Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
Все замерло. На полe и среди зрителей есть только одна двигающаяся фигура -- это я. Но я двигаюсь неторопливо и увeренно. Мяч стоит хорошо. Бутца плотно облегает ногу. В нервах -- приподнятая увeренность...
Вот, наконец, и свисток. Бeдный голкипер! Если всe в лихорадкe ожиданiя, то каково-то ему?...
Нeсколько секунд я напряженно всматриваюсь в его глаза, опредeляю, в какой угол ворот бить и плавно дeлаю первые шаги разбeга. Потом мои глаза опускаются на мяч и -- странное дeло -- продолжают видeть ворота. Послeднiй стремительный рывок, ступня ноги плотно пристает к мячу, и в сознанiи наступает перерыв в нeсколько сотых секунды. Я не вижу полета мяча и не вижу рывка голкипера. Эти кадры словно вырeзываются из фильма. Но в слeдующих кадрах я уже вижу, как трепыхается сeтка над прыгающим в глубинe ворот мячем и слышу какой-то общiй вздох игроков и зрителей...
Свисток, и ощущенiе небытiя прекращается... Гол!..
Гул апплодисментов сопровождает нас, отбeгающих на свои мeста. Еще нeсколько секунд игры и конец... 3:2...
Задача No. 2
Затихло футбольное поле. Шумящим потоком вылились за ворота зрители. Одeлись и ушли взволнованные матчем игроки...
Я задержался в кабинетe, собрал в сумку свои запасы и через заднюю калитку вышел со стадiона.
Чтобы уйти в карельскiе лeса, мнe нужно было перебраться через большую полноводную рeку Свирь. А весь город, рeка, паром на ней, всe переправы -были окружены плотной цeпью сторожевых постов... Мало кому из бeглецов удавалось прорваться даже через эту первую цeпь охраны... И для переправы через рeку я прибeг к цeлой инсценировкe.
В своем бeлом медицинском халатe, с украшенными красными крестами сумками я торопливо сбeжал к берегу, изображая страшную спeшку. У воды нeсколько баб стирали бeлье, рыбаки чинили сeти, а двое ребятишек с лодочки удили рыбу. Регулярно обходящаго берег красноармейскаго патруля не было видно. 453
-- Товарищи, -- возбужденно сказал я рыбакам. -- Дайте лодку поскорeе! Там, на другом берегу человeк умирает. Лошадь ему грудь копытом пробила... Каждая минута дорога...
-- Ах, ты, Господи, несчастье-то какое!... Что-ж его сюда не привезли?
-- Да трогать с мeста нельзя. На дорогe умереть может. Шутка сказать: грудная клeтка вся сломана. Нужно на мeстe операцiю дeлать. Вот у меня с собой и всe инструменты и перевязки... Может, Бог даст, еще успeю...
-- Да, да... Вeрно... Эй, ребята, -- зычно закричал старшiй рыбак. -Греби сюда. Вот, доктора отвезите на ту сторону. Да что-б живо...
Малыши посадили меня в свою лодочку и под соболeзнующiя замeчанiя повeривших моему разсказу рыбаков я отъeхал от берега.
Вечерeло. Солнце уже опускалось к горизонту, и его косые лучи, отражаясь от зеркальной поверхности рeки, озаряли все золотым сiянiем... Гдe-то там, на западe, лежал свободный мiр, к которому я так жадно стремился...
Вот, наконец, и сeверный берег. Толчек, и лодка стала. Я наградил ребят и направился к отдаленном домикам этого пустыннаго берега, гдe находился воображаемый пацiент... Зная, что за мной могут слeдить с другого берега, я шел медленно и не скрываясь. Зайдя за холмик, я пригнулся и скользнул в кусты. Там, выбрав укромное мeстечко, я прилег и стал ждать наступленiя темноты.
Итак, двe задачи уже выполнены успeшно: я выбрался из лагеря и переправился через рeку. Как будто немедленной погони не должно быть. А к утру, я буду уже в глубинe карельских лeсов и болот... Ищи иголку в стогe сeна!
На мнe плащ, сапоги, рюкзак. Есть немного продуктов и котелок. Компаса, правда, нeт, но есть компасная стрeлка, зашитая в рукавe. Карты тоже нeт, но как-то на аудiенцiи у начальника лагеря я присмотрeлся к висeвшей на стeнe картe. Надо идти сперва 100 километров прямо на сeвер, потом еще 100 на сeверо-запад и потом 454 свернуть прямо на запад, пока, если Бог даст, не удастся перейти границы между волей и тюрьмой...
Темнeло все сильнeе. Гдe-то вдали гудeли паровозы, смутно слышался городской шум и лай собак. На моем берегу было тихо.
Я перевел свое снаряженiе на походный лад, снял медицинскiй халат, достал свою драгоцeнную компасную стрeлку, надeв ее на булавку, намeтил направленiе на N и провeрил свою боевую готовность.
Теперь, если не будет роковых случайностей, успeх моего похода зависит только от моей воли, сил и опытности. Мосты к отступленiю уже сожжены. Я уже находился в "бeгах". Сзади, меня ждала пуля, а впереди, если повезет, -свобода.
