановой.

Гопкинс начал оправдываться, доказывая, что помощь по ленд-лизу не может быть использована как средство давления. Военные поставки Советскому Союзу для войны с Японией будут выполнены.

Сталин продолжал:

– В-пятых, распределение германского военного и торгового флота, сдавшегося союзникам, на треть которого рассчитывал СССР. Ни один корабль не был передан русским несмотря на то, что флот капитулировал.

Перед тем, как распрощаться, Сталин заявил им, что он готов к встрече с американским президентом в любое время.

В тот день Сталин направил послания одинакового содержания Черчиллю и Трумэну, где напомнил, что прошло восемь месяцев с тех пор, как Румыния и Болгария порвали с гитлеровской Германией, продолжили войну на стороне союзников и сумели внести свой вклад в разгром гитлеризма. Поэтому настало время восстановить дипломатические отношения с правительствами этих стран, а также с Финляндией, поскольку она встает на демократический путь. Возможно, несколько позже придет очередь и Венгрии.

В послании Черчиллю 27 мая Сталин предпочел представить идею встречи Большой тройки в Берлине как инициативу Трумэна. «Приехавший в Москву г-н Гопкинс поставил от имени Президента вопрос о встрече трех в ближайшее время. Я думаю, что встреча необходима и что удобнее всего было бы устроить эту встречу в окрестностях Берлина. Это было бы, пожалуй, правильно и политически. Есть ли у Вас возражения?»

Британский премьер с удовольствием откликнулся на послание, избавлявшее его от необходимости самому обращаться к Сталину с просьбой о встрече: «Я буду очень рад встретиться с Вами и Президентом Трумэном в самом ближайшем будущем в том, что осталось от Берлина. Надеюсь, что это могло бы иметь место около середины июня… Шлю всяческие добрые пожелания. Я очень хочу поскорее встретиться с Вами».

На встрече 28 мая Гопкинс начал с того, что поделился впечатлениями от предыдущего вечера:

– Вчера поехал в Большой театр, удалось посмотреть последний акт балета. В театре среди зрителей был маршал Рокоссовский, которого горячо приветствовала публика.