Борис Григорьев - Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Но есть и другая сторона этого вопроса — когда посетители «почему-то думают, что консул обязан вести с каждым заходящим в консульство соотечественником продолжительные разговоры. В этом отношении, — язвительно замечает Гейкинг, — особенно далеко идут словоохотливые дамы», и приводит примеры из своей богатой практики. Вот один из них: как-то к нему в Лондоне обратился приехавший из России студент, остановившийся в каком-то лондонском пансионате. Не владея английским языком и оставив вещи в своём номере, студент вышел на улицу, заблудился и забыл и адрес, и местоположение пансионата. Он пришёл за помощью к русскому генконсулу, потребовав от него предпринять необходимые поиски.
И таких примеров Гейкинг приводит немало: то это профессор, потерявший свой багаж, то артистка, требующая денег с английского антрепренёра, то дама, умоляющая разыскать сбежавшего мужа или любовника, а то и вовсе сумасшедшие. «Консул не нянька!» — пишет он, и не надо испытывать терпение консульского чиновника там, где нужно обращаться к местным властям.
Вокруг консульства, пишет Гейкинг, образуется группа людей, пытающаяся поживиться за счёт государства. Их Гейкинг называет бродягами-дармоедами. Пользуясь тем, что консульство выдаёт пособия попавшим в беду российским подданным, они приходят к консулу и под ложными предлогами получают от него необходимую помощь. Поскольку денежная помощь выдавалась разово, то бродяги-дармоеды брали под прицел сразу несколько консульских учреждений и везде пытались получить необходимое пособие — якобы для того, чтобы добраться до своей горячо любимой родины. На самом деле деньги употреблялись совсем для других целей. Одна дама, к примеру, умудрялась каждый год из добытых таким способом средств посылать своим родственникам в Россию кругленькую сумму.
Конечно, были люди, действительно нуждавшиеся в помощи. Гейкинг описывает один уникальный случай о попавшем в английскую тюрьму за убийство русском матросе, которого удалось спасти от петли и путём регулярных бесед вернуть его на путь истинный. Генконсул Гейкинг выступал, таким образом, в роли психолога, проповедника, старшего товарища и воспитателя одновременно.
Ещё один любопытный пример из консульской практики барона. Известный банкир Леопольд де Ротшильд как-то пожаловался ему на то, что русский генконсул якобы слишком строго относится к евреям, требуя от них уплаты пошлины при выдаче нового паспорта. Что ж, подумал Гейкинг, надо преподать миллионеру показательный урок, и направил ему справку по делу некоей Шейны Б., отказавшейся платить пошлину за выдачу ей нового паспорта в размере 780 рублей. Если он такой сердобольный, пусть поможет своей соплеменнице! К чести Ротшильда следует заметить, что он и правда скоро прислал Гейкингу чек на 780 рублей, давая понять, что берёт на себя бремя расходов на новый паспорт Шейны Б. Генконсул вежливо поблагодарил миллионера за помощь «бедным русским подданным», а миллионер уже больше никогда не поднимал вопрос о притеснениях евреев русским государством.
Война 1914 года явилась тяжёлым испытанием для всех дипломатов, но больше всего — для консульских чиновников. Читаем докладную записку барона Шиллинга, бывшего консула в Бреславле (Бреслау ныне Вроцлав, Польша) от 29 июля/11 августа 1914 года на имя директора Департамента личного состава и хозяйственных дел В. А. Арцимовича и видим, каким тяготам службы подвергался зачастую царский рядовой дипломат.
Началась Первая мировая война, русское посольство в Берлине уже прекратило свои полномочия, а консульские работники остались на местах, чтобы помочь русским подданным, оказавшимся на территории враждебной Германии. Барон Шиллинг в суматохе не успел отправить жену с детьми в Швейцарию, и 2 августа, на другой день войны, немцы его арестовали и посадили в тюрьму. Он даже не успел уничтожить самое важное — шифры, но при аресте изловчился и положил их в карман пальто. На следующий день, благодаря настойчивым требованиям супруги, его выпустили на свободу, позволили зайти в консульство, чтобы забрать самое необходимое, и в сопровождении полицейского отправили в Кенигсберг с намерением передать всю семью через линию фронта в Россию. Во время следования поездом до Кенигсберга разрешили разговаривать между собой только по-немецки.
