Ирина Щербакова - Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века
Вот результаты моего опроса. Три человека остались работать (а два пришли на работу) в органах МВД, они не считают время, проведенное в Чечне, потерянным для себя, говорят, что получили боевой опыт. Но вот снова туда ехать сейчас не хотят, говорят, что поедут, только если получат такой приказ.
Восемь человек (почти половина) не имеют постоянной работы в данный момент (и это не связано с сокращением и экономическим кризисом), не имеют (или потеряли) семей, пьют. Среди них есть люди, получившие ранения в Чечне. Они не считают себе борцами с террористами, говорят, что их подставили, потому что послали воевать неподготовленными. Никто из них не хотел бы попасть туда снова, даже уже имея опыт действий в такой ситуации. О своих командирах говорят пренебрежительно или вообще отказываются их обсуждать. Почти все говорят, что командный состав тоже был плохо готов к действиям в обстановке войны с местным населением.
Пять человек устроили личную жизнь, занимаются кто чем (бизнесом, работают на госпредприятиях, у частных предпринимателей), своим участием в военных действиях в Чечне не гордятся, говорят, что риск погибнуть был реальным. Видели своих товарищей и ранеными и убитыми. Сами они не пострадали физически. Но все говорят, что долго не могли адекватно себя чувствовать в домашней обстановке. Им часто снилась война, они кричали во сне и пугали близких. На предложение поехать снова служить по контракту отвечают категорическим отказом. В их семьях тема их военных командировок мало или почти не обсуждается. Со мной (может быть, в силу моего возраста) они тоже не были особенно откровенны.
От подробного разговора отказались 10 человек (больше половины), причем реагировали резко отрицательно. Говорили, что ничего интересного сообщить не могут и не хотят вспоминать. Удивлялись, что меня это интересует.
Фотографии я смогла использовать только из своего семейного архива (может быть, потому, что все восемь человек, которые были участниками первой чеченской компании, говорили, что делать снимки там было некогда и некому, а может быть, просто не хотят их показывать).
Во время опроса я столкнулась с проблемой: почти все участники опроса (и мой отец тоже) очень неохотно говорили о своих впечатлениях, больше половины категорически отказались, чтобы их анкетные данные вообще мною упоминались. На мои вопросы отвечали односложно, подробности приходилось прямо «выуживать». Мне это было непонятно, ведь я не интересовалась военными секретами!
После общения с участниками военных действий в Чечне мне еще больше захотелось сравнить впечатления своего отца от командировок на войну с тем, что я узнала из других источников. Я брала интервью, задавая одинаковые вопросы, поэтому могла сравнить их ответы. Наиболее подробно и откровенно смогли мне ответить только четыре человека из опрошенных. Их воспоминания я буду цитировать в этой работе.
На войну
Выше я уже писала о том, что мой отец, Евгений Николаевич Барыкин, работая в Мокшанском РОВД, был в командировке в Чечне с 21 января по 27 апреля 2002 года. Эта командировка была второй для мокшанских милиционеров. Впервые мокшанские милиционеры в составе отряда пензенских милиционеров поехали в Чечню в 2001 году.
«Командировки на Северный Кавказ за последние 10 лет стали привычной частью работы российских милиционеров. Несмотря на успехи в деле установления порядка и мира в Чеченской Республике, по-прежнему сохраняется необходимость в поддержке федеральных сил сводными отрядами МВД. 12 декабря рядом с базой ОМОН руководство УВД и пензенцы провожали в дорогу 68 милиционеров», – прочитала я в сообщении информагентства Regions.ru от 12 января 2010 года. Значит, и сейчас в них есть необходимость?
Мой отец поехал в командировку в Чечню по собственному желанию. В его отряде пензенских милиционеров было 20 сотрудников УВД.
Мама и другие родственники отнеслись к его желанию ехать в Чечню отрицательно, уговаривали его не ехать. Их можно было понять, мама оставалась с двумя малолетними детьми на руках. А родители отца, мои бабушка и дедушка, рисковали потерять единственного сына. Беспокоило их и то, что уже побывавшие в Чечне люди говорили о реальной опасности не только ранения или смерти, но и попадания в плен или в заложники. У нас, в сельской глубинке, вообще рассказывали ужасы. Может быть, реальные, а может, придуманные «страшилки». Многие им верили, потому что не имели реальной информации и даже не представляли, где ее взять. Например, моя мама хотела узнать, что ожидает мужа в готовящейся командировке, и только еще больше расстроилась от собранных слухов. В ведомстве отца с женами милиционеров не общались, только их мужьям сообщили, что нужно купить за свои деньги для поездки. Отправление в Чечню проходило в Пензе на площади у областного УВД. Официальных речей было мало, на прощание с родственниками дали несколько минут. Автобусы были с жесткими сиденьями, совсем неудобными для долгого путешествия, но папа говорил, что «милиционеры к комфорту непривычны».
