Сергей Соловьев - История России с древнейших времен Том 2
Рассматривая деятельность князей русских в период времени от взятия Киева войсками Боголюбского до смерти Мстислава Удалого, мы заметили при них бояр и слуг: на севере, в Суздальской области, видели знаменитого воеводу Боголюбского, Бориса Жидиславича, который по смерти Андрея вместе с другими своими товарищами держал сторону Ростиславичей против Юрьевичей, вследствие торжества последних перешел в службу к врагу их, князю Глебу рязанскому, вместе с которым попался в плен ко Всеволоду III в сражении при Прусковой горе. На одной стороне с Борисом были Добрыня Долгий, Иванко Степанович, Матеяш Бутович; двое первых погибли в битве Всеволода III с Мстиславом ростовским, последний, как видно, тут же был взят в плен. Кроме имен лиц, находившихся при дворе Андреевом и участвовавших в заговоре на его жизнь, мы встречаем имя Михна - посла его к Ростиславичам южным. Из мужей Всеволода III встречаем исполнителями его поручений Михаила Борисовича (быть может, сына Бориса Жидиславича), который водил Ольговичей ко кресту в 1207 году, участвовал в делах рязанских и новгородских; Лазаря, который распоряжался именем своего князя в Новгороде; тиуна Гюря, которого Всеволод посылал на юг для обновления Городца Остерского в 1195 году; меченошу Кузьму Ратьшича, который воевал Тепру в 1210 году; Фому Лазковича и Дорожая, участвовавших в болгарском походе 1182 года; боярина Якова - племянника великого князя Всеволода от сестры. Из бояр при сыновьях Всеволодовых упоминается Иван Родиславич убитый в сражении Под Ростовом; Андрей Станиславич, который уговаривал младших Всеволодовичей перед Липецкою битвою мириться с Мстиславом Удалым; Еремей Глебович, служивший сперва Константину, а потом Юрию; Воислав Добрынич - ростовский воевода при сыновьях Константиновых. Из бояр при князьях Южной Руси под 1171 годом упоминается шумский посадник Паук - кормилец дорогобужского князя Владимира Андреевича; при Глебе Юрьевиче в Киеве тысяцким был Григорий - неизвестно, киевский ли боярин или пришлый с Глебом из Переяславля. Известный нам прежде выезжий поляк Владислав Вратиславич по изгнании Мстислава из Киева отступил от последнего к враждебным ему князьям: Давыд Ростиславич, вышегородский посылает его преследовать Мстислава в 1127 году; во время войны Глеба и Михаила Юрьевичей с половцами (1172 г.) воеводою у них был Владислав, Янев брат - быть может, тот же самый лях, быть может, и другой, и Янев брат сказано именно для отличия его от известного ляха; по смерти Глеба последний оставался в Киеве и держал сторону Боголюбского против Ростиславичей, которые захватили его там вместе со Всеволодом Юрьевичем в 1174 году. Поводом к знаменитой борьбе Боголюбского с Ростиславичами было обвинение троих киевских бояр - Григория Хотовича, Степанца и Олексы Святославича в отравлении князя Глеба; Григорий Хотович был, вероятно, упомянутый выше тысяцкий Григорий, брат Константина Хотовича, плененного прежде половцами. Из бояр в Киеве при Святославе Всеволодовиче упоминается любимец его Кочкарь, по всем вероятностям, приведенный им из Чернигова; летописец говорит, что князь открывал свои тайные намерения одному этому Кочкарю, мимо других. По походам на половцев известны черниговские бояре Ольстин Олексич и Роман Нездилович (1184, 1185, 1187 г.). У Рюрика Ростиславича белгородского и потом киевского упоминается воевода Лазарь, Сдеслав Жирославич, Борис Захарьич - кормилец Владимира, сына Мстислава Храброго; Сдеслав Жирославич упоминается после в числе бояр Мстислава Удалого; потом у Рюрика в Белграде встречаем воеводу Славна Борисовича, бывшего потом тысяцким в Киеве, где видим также при Рюрике боярина Чурыню, посыланного в 1187 году вместе с Славном за дочерью Всеволода III; у сына Рюрикова, Ростислава, был боярин Рогволд, которого он в 1192 году посылал к отцу толковать о половецком походе. Смоленским тысяцким при князе Давыде Ростиславиче был Михалко; у Владимира Рюриковича во время Липецкого боя упоминается боярин Яволод и потом Ивор Михайлович, быть может, сын упомянутого выше Михалка. Из бояр князя Глеба рязанского упоминаются Борис и Дедилец, которые так много содействовали отстранению Юрьевичей в пользу Ростиславичей по смерти Боголюбского; Дедилец вместе с другим рязанским боярином Олстиным попался в плен Всеволоду III в 1177 году; потом из рязанских бояр во время войны Святослава черниговского со Всеволодом III упоминается Иван Мирославич.
