Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II
С ним Карлу в международной политике дело иметь было труднее, чем с любыми другими правителями. Одна из главных целей Вильгельма заключалась в том, чтобы Англия в борьбе с Людовиком оставалась на его стороне; а одной из основных целей Карла было оставаться нейтральным. Он знал, что у Вильгельма в Англии крепкие связи (хотя, возможно, и не такие крепкие, как ему казалось), и всячески стремился их ослабить. Попытки племянника воздействовать на внутреннее положение в стране донельзя его раздражали, и как-то он дал выплеснуться этому раздражению в беседе с голландским послом, намекнув, что об интригах Вильгельма ему все известно. Во время государственного визита принца Карл прямо сказал, что не готов ни созвать очередную сессию парламента, ни предоставить ему воинские соединения для обороны Фландрии. Англо-голландские отношения дали серьезную трещину, и, когда в 1683 году Вильгельм захотел нанести еще один государственный визит в Англию, Карл, подозревая, что единственная его цель — вовлечь Англию в дорогостоящие военные действия на континенте, решительно воспротивился этому.
Тем временем за праздной жизнью английского двора скрывался возраст всех этих повес и гуляк — они отнюдь не молодели. Вот как в столь характерном для себя стиле описывает один небольшой прием, состоявшийся 1 февраля 1685 года, Ивлин. Дело происходило в воскресенье, и Ивлина неприятно поразили «фантастическая роскошь и распутство», свидетелем которых он стал. Король «развлекается с возлюбленными — герцогинями Портсмутской и Кливлендской, а также Мазарини», — продолжает Ивлин, некогда соперницами, а ныне, судя по всему, добрыми подругами. Собравшихся услаждает любовными песенками какой-то французский юноша, а «около двадцати высокородных дворян и других распутников сгрудились за игорным столом, и перед каждым из них не меньше двух тысяч золотом».
Но для Карла это было последним развлечением такого рода. На следующее утро он был бледен и раздражителен. Его стремительная походка уступила место едва ли не шарканью. Вдруг король споткнулся и с трудом удержался на ногах. Он необычно долго сидел у себя в кабинете, а когда наконец вышел в сопровождении Чифинча, речь его была затруднена и невнятна. Отпив небольшой глоток шерри, Карл, по обыкновению, занялся туалетом. Но не успел цирюльник повязать ему на шею льняное полотенце, как он коротко вскрикнул и потерял сознание. Притворяться, что все в порядке, долее было нельзя. Срочно послали за врачами. Карлу пустили кровь. Одновременно направили депеши герцогу Йоркскому и членам Тайного Совета с просьбой немедленно прибыть во дворец.
В присутствии первых лиц королевства врачи продолжали свои манипуляции. Из безжизненной руки Карла откачали 24 унции крови, и речь к нему наконец-то вернулась. Он попросил позвать королеву. Пока короля переносили в постель, в Уайтхолле и вокруг него была усилена стража, наложен запрет на швартовку и отплытие кораблей. Лишь Бариллону было позволено послать депешу Людовику XIV. В этот драматический момент равно необходимым представлялось уведомить о происходящем французов и оставить в неведении Монмата и Вильгельма Оранского. Новости неизбежно просочились за стены дворца, и если высокопоставленные горожане отправили верноподданническое послание герцогу Йоркскому, то простые люди «плакали прямо на улице, все были опечалены, а у ворот дворца собралась огромная толпа».
На следующее утро у Карла случился второй удар. В спальне, где обычно щенились королевские собаки, собралось двенадцать докторов, большие часы мерно отсчитывали время. Для спасения жизни больного предлагались и опробовались самые разные средства. Куда только не делались уколы! Клизмы. Рвотное в больших количествах. Чемерица. Соли. Купорос. Сироп из крушины… Что только не прошло через кишки несчастного и в каких сочетаниях! К его наголо выбритой голове прикладывали раскаленное железо, и доктора лишь головами качали, разглядывая чуть ли не кипящую мочу, воспаленный язык и раскрошившиеся во время конвульсий зубы. Тем не менее Карл пытался что-то сказать, но говорить ему не давали.