В торжественном молчанiи наступившей ночи я снял шапку и перекрестился, как когда-то, 14 лeт тому назад, на набережной Ялты.
С Богом! Вперед!
Среди лeсов и болот
Теперь возьмите, друг-читатель, карту "старушки-Европы". Там, к сeверо-востоку от Ленинграда вы легко найдете большую область Карелiю. Если вы всмотритесь болeе пристально и карта хороша, вы между величайшими в Европe озерами -- Ладожским и Онежским -- замeтите тоненькую ниточку рeки и на ней маленькiй кружок, обозначающiй городок. Вот из этого-то городка, Лодейное Поле, на окраинe котораго расположен один из лагерей, я и бeжал 28 iюля 1934 года.
Каким маленьким кажется это разстоянiе на картe! А в жизни -- это настоящiй "крестный путь"...
Впереди передо мной был трудный поход, километров 150 по прямой линiи. А какая может быть "прямая линiя", когда на пути лежат болота, считающiяся непроходимыми, когда впереди дикiе, заглохшiе лeса, гдe сeть озер переплеталась с рeками, гдe каждый клочек удобной земли заселен, когда мeстное населенiе обязано ловить меня, как дикаго звeря, когда мнe нельзя пользоваться не только дорогами, но и лeсными тропинками из за опасности встрeч, когда у меня нeт карты и свой 455 путь я знаю только орiентировочно, когда посты чекистов со сторожевыми собаками могут ждать меня за любым кустом...
Легко говорить -- "прямой путь!"
И все это одному, отрываясь от всего, что дорого человeческому сердцу, -- от Родины, от родных и любимых.
Тяжело было у меня на душe в этот тихiй iюльскiй вечер...
Вперед!
Идти ночью с грузом по дикому лeсу... Кто из охотников, военных, скаутов не знает всeх опасностей такого похода? Бурелом и ямы, корни и суки, стволы упавших деревьев и острые обломки скал, -- все это угрозы не меньше, чeм пуля сторожевого поста... А вeдь болeе нелeпаго и обиднаго положенiя нельзя было и придумать -- сломать или вывихнуть себe ногу в нeскольких шагах от мeста побeга...
При призрачном свeтe луны (полнолунiе тоже было принято во вниманiе при назначенiи дня побeга) я благополучно прошел нeсколько километров и с громадной радостью вышел на обширное болото. Идти по нему было очень трудно: ноги вязли до колeн в мокрой травe и мху. Кочки не давали упора, и не раз я кувыркался лицом в холодную воду болота. Но скоро удалось приноровиться, и в мягкой тишинe слышалось только чавканье мокраго мха под моими ногами, каждый шаг которых удалял меня от ненавистной неволи.
Пройдя 3-4 километра по болоту, я дошел до лeса и обернулся, чтобы взглянуть в послeднiй раз на далекiй уже город. Чуть замeтные огоньки мелькали за темным лeсом на высоком берегу Свири, да по-прежнему паровозные гудки изрeдка своим мягким, протяжным звуком нарушали мрачную тишину лeса и болота.
Невольное чувство печали и одиночества охватило меня. 456
Горькiя мысли
Боже мой!.. Как могло случиться, что я, вот, очутился в дебрях карельских лeсов в положенiи бeглеца, человeка "внe закона", котораго каждый должен преслeдовать и котораго каждый безнаказанно может убить?..
За что разбита и смята моя жизнь? И неужели нeт иной жизни, как только вот так -- по тюрьмам, этапам, лагерям, ссылкам, в побeгах, опасностях, под постоянным гнетом, не зная дома, семьи и никогда не будучи увeренным в кускe хлeба и свободe на завтра?
И неужели не было иного пути, как только уйти из родной страны, ставшей мнe не матерью, а мачехой...
Неужели надо было смириться? Неужели признать справедливость жертв, страданiй и смертей? Неужели стать соцiалистическим рабом, кроликом для вивисекцiй? Или самому превратиться в погонщика рабов и самому проводить такiе опыты?..
Нeт! Уж лучше погибнуть в этих лeсах, чeм задыхаться и гнить душой в этой странe рабства. И пока я еще не сломан, пока есть силы и воля -- надо бeжать и разсказать там, в ином мiрe, обо всем, что я видeл здeсь... И "там" продолжать мою борьбу. А тут остаться я могу только за рeшетками. Иной жизни у меня не будет.
Вопрос поставлен правильно. Смерть или свобода. Третьяго пути не дано... Ну, что-ж... Мы еще повоюем, чорт возьми!
Я глубоко вздохнул, сжал зубы, тряхнул головой и вошел во мрак лeсной чащи...
Четырнадцать
Четырнадцать дней... Т о л ь к о четырнадцать дней!.. А о них можно написать томы, ибо каждый из этих дней был наполнен напряженiем тысяч опасностей, тысяч мелочей, от каждой из которых буквально зависила жизнь...
И каждый из этих дней стоит в памяти, как будто это все было только вчера. И часто по ночам просыпаешься в поту, и кажется, что вот-вот только что зеленое карельское болото отпустило твои ноги из своего неумолимаго капкана... 457