Рассмотревши отношения внутренние, обратимся ко внешним, которые в последнее время начинают принимать особый, очень важный характер. Мы знаем, что древние русские владения в прибалтийских областях делились на две части: северную, зависевшую более или менее от Новгорода, и южную, зависевшую от Полоцка. К берегам этой-то южной части русских владений, к устью Двины, в 1158 году прибит был бурею корабль бременских купцов. Негостеприимно встретили их туземцы, но после схватки, в которой победа осталась на стороне немцев, ливы стали сговорчивее и позволили пришельцам производить мену. Выгода этой мены заставила бременцев несколько раз возвращаться с товарами к устью Двины, наконец выпросили они себе у туземцев позволения основать здесь постоянную контору; место было выбрано подле Двины на горе, где построили большой дом и острожек, который получил название Укскуль; скоро потом построена была другая фактория Дален.
Известие о поселениях, заведенных немцами при устье Двины среди языческого народонаселения, обратило на себя внимание бременского архиепископа, который не мог пропустить благоприятного случая для распространения пределов церкви. Он объявил об этом папе Александру III, и тот велел ему отправить в Ливонию искусного миссионера; архиепископ отправил туда Мейнгарда - монаха Августинского ордена. Мейнгард выпросил позволение у князя полоцкого проповедовать евангелие между подвластными ему язычниками, построил церковь в Укскуле и успел обратить несколько туземцев. Скоро литовцы напали на окрестности Укскуля, Мейнгард с жителями последнего спрятался в лесах, где имел бой с врагами. По их удалении начал укорять ливов за то, что они живут оплошно, не имеют крепостей, и обещал им построить крепкие замки, если они за это обяжутся принять христианство. Ливы согласились, и на следующее лето явились из Готланда строители и каменосечцы. Еще прежде, чем начали строить замок Укскуль, часть народа окрестилась, остальные обещали креститься как скоро весь замок будет готов. Замок выстроили, Мейнгард посвящен был в епископы, но никто не думал креститься; под условием такого же обещания выстроили другой замок - Гольм, и также никто не думал принимать христианство; мало того, язычники начали явно обнаруживать неприязненные намерения против епископа, грабили его имение, били его домашних, но всего больше огорчало Мейнгарда то, что уже крещенные туземцы стали погружаться в Двину, чтоб, по их словам, смыть с себя крещение и отослать его в Германию. У Мейнгарда был товарищ в деле проповеди, брат Феодорих - монах Цистерциенского ордена, этого Феодориха ливонцы вздумали однажды принесть в жертву богам, чтоб жатва была обильнее, чтоб дожди не повредили ей. Народ собрался, положили копье на землю, вывели священного коня, смотрят, какою ногою прежде ступит конь: правою - определит смерть, левою - жизнь; конь ступает ногою жизни, но волхв противится, утверждает, что тут чары со стороны враждебной религии; опять ведут коня, опять ступает он левою ногою, и Феодорих спасен. В другой раз тот же Феодорих находился в Эстонии, когда в день св. Иоанна Крестителя случилось солнечное затменение; несчастному монаху грозила опять страшная опасность от язычников, которые приписали затмение ему, говоря, что он съедает солнце.
Когда Мейнгард увидал, что мирными средствами трудно будет распространить христианство между ливами, то отправил посла к папе представить жалкое положение юной церкви своей; папа велел проповедовать крестовый поход против ливонских язычников, но Мейнгард не дождался прибытия крестового ополчения - он умер в 1196 году; в этом же году датский король Канут VI пристал к эстонскому берегу и утвердился здесь, принудив туземцев силою принять христианство. Между тем ливонские христиане отправили посольство к бременскому архиепископу с просьбою о присылке преемника Мейнгарду; новый епископ, Бартольд, явился сперва без войска, собрал туземных старшин и пытался привлечь их к себе угощениями и подарками, однако напрасно, при первом удобном случае они завели спор о том, каким способом погубить нового епископа: сжечь ли его в церкви или убить, или утопить в Двине. Бартольд тихонько ушел на корабль и отплыл сперва на Готланд, а потом в Германию, откуда послал к папе с известием о своем печальном положении; папа объявил отпущение грехов всем, кто отправится в крестовый поход против ливонцев, вследствие чего около Бартольда собрался значительный отряд крестоносцев, с которым он и отправился назад в Ливонию. Туземцы вооружились и послали спросить епископа, зачем он привел с собою войско? Когда Бартольд отвечал, что войско пришло для наказания отступников, то ливонцы велели сказать ему: «Отпусти войско домой и ступай с миром на свое епископство: кто крестился, тех ты можешь принудить оставаться христианами, других убеждай словами, а не палками». Урок не подействовал на Бартольда: он позволил себе принять участие в битве между крестоносцами и туземцами, и когда последние были обращены в бегство, то быстрый конь занес епископа в ряды язычников, которые изрубили его. Немцы воспользовались своею победою и страшно опустошили страну; туземцы принуждены были к покорности, крестились, приняли к себе священников, определили на их содержание известное количество съестных припасов с плуга, но только что крестоносцы успели сесть на корабли, как уже ливонцы начали окунываться в Двину, чтоб смыть с себя крещение, ограбили священников, выгнали их из страны; хотели сделать то же и с купцами, но те задарили старшин и остались.