Луиза де Керуаль рыдала, то и дело теряя сознание, Нелл Гвинн, громко всхлипывая, лежала у двери, ведущей в королевскую спальню. Королеву Екатерину, которая от горя и слова не могла вымолвить, отнесли в ее покои. Королевская приемная была полна народа. В ожидании трагической развязки здесь собрались 75 самых знатных лиц государства. Пятеро из них имели епископский сан, и от имени всех епископ Кентский обратился к королю с просьбой принять причастие и заявить о своей принадлежности к англиканской церкви. Карл с трудом выговорил, что он слишком слаб… да и торопиться некуда. Но ему становилось все хуже. Его сотрясала лихорадка, мучили сильные боли, скорее всего почечные. Епископ Кентский не переставая читал молитвы. Карл слушал его, слушал и герцог Йоркский, но мысли обоих были далеко. Оба были поглощены делом, о котором опасно даже заговаривать, пока не наступят последние минуты жизни короля.
Тем временем Бариллон отправился к безутешной Луизе. Она пожаловалась, что ее фактически не допускают к королю, рядом с ним постоянно королева. Посетовала она и на присутствие англиканских епископов, ибо сердце любящей женщины подсказывало ей, что «в глубине души король — католик». Нельзя ли как-нибудь, хоть тайком, провести к умирающему священника? Бариллон поделился этой мыслью с герцогом Йоркским. Тот спокойно ответил, что времени терять нельзя и он лично «скорее рискнет всем, что у него есть, нежели откажется выполнить свой долг». Но легче сказать, чем сделать. В покоях короля все еще находились епископы и люди в париках, и удалить их оттуда было совсем непросто. Яков склонился над братом. Послышались какие-то нечленораздельные звуки, потом король с трудом выговорил: «Да, всем сердцем». Умирает человек, и этот человек не хочет уйти в вечность во лжи. Умирает король, но о политике уже можно не думать. Всю жизнь он делал вид, будто разделяет веру большинства своих подданных. Но теперь больше нет необходимости притворяться. Ему нужен священник.
В данном случае, чтобы принять умирающего Карла в лоно католической церкви, решительно не подходили ни исповедники королевы, ни исповедники герцога Йоркского. Первые говорили только по-португальски, вторые вызывали в Англии всеобщее презрение. В надежде на помощь отправили людей к венецианскому послу. Но провидение, видно, распорядилось иначе. Проходя через покои королевы, посланцы столкнулись с тихим, незаметным человеком в священническом облачении, тем самым человеком, который почти тридцать лет назад показывал Карлу небольшую рукописную книгу под названием «Короткий и ясный путь к вере и церкви». Прочитав ее, беглый в ту пору король сказал: «А ведь и впрямь с таким ясным изложением предмета мне еще сталкиваться не приходилось. — Он отложил манускрипт в сторону и продолжал: Аргументы выстроены в четком порядке и настолько убедительны, что не вижу, как бы их можно было опровергнуть». Сейчас король мог бы повторить то же самое.
Добрый отец Хаддлстоун готов был сослужить Карлу последнюю и самую важную службу. Он ждал в небольшом кабинете, примыкающем к королевской спальне, пока искали гостию[12]. Оттуда были хорошо слышны повелительные слова герцога Йоркского: «Господа, король желает, чтобы все, кроме графов Бата и Фэвершема, удалились». Эти двое протестантов должны были стать свидетелями того, что Карл переходит в другую веру по собственной воле. Дождавшись, пока комната опустеет, Чифинч провел Хаддлстоуна к королю. Лицо Карла озарилось, и, собрав последние силы, он проговорил: «Когда-то ты спас мое тело, теперь спасаешь душу».
Священник принялся за свое дело. Желает ли король Англии отойти в мир иной, приняв святое причастие и перейдя в римско-католическую веру? Последовал тихий, но ясный ответ: «Да». Желает ли король покаяться в своих грехах? И вновь: «Да». Карл «всем сердцем сожалеет», что так долго откладывал этот высокий миг, и, дождавшись конца исповеди, вручил душу Богу: «Благодарю, о благодарю Тебя, Господи». Священник отпустил ему грехи и спросил, готов ли он к посвящению.
— Если я только его достоин, аминь.
Но гостию еще не принесли, какой-то португальский священник появился со святой облаткой на пороге уже после того, как Хаддлстоун произвел помазание. Карл хотел, как положено, опуститься на колени, но оказался слишком слаб. Хаддлстоун заверил короля, что Всевышний его поймет. Распростертый на кровати, Карл принял первое и последнее в своей жизни католическое причастие. Затем он сжал дрожащими пальцами распятие и замолк в раздумье.
— Моли Господа, — провозгласил Хаддлстоун, — чтобы святая Его кровь пролилась за тебя недаром… И пусть, когда Ему будет угодно забрать тебя из этого тленного мира, дарует Он тебе радостное воскресение и вечную славу в мире ином».
