Леонард Гендлин - Исповедь любовницы Сталина
— В. А., я слушал вас во многих операх, ваша игра, голос, актерское перевоплощение заставили меня о многом задуматься. Раньше я жил, не думая о том, что дал нового сегодняшний день и что даст завтрашний. Сломя голову я, как Ванька-Встанька, крутился в человеческом водовороте. Разрешите молча боготворить вас?
— Давид, я тронута чистотой вашего отношения, но вы многим рискуете! В вашей жизни еще будут крутые повороты, рифы, непредвиденные ямы, через которые придется перепрыгивать.
— В самом трудном поединке я сумею отстоять нашу дружбу, которую хочется назвать СВЯТОЙ, — проговорил запальчиво молодой человек.
— Но кроме холодных, пронизывающих ветров, имеются злые, завистливые и жестокие люди. Они постараются вам помешать. Для того чтобы их победить, надо быть тонким дипломатом, умным, лавирующим политиком.
— Постараюсь выполнить ваш завет.
На листке бумаги он написал несколько слов: «Л. П. — мой родственник, брат отца. Чиаурели мечтает сойтись с вами. Он будет приставать до тех пор, пока не дадите ему серьезный отпор».
Я не смогла так быстро довериться Давиду Кикнадзе, которого совсем не знала.
Берия пригласил с ним поужинать. За столом прислуживали молодые красивые девушки.
— Люблю свежих, непорочных дев, — засмеялся Берия, потягивая из хрустальной рюмки армянский коньяк. — Рад, что вы приехали. Не краснейте, мой комплимент к вам не относится. — Он плотно закрыл двери комнаты, отдав распоряжение адьютанту никого не пускать. — Нехорошо, когда человек умышленно уклоняется от данного слова.
— Не понимаю, о чем вы говорите, Л. П.
— Целую ночь провели со стратегом революции, а нам об этом ни слова? Мы же с вами договорились?
Берия начал вращать белками глаз, от ужаса я посинела. Мой испуг вызвал у него удовольствие.
— В. А., о чем с вами беседовал товарищ Сталин, самый мудрый из мудрых? Как он вас пользовал? На коленях, стоя на коврике, или же в постельке? Только откровенно, неужели он еще может? Мы же свои люди, нас не надо стесняться!
— На подобные вопросы я отвечать отказываюсь. Разрешите мне уйти!
Цинично рассмеявшись, он проговорил сквозь зубы:
— Не стройте из себя целомудренную деву.
Я растерянно посмотрела на своего мучителя. Берия нажал кнопку звонка. Вошел Саркисов:
— Где Михаил Эдишерович?
— Ему оформляют пропуск.
В элегантном заграничном костюме вошел Чиаурели. Он за руку поздоровался с Берия. Потом что-то сказал ему по-грузински, затем обратился ко мне:
— В. А., сегодня у меня день ангела. На даче все готово для веселенькой ночки — цыгане, серенады, гитары, фейерверки, полуголые девочки-нимфы будут радовать наши сердца. Что вы скажете по этому поводу?
— Завтра у меня сложный день: две репетиции и спектакль.
— Ничего не поделаешь, искусство требует жертв, — упрямо сказал Берия.
Юные создания в легких, просвечивающихся одеждах подают питье и еду, фрукты и сладости. По их лицам, опущенным глазам, искусственным улыбкам можно было понять, что они находятся на положении гаремных рабынь.
Берия, Чиаурели, Давид Кикнадзе, Кобулов надели восточные шелковые халаты.
Л. П. хлопнул в ладоши. В зале появился седой человек с испитым лицом — распорядитель.
— Зовите цыган! Стариков и старух отправьте на свалку!
С гиканьем, с криками, разбойничьим свистом ворвалась стая молодых, темпераментных цыганок.
— Для чего нам смотреть на их трехаршинные юбки? — покачав недовольно головой, пробурчал создатель сталинской «Клятвы». — Юбки и платья нам успели надоесть дома.
Песни и танцы прекратились. К Берия подошла высокая, черноокая красавица Ольга:
— Сначала артистов надо как следует угостить, ручки денежкой позолотить, а потом так станем плясать, что от удовольствия взмокнете.
Цыган увели в столовую, где для них были сервированы столы. Берия протянул Кикнадзе пакет с деньгами. Цыгане начали ссориться, каждый стремился получить свою долю. Несчастные люди не понимали, в какой вертеп они попали.
Цыганки буйно понеслись в вихревых танцах. Винные пары разогрели темпераментные сердца. На середину зала выбежала гибкая, шестнадцатилетняя Гитана. Зазвенели струны гитар и мандолин, запели старенькие скрипки. Понеслась за большие деньги обнаженная Гитана. Вздымалась девическая грудь. Ярко алели ее вишневые, чуть припухлые губы. Берия, не отрываясь, смотрел на юную красавицу. После танца он подозвал ее:
— Пойдем со мной, красавица, я сделаю тебе сказочный подарок! Подруги и кавалеры завидовать будут.