Из Кенигсберга они поехали в Инстенбург, где их бесцеремонно обыскали и, невзирая на протесты, изъяли у консула шифры. Дальше путь лежал в Гумбинен, но перейти линию фронта не удалось — шли бои, дипломат с женой и детьми попал под обстрел своих частей и был вынужден вернуться обратно. Военный губернатор Кенигсберга предложил барону сесть на пароход, отправлявшийся в Данию. Шиллинг согласился, но вскоре выяснилось, что норвежский пароход уже покинул порт Кенигсберга. Пришлось на автомобиле нагонять пароход, делавший стоянку в Пиллау По пути автомобиль снова попал под обстрел, но удалось благополучно сесть на пароход и добраться, наконец, до нейтральной Дании.
В Дании Шиллинга причислили к миссии, и теперь он просил Министерство иностранных дел компенсировать ему потерю личного имущества и багажа — хотя бы в виде курьерской дачи от Бреславля до Копенгагена. На докладной барона красным карандашом оставлена загадочная буква «В». Хочется верить, что это означало «Выдать». Приключения и невзгоды барона Шиллинга демонстрируют, что немцы на службе царской России в критические минуты Великой войны хранили верность присяге и неуклонно выполняли свой служебный долг.
Во время войны 1914 года в клубной ложе мадридского театра оказались почётные консулы самых разных стран, в том числе и стран, воюющих друг с другом. Приглашённый туда русский дипломат Ю. Я. Соловьёв недоумевал, как же будет «разруливаться» эта щекотливая ситуация: дипломаты и штатные консулы враждебных стран обычно даже не раскланивались друг с другом. Но в данном случае никакой враждебности и в помине не было: все консулы были настроены друг к другу дружелюбно и мило разговаривали между собой. Объяснение было простое: все присутствовавшие были испанцами!
Консул в Христиании А. Ловягин в 1915 году получил замечание за непатриотичное поведение — он подписывал норвежские чеки на немецком языке. На это обратили внимание бдительные чиновники из Министерства торговли и промышленности, куда пришли чеки Ловягина. Подписи типа «Der Kaiserliche Generalkonsul A. von Loviagin, Statsrat»[120] на самом деле выглядели одиозно. Шла война с армией того же германского кайзера, и называть себя «генконсулом кайзера» было, конечно, неправильно, хотя Ловягин конечно же хотел назвать себя «императорским консулом». Руководство Министерства иностранных дел было тем более возмущено поведением Ловягина, что тремя месяцами раньше именно за это ему было сделано замечание.
Первая мировая война вторглась в жизнь не только консулов, работавших в непосредственной близости от театра военных действий, но и на Ближнем Востоке, и в далёкой Африке. Консул в Александрии Петров в шифротелеграмме от 4/17 июня 1915 года доложил в Центр о том, что итальянский вице-консул в Яффе оставил русскому консульству в Яффе на хранение свои архивы и архивы французского вице-консульства, поручив присмотр за ними консулу США и внештатным консульским агентам консульства Испании, немцам по национальности. Петров высказывал беспокойство за судьбу архивов союзных консульских учреждений и просил ДЛСиХД поставить в известность соответствующие дипломатические службы о том, что указанные немцы тесно связаны со своим немецким консулом, а тот может пойти на всё, чтобы получить доступ к архивам итальянцев и французов.
Глава вторая. Курьеры
И в нижнем звании бывают герои.
А. В. СуворовВ течение XIX века курьерской службы как таковой в Министерстве иностранных дел практически не было, их функции выполняли либо сами дипломаты, либо случайные «надёжные» люди, оказывавшиеся под рукой у посла или консула. Посланник в Берлине Максим Максимович Алопеус в июне 1806 года извещал А. А. Чарторыйского: «Как только король вернёт проект, барон Гарденберг перепишет декларацию начисто и пошлёт на подпись королю. Затем я отправлюсь в Темпельберг, получу её из рук министра и сразу же отправлю в. с-ву может быть с г-ном Пьятолли, если его слабое здоровье позволит ему немедленно предпринять это путешествие. Этот способ предпочтительнее отправки курьера, так он позволит не привлекать внимания французской партии, которой боится сам король».
В дряхлые руки господина Пьятолли посланник решил вручить для переправки в Петербург важнейший документ — проект декларации между королём Пруссии и императором России. Чтобы сбить с толку представителя французской партии при берлинском дворе — министра иностранных дел Хаугвица, без ведома которого не может быть отправлен ни один курьер, Алопеус пускается на уловки и организует отправку другого курьера, который должен отвезти в Петербург письма и пакеты великой княгини Марии.
