Бригита Йосифова - Декабристы
Я. — Генерал, я очень благодарен Его Величеству за его снисходительность и вот докаэат еяьетво ее (показывая на кипу бумаг и писем жениных, лежавшую у меня на столе и которые я получал ежедневно).
Он. — Да что это!.. дело не в том, — помните, что Вы находитесь между жизнью и смертью.
Я. — Я знаю, что нахожусь ближе к последней.
Он. — Хорошо! Вы не знаете, что государь делает для Вас. Можно быть добрым, можно быть милосердным, но всему есть границы. Закон предоставляет императору неограниченную власть, однако есть вещи, которых ему не следовало бы делать, и я осмеливаюсь сказать, что он превышает свое право, милуя Вас. Но нужно, чтоб и с своей стороны Вы ему доказали свою благодарность. Опять повторяю Вам, что все сообщенное Вами будет известно одному только государю; я только посредник, чрез которого Ваши слова предадутся ему.
Я. — Я уже сказал Вам, что очень благодарен государю за позволение переписываться с моей женой. Мне бы очень хотелось знать, каким образом я могу показать свою признательность.
Он — Государь хочет звать, в чем состояли Ваши сношения со Сперанским.
Я. — У меня не было с ним особенных сношений.
Он. — Позвольте, я должен Вам сказать от имени Его Величества, что все сообщенное Вами, о Сперанском останется тайной между им и Вами. Ваше показание не повредит Сперанскому, он выше этого. Он необходим, но государь хочет только знать, до какой степени ои может доверять Сперанскому.
Я. — Генерал, я ничего не могу Вам сообщить особенного о моих отношениях к Сперанскому, кроме обыкновенных светских отношений.
Он. — Но Вы рассказывали кому-то о Вашем, разговоре со Сперанским. Вы даже советовались с ним о будущей России.
Я. — Это несправедливо, генерал, Его Величество ввели в заблуждение.
Он. — Я опять, должен Вам напомнить, что Вам нечего бояться за Сперанского. Сам государь уверяет Вас в этом, а Вы обязаны ему большой благодарностью, Вы не можете себе представить, что он делает для Вас. Опять говорю Вам, что он преступает относительно Вас все божеские и человеческие законы. Государь хочет, чтоб Вы вашей откровенностью доказали ему свою признательность.
Я, — Мне бы очень хотелось доказать маю признательность всем, что только находился в моей власти, но не могу же я клеветать на кого бы то ни был»; не могу же я товарищ» то, чего никогда не случалось. Государь не может надеяться, чтоб я выдумал разговор, которого вовсе не происходило. Да если бы я и был достаточно слаб для этого, надо еще доказать, что я имел этот разговор.
Он. — Да, Вы рассказали кому-то о нем.
Я. — Нет, генерал, я не мог рассказать разговор, которого не было.
От. — Берегитесь, князь Трубецкой, Вы знаете, что Вы находитесь между жизнью и смертью.
Я. — Знаю, но не могу же я сказать ложь, и я должен повторить Вам, что. лицо, имевшее дерзость сообщить государю о каком-то разговоре моем со Сперанским, солгало, и я докажу это на очной ставке. Пусть государь сведет меня с этим лицом, и я докажу, что оно солгало.
Он. — Это невозможно, Вам нельзя дать очную ставку с этим лицом.
Я. — Назовите мне его — и я докажу, что оно солгало.
Он. — Я не могу никого называть, всномниге сами.
Я. — Совершение невозможна, генерал, вспомнить о разговоре, которого никуда не было».
Этот разговор зафиксирован только в воспоминаниях князя Трубецкого. Нет никакого официального документа, в котором бы упоминалось о нем. Этот разговор «с глазу на глаз» имеет особенный оттенок. Устами Бенкендорфа говорил сам император Николай I. Поразительно быстро меняются позиции и подход к предмету — милость, благосклонность (если подтвердишь подозрения, даже если обманешь при этом) и тут же угроза мести и даже смерти, если будешь молчать и не скажешь того, чего от тебя требуют.
Давайте остановимся более обстоятельно на имени, которое было в центре диалога между Трубецким и Бенкендорфом, — Сперанском. Что заставляет императора так пристально интересоваться его личностью, выяснять связи и взаимоотношения этого человека с декабристами? Участвовал ли он в какой-либо степени в заговоре? Может быть, всему виной противоречивые и путаные показания декабристов или бессилие Следственной комиссии добраться до истины?..
Спустя многие годы, в 1854 году, декабрист Гавриил Батеньков напишет: «Биография Сперанского переплетается с многими другими биографиями. О некоторых вообще не можем говорить, а имеется много такого, что истина не может быть открыта».