Девушка доверчиво посмотрела на богатого, радушного хозяина, о могуществе которого не имела никакого понятия.
— Я только оденусь, без одежды неудобно, одно дело танцевать…
Берия нетерпеливо перебил:
— Зачем одеваться? Идем, так лучше!
Он цепко схватил Гитану за руку. Как только за ними закрылась дверь, в зал вбежала испуганная, растрепанная Лиза:
— Где сестра моя? — крикнула она надрывно. — Где Гитана? Куда повел ее очкастый?
Наступила мертвая тишина. Чиаурели приказал танцевать и петь. Народный артист Советского Союза хорошо понимал, куда его друг, маршал Берия, повел 16-летнюю цыганку.
Минут через сорок показалась бледная, дрожащая, заплаканная Гитана. На ее шее сверкала золотая цепь с бриллиантами. Красные камни на золоте отливали кровавыми пятнами. Цыгане окружили девочку. Вид обреченной их не интересовал. Жадными, завистливыми взорами рассматривали они драгоценный подарок, полученный, как им казалось, за один только огненный танец.
Из боковых дверей в зал вошел надушенный Берия.
Гитана подбежала к нему, глотая слезы, крикнула ломающимся голосом:
— Ты — проклятый шакал, мой отец тебя все равно зарежет! Жить ты не будешь, сволочь!
Кикнадзе попытался зажать девушке рот рукой, но было поздно. Берия крикнул:
— Проклятых цыган за решетку! Вырывать зубы проституткам, бить плетьями, на женщин напустить голодных урок, потом всех в концлагерь.
Чтобы развеселить обидчивого вождя, в зал пригласили балерин. Некоторых девочек, воспитанниц старших классов хореографического училища, я знала.
Чиаурели жадными глазами впился в 16-летнюю крепконогую блондинку. Перехватив его взгляд, Л. П., улыбаясь, сказал:
— Миша, давай бросим жребий, кто первый?
Чиаурели согласился. В увесистом, волосатом кулаке он зажал спичку. Надо было отгадать, в какой руке она находится. Раздался победный рык! Берия выиграл пари.
— Предстоит самое трудное: уговорить красавицу, — сказал Чиаурели.
Л. П. подозвал девочку.
— Как тебя зовут, красотка?
— Маша Радина.
— Где ты живешь?
— В общежитии.
— А что будет, если через неделю ты переедешь в собственную 2-комнатную, со всеми удобствами квартиру?
— Тогда я вас расцелую.
— Ты умеешь целоваться?
Девушка покраснела, краска до ушей залила ее лицо, от этого она стала еще прекрасней.
— Если ударилась в краску, значит, говоришь правду. Нам придется тебя проверить! — допытывался Берия.
Застенчивая Маша не растерялась:
— Квартиры еще нет, а целоваться хотите авансом?
Берия, Чиаурели, Кикнадзе громко рассмеялись.
— Подготовьте письмо на имя председателя Московского Совета, — сказал Л. П. Давиду, — чтобы в течение недели Машеньке Радиной подыскали квартиру и установили телефон из нашего резерва.
Девушка подлетела к Берии, лебедиными руками обвила его бычью шею, сочными спелыми губами долгим призывным поцелуем зажала ему рот. Потом она сказала:
— Я надеюсь, что вы, Л. П., говорите правду?
К 20-летию Октябрьской революции Большой театр подготовил оперу Вано Мурадели «Великая дружба», действие которой происходит на Северном Кавказе в 1919 году. Она повествует о деяниях героя Гражданской войны Серго Орджоникидзе. Это он, народный комиссар тяжелой промышленности, застрелился в своей московской квартире 18 февраля 1937 г. Товарищ Серго, лучший друг И. В., понимал, что над его головой давно уже сгущаются тучи. На другой день после самоубийства Ежов с ордером на обыск и с запасным револьвером для Орджоникидзе ворвался в квартиру мертвого наркома.
В духовке газовой плиты Серго оставил записку: «Сталину больше нельзя верить. Он задушит большевистскую партию. Этот человек без совести и чести. Ленин умер не своей смертью. Если Сталина не уберете — Россия погибнет. Он потопит ее в реках крови. Серго О. 18.11.1937 г. Москва».
Мне рассказали, что «огнем и мечом» прошел «железный комиссар» товарищ Серго по Северному Кавказу, Армении, Азербайджану. После бандитских набегов он оставлял сожженные дома, плачущих вдов, несчастных, голодных сирот. Серго Орджоникидзе истребил целые деревни и села. Недаром старики называют Осетию Страной вечных слез. До сих пор мы помним человека, который умел сражаться с детьми и женщинами. Имени его наша страна никогда не забудет. Мы прокляли весь его ничтожный род.
