ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Бохэннон Кэт

Форма пениса, которая подходила бы для максимально близкого расположения к шейке матки, с устранением любых потенциальных барьеров и полезной герметизацией «стыковочной станции», была бы преимуществом.

Однако для этого недостаточно просто толкнуться своим модным новым пенисом раз или два. Придется поработать. И мы работаем: у самцов человека во время секса на эякуляцию уходит в среднем более чем в четыре раза больше времени, чем у шимпанзе. И к сожалению, отчасти это может быть связано с тем, что человеческий пенис стал менее чувствительным.

Пенисы шимпанзе, как и многих других приматов, имеют маленькие шипы из кератина – того же материала, из которого состоят волосы и ногти. Эти кератиновые наросты бывают всех форм и размеров. У кошек настоящие шипы. Однако у шимпанзе они больше похожи на мелкий горох. Чем они больше и чем больше их у самца, тем быстрее он сможет эякулировать во время секса. Возможно, это связано с тем, что нервы в пенисе шимпанзе реагируют на сигналы этих маленьких выпуклостей. Другими словами, от их стимуляции шимпанзе, вероятно, очень и очень хорошо.

Конечно, чувствительный пенис сам по себе является наградой. Когда секс доставляет удовольствие, у вас появляется больше мотивации заниматься им, что позволяет распространяться вашим генам. Кроме того, в конкурентном мире шимпанзе не остается времени на долгие сеансы секса. Поскольку все самцы конкурируют друг с другом за доступ к половым органам самок, если вы собираетесь это провернуть, вам, вероятно, хочется управиться как можно быстрее. Наличие чувствительного пениса может быть одним из способов.

С точки зрения эволюции, уменьшение приятных ощущений от секса должно быть особенно полезным, чтобы эта черта сохранилась. Если наши предки действительно наслаждались наличием шипов, должна была появиться веская причина, чтобы линия гомининов потеряла их. Сравнивая геномы шимпанзе, человека и неандертальцев, генетики только начинают выяснять, какие части нашей ДНК в ходе эволюции были удалены. На данный момент делеций насчитали примерно 510. Одна из них – андрогенный рецептор, запускающий определенные виды развития мужского тела, – вероятно, ответственна за потерю шипов полового члена. Люди потеряли их сравнительно недавно: где-то после того, как мы отделились от линии шимпанзе, но до того, как разделились на древних людей и неандертальцев 700 000 лет назад. Мы также потеряли генетическую последовательность, которая дала нам чувствительные усы на лице, что может быть связано с потерей чувствительных шипов полового члена.

В любом случае они ушли и не вернутся. Мы наверняка потеряли их в результате генетической случайности, но, учитывая, насколько секс важен для эволюции, возможно, их потеря имела какое-то преимущество. Возможно, более длительные половые акты привели к усилению связей между участниками. Или это помогало выработке плодородной слизи, чтобы защитить сперму. Никто не знает наверняка.

Но по какой-то причине увеличение времени на эякуляцию для самцов не было такой уж большой проблемой, а это означает, что непосредственная угроза со стороны других самцов была менее серьезной.

В репродуктивной среде, движимой изнасилованиями, можно было бы ожидать всевозможных признаков жестокой мужской конкуренции, как в мужских телах, так и в женских репродуктивных органах. У людей нет таких признаков. Также нет никаких доказательств существования невидимых механизмов: независимо от того, принуждает ли мужчина женщину или они занимаются сексом по обоюдному согласию, пока она находится в фертильном периоде, у него есть примерно 25%-й шанс стать отцом. Среди крякв вероятность иметь потомство у насилующего селезня составляет всего 2 % – намного меньше, чем если бы самка тоже этого хотела. Другими словами, изнасилования среди уток происходят достаточно долго, и тела самок эволюционировали, чтобы компенсировать это, чего нельзя сказать о гомининах. Итак, независимо от распространенности изнасилований сегодня, наши человеческие предки, вероятно, не были особо склонны к насилию, у них, вероятно, не было жесткой конкуренции за партнеров, и они были настолько беспорядочными в связях, насколько и следовало ожидать от приматов со средними яичками.

Детоубийцы

Если окаменелости (и наша нынешняя физиология) рассказывают одну историю, то она, по-видимому, такова: с течением времени самцы гоминидов все меньше и меньше конкурировали друг с другом за партнеров. Но почему? Что послужило причиной всех этих изменений в размерах зубов и тела, форме пениса и качествах спермы?

Моногамия. Самый популярный аргумент в научной литературе заключается в том, что древние люди стали моногамными и им не приходилось конкурировать за партнеров. Если бы каждый самец имел хороший шанс получить эксклюзивный доступ к самке, то в генофонде стало бы появляться больше генов «Славного Парня». Поскольку иметь меньший размер тела и меньшие клыки дешевле, чем иметь большое тело и большие зубы, в конечном итоге победят первые. Гены влияют не только на поведение; поведение может изменить вероятность передачи гена.

Другими словами, то, что мы видим в летописи окаменелостей, может быть началом нуклеарной семьи: один муж, одна жена, количество детей, соответствующее обстоятельствам. Самцу не приходится конкурировать с другими самцами, потому что, скорее всего, найдется самка, которая займется сексом с ним, и никем другим, и родит и вырастит именно его потомство. В таком обществе, после того как мужчины негласно соглашаются не красть жен друг друга, они уменьшаются. Тем временем самки тратят несколько миллионов лет на то, чтобы стать немного больше и выше, отчасти потому, что хорошо питаются за счет вклада своего партнера. И все это время нашим большим, уязвимым детям удается доживать до взрослой жизни, потому что у их матери есть муж, который помогает заботиться о них (и о ней).

Звучит как хорошая сделка для женщины. В обмен на сексуальную исключительность у нее есть муж, который поможет прокормить семью и защитить ее от хищников. Поскольку дети-гоминиды беспомощны, женщине нужна вся возможная помощь со стороны. И чем больше становится ее мозг, чем жаднее ее плацента, тем труднее ей быть беременной и рожать, в результате чего женщина все сильнее нуждается в помощи. Со временем большеголовым младенцам требуется все более продолжительное грудное вскармливание, что создает еще большую нагрузку на организм матери и еще большую потребность в еде, а это означает, что требуется гораздо больше помощи со стороны партнера. Так почему бы не предложить ему эксклюзивный сексуальный доступ? Таким образом, он будет знать, что ее дети – это его дети (иначе он не мог знать), и будет чувствовать себя гораздо более обязанным.

Это научный способ сказать, что история человеческой женственности – это история блуда, обмена секса на защиту и еду. Конец [260].

Это прекрасно согласуется с летописью окаменелостей. Это также помогает объяснить, почему сексуальная культура человека так сильно отличается от культуры наших сверстников-приматов. Есть только одна проблема: моногамия не была такой уж приятной сделкой для женщин-гоминидов. Как и в случае с другими обезьянами, наша наследственная распущенность не была просто приятной привычкой. Это была стратегия – необходимая. Видите ли, самцы приматов представляют опасность не только друг для друга. Они невероятно опасны для младенцев.

У всех наших ближайших родственников-приматов – шимпанзе, бонобо и даже орангутангов – распущенность у самок имеет четкую цель. Самка не просто пускается во все тяжкие. Она следит за тем, чтобы ни один местный самец не знал, кто отец. В биологии это называется «отцовская неопределенность». Когда исследователи говорят об эволюции человеческой моногамии, они обычно говорят о том, что получает женщина, позволяя мужчине быть уверенным в отцовстве всех детей. Но они редко говорят о том, насколько это опасно.