KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Александр Бушков - Россия, которой не было. Гвардейское столетие

Александр Бушков - Россия, которой не было. Гвардейское столетие

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Александр Бушков, "Россия, которой не было. Гвардейское столетие" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Когда царица проехала третью городскую стену и въехала на большую площадь перед Кремлем, на помостах, нарочно для того устроенных, принялись играть на флейтах, трубить в трубы и бить в литавры, также принялись играть на различных инструментах и [музыканты, помещенные] над кремлевскими воротами.

Она [Марина] была одета, по французскому обычаю, в платье из белого атласа, все унизанное драгоценными камнями и жемчугом; против нее сидели две польские графини, ее родственницы, за ними следовало множество карет с госпожами и знатными девицами, и это были весьма роскошные кареты с золотыми столбами, в каждую было впряжено шесть или восемь лошадей. И так проводили ее [Марину] в Кремль, и здесь все кареты с другими госпожами отделились, и развезли их по приготовленным для них дворам, и некоторые из девиц горько плакали, а ее [Марину] отвезли в Вознесенский монастырь, к старой царице и матери Димитрия, куда скоро тайно прибыл он сам и приветствовал ее.

Наконец все стали расходиться по домам, а простому народу наговаривали, что невеста должна изучить обряды московитов, к чему она была расположена еще до обручения, и [эту молву распустили], чтобы она [Марина] понравилась народу, но я полагаю, что Димитрий учил ее в это время чему-нибудь другому.


Во все время моего пребывания в Москве я неотступно прилагал великие старания, дабы заполучить верное изображение (conterfeyting) города Москвы, но мне не удавалось, ибо там нет художников, и они не заботятся о них, так как не имеют о том никакого разумения; правда, там есть иконописцы и резчики, но я не осмелился побудить их сделать для меня изображение Москвы, ибо меня наверное схватили бы и подвергли бы пыткам, заподозрив, что я замышляю какую-нибудь измену. Так подозрителен этот народ в подобных вещах, что никто не отважится предпринять что-нибудь подобное; но в это время жил в Москве некий дворянин, который во время осады Кром был ранен в ногу, вследствие чего принужден был все время сидеть дома, и он пристрастился к рисованию, у него в доме среди слуг был иконописец, который и обучил его рисованию, и между прочим он начертил пером [изображение] Москвы. И этот дворянин был знаком с моим хозяином, у которого я учился торговле, и меня иногда посылали к [помянутому дворянину] с камкою и атласом, которые он покупал, и часто расспрашивал меня об обычаях нашей страны, также о нашей религии, о наших принцах и государственных людях (overheeren), на что я обстоятельно отвечал и давал ему также гравюры (printen), изображающие походы его княжеской светлости, а также битву при Турнгуте[55] во Фландрии и все завоевания, совершенные там, что так порадовало и удивило его, что он не знал, чем ему одарить меня, дабы засвидетельствовать свое дружеское расположение, и сказал: «Просите, что вам полюбится, и я дам вам, и когда я могу оказать вам какую-нибудь службу при дворе, то не премините этим воспользоваться»; и он велел своей жене выйти ко мне, так что я ее видел, и она подарила мне узорчатый платок; а показать кому-нибудь свою жену означает у московитов величайшую честь, какую они только могут оказать, ибо они держат своих жен взаперти, так что никто не может их видеть. И так как он [этот дворянин] весьма хотел подарить мне что-либо и всегда был рад видеть меня у себя, ибо я всегда поведывал ему [различные] истории, насколько их знал, то я попросил у него подарить мне изображение Москвы. Услыхав о том, он клялся, что, пожелай я скорей его лучшую лошадь, он охотнее отдаст ее мне, но так как он почитал меня истинным своим другом, то дал мне изображение Москвы с тем, чтобы я поклялся не проговориться о том никому из московитов и никогда не называть его имени, ибо, сказал он: «Это может стоить мне жизни; когда откроется, что я снял изображение Москвы и дал его иноземцу, то со мною поступят, как с изменником». И это изображение, сделанное пером, я приложил к сему сочинению. Поистине, когда бы Вам самим довелось увидеть Москву, Вы бы нашли ее именно такою, какою она изображена и представлена здесь, и, посвящая моему лучшему, после всемогущего бога, другу эту недостойную книгу, я посвящаю от всего сердца ему также и сей рисунок со смиренною просьбою не пренебречь им, а принять в знак моего доброго усердия и приверженности к Вашей достойной особе, моля всемогущего бога: да ниспошлет Вам здравие и долгую жизнь на спасение души.

В последующие три или четыре дня в Москве была совершенная тишина. Тем временем польский посол был у царя и поднес ему подарки: две красивые лошади, чаши и золоченые кубки, и прекрасную большую собаку; окончив свою речь, посол представил грамоту, на коей не было титула и стояло только: великий князь Московии, что разгневало [Димитрия], и он возвратил грамоту, на что посол отвечал ему от имени короля: «Пусть он [Димитрий] сперва покорит Татарию и Турцию, и тогда его будут называть царем и монархом, но не теперь», на что [Димитрий] так разгневался, что в злобе хотел бросить свой скипетр в посла, но бояре и Сандомирский, который весьма напугался, опасаясь [возможного] несчастья, остановили [царя], и посол удалился и почти не выходил из своего дома до самой свадьбы[56].

Димитрий увеличил титул прежних московских князей, прибавив к нему: монарх (monarche) и непобедимый, что произошло по наущению литовских вельмож, ибо некоторые из них не любили короля и помышляли в благоприятных обстоятельствах подчинить Польшу Димитрию; таково было их намерение, но не господня воля.

6 мая, рано утром, царицу перевезли в великолепной карете из монастыря в приготовленные для нее прекрасные палаты, и в Кремле устроили перед большой столовой палатой помосты для трубачей, свирельщиков и барабанщиков; также было объявлено всем стрельцам, коих было числом восемь тысяч, чтобы они во все время свадебного празднества оставались в Кремле, в полном вооружении, также большая часть немецких телохранителей и алебардщиков должна была содержать караулы под начальством своих капитанов и иметь заряженные ружья.

8 мая затрезвонили во все колокола, и всем жителям запрещено было работать, и все снова надели самые красивые наряды, и все бояре в великолепных