Е.Н. Барыкин в Чечне
Е.Н. Барыкин (слева)
Отец рассказал, что никакого специального обучения они перед командировкой не проходили, пришлось надеяться на жизненный опыт и везение. Оружие с ними было табельное, на месте выдали автоматы и бронежилеты. Кстати, бронежилетов на всех не хватало, их носили посменно. Как будто чеченцы собирались стрелять по милиционерам только в специально отведенное время!
Мало того, обмундирование для поездки были вынуждены купить они сами на пензенском базаре за наличные деньги. Им только выдали отличительные нашившки МВД РФ, которые они сами пришивали на новую форму. До места назначения их везли на автобусах двое суток, с двумя пересадками. В дороге остановки делали очень редко, спешили к месту назначения. Во время поездки не разрешали звонить домой, да особо и неоткуда было. Они прибыли в поселок Алханюрт Улус-Мартановского района в 7 километрах от Грозного через двое суток.
Отец говорил, что особенно его поразил пейзаж: «Утром был туман, а когда он рассеялся, мы просто обалдели от красот вокруг: гора Казбек, синее небо, яркая зелень». Он запомнил, что рядом было расположено село Лермонтово, названное в честь нашего знаменитого земляка-поэта, который там служил.
Жить им пришлось не особенно комфортно. В развалинах какого-то промышленного здания установили армейскую палатку на 20 человек. Спали на раскладушках. По ночам было холодно. Те, кто уходил в наряд, свои одеяла отдавали спящим. Спали в одежде, палатка обогревалась походной печкой. Самые лучшие места располагались рядом с печкой.
Готовили еду сами, по очереди. Папа говорил: «Главное, чтобы еды было много и она сразу заполняла желудок, чтобы еще долго там перевариваться». Из продуктов им выдавали консервы, крупы, чай, сахар, макароны. На местном рынке можно было купить любые продукты и местного производства, и привозные. Не было проблем с приобретением спиртного и сигарет, с предметами личной гигиены и бытовыми вещами. Некоторые сослуживцы отца даже форму себе на местном рынке покупали, когда понадобилась.
Отца и его сослуживцев удивляло, что товары на местном рынке продавались с этикетками российских производителей, а вот российских милиционеров в командировку отправить полностью экипированными государственные структуры не могли, а может быть, просто не захотели. Спиртное и сигареты сослуживцы отца покупали и местного производства, и российского, и иностранного. Начальство не приветствовало распитие спиртного, но и особенного контроля за употреблением не вело. Сами же военные объясняли его употребление «потребностью успокоить нервы». Из расположения отряда старались никуда не выходить. Были случаи, когда российские раненые пропадали. Но среди сослуживцев отца раненых и убитых не было. Так он говорит. В течение четырех месяцев несения службы они занимались контролем паспортного режима на посту, проверкой транспорта на дороге, участвовали в зачистках и рейдах.
Во время рейдов и зачисток отряд старался не рассредоточиваться на местности на маленькие группы. Боевиков лицом к лицу отцу пришлось видеть уже пойманными или на расстоянии выстрела в прицел снайперской винтовки. Кроме того, отец говорил, что часто среди пойманных боевиков они узнавали людей, которых видели в обычной одежде среди местного населения, на базаре, например. Отец говорил, что их могли подстрелить из фугаса во время движения машин по дороге или они могли подорваться на мине во время зачисток и рейдов.
На вопрос, было ли ему страшно, говорил, что новые ощущения перевешивали страх, а может быть, просто меня пугать не хотел своими ответами. Он участвовал в выдаче местным жителям новых паспортов. Сначала обходил дома, собирал сведения, а потом разносил паспорта. По домам ходили группами. Местные жители часто говорили с моим отцом на своем языке, принимали его за чеченца, говорили, что внешне очень похож. Однажды его просто остановили на улице и стали стыдить, что он своих предал (так ему потом перевели), но он ничего не понял, «потому и испугаться не успел».