В сущности, кто же такой Михаил Михайлович Сперанский, к которому император и его окружение проявляют такое «внимание»? Откуда взялся этот высокий молчаливый человек, который умеет обрести доверие, поражает своей большой культурой, прекрасной внешностью и почтительным поведением.
В 40 верстах от города Владимира, в старинном русском селе Черкутино, было три церкви. В продолжение 200 лет в них служили священники из одного и того же рода, известного где-то с конца XVIII века, когда сын дьякона Василия Михайлова, Михаил, женился на дочери дьякона из села Скоморово девице Прасковье Федоровне Никитиной. В 1772 году она родила четвертого ребенка — Михаила, будущего государственного деятеля и знаменитого законодателя.
В то время Владимирская губерния славилась своими церквами, величественными храмами и монастырями, своими чудотворными иконами и фресками кисти Андрея Рублева. Именно в этих церквах и храмах, великолепнейших иконостасах и росписях запечатлена поэтичная душа русского крестьянина.
По словам официального биографа Сперанского, барона Корфа, отец будущего государственного сановника «был простым и добродушным человеком, очень заурядным, почти с ограниченным умом и без всякого образования».
Мать была тоже простой женщиной, неграмотной и очень набожной. Когда у нее родился сын Михаил, а до него она потеряла троих своих детей, молилась богу и дала обет поехать в Ростов Великий поклониться мощам святого Димитрия в надежде, что это поможет сохранить ее дитя.
В сельской избе жили еще дед и бабка Михаила — престарелые родители его отца. В этом доме, где каждый должен был трудиться в поте лица, только один человек ничего не делал. В какой-то застывшей позе, буквально день и ночь, со скрещенными руками перед иконами стояла на коленях престарелая попадья — бабушка М. Сперанского. Высохшая и немощная старуха поражала воображение Михаила.
Много лет спустя Сперанский рассказывал своей дочери:
— Другие дети играют на дворе, а я не могу наглядеться, как бабка моя стоит в углу перед иконами. Словно окаменевшая, в таком глубоком созерцании, что ничто постороннее, даже голоса ее близких, не может отвлечь. Вечером, когда уже все ложатся спать, она все еще остается стоять перед образами. Утром я снова вижу ее на том же месте. Более того, не раз пробуждаясь в ночи, я ее, кроме как на коленях, всецело отдающейся молитве, просто ни разу не видел. Пищей ей многие годы служила одна просфора в день, размоченная в воде. Этот призрак моего детства исчез из нашего дома спустя год, после того как меня отдали в семинарию, но я его и теперь постоянно вижу перед собой!
Вот в какой атмосфере замкнутости и религиозного фанатизма рос Михаил. Босым, в грубой домотканой рубашке бегал по селу сын священника. Чем отличался он от русоголовых, обгорелых на солнце сельских непосед, детей крепостных?
Впечатляющим событием в детстве Михаила стал приезд в село Черкутино по приглашению местного помещика князя Салтыкова Андрея Афанасьевича Самборского, духовника великих князей Александра и Константина. Сначала он был священником русской миссии в Лондоне, а позже, по желанию Екатерины II, сопровождал в путешествии по Европе наследника престола Александра. В 1784 году Самборский стал учителем закона божьего и английского языка великих князей.
Знатное духовное лицо посещает родителей Михаила, гладит по голове небольшого босоногого мальчугана и в шутку, под смех окружающих, предлагает ему ехать вместе с ним в Петербург.
Когда Михаилу исполнилось семь лет, отец отвозит его в город Владимир и записывает в духовную семинарию. По традиции ему дают новую фамилию — Сперанский, и впервые в документах записывают — Михаил Михайлович Сперанский. Для сельского мальчика начинается новая, необыкновенная жизнь. Город как будто тонет в сказке: с церковных звонниц разносится малиновый звон десятков колоколов. Этот звон сопутствует многим годам жизни юного семинариста. Здесь, в семинарии, он обучается чтению и письму, учит греческий и латинский, риторику и философию, математику и физику, богословие, поет в архиерейском хоре. И так месяц за месяцем, гад за годом.
В 1790 году, вместе с двумя юношами, 18-летний Сперанский направлен на учебу в Петербургскую духовную академию. Она недавно учреждена специальным царским указом, в нее принимают только семинаристов с хорошими успехами и примерным поведением, надежных в нравственном отношении. Здесь, в Петербурге, Сперанский держится скромно, проявляя сильно развитое чувство меры, уважения и почтительности. Его бедное, незнатное происхождение принимает ореол трогательного мученичества — ведь его род давал России поколение за поколением скромных сельских священников. Постепенно Сперанский устанавливает контакты и связи с различными представителями высшего общества, производя на них впечатление своим незаурядным умом и загадочным отшельничеством.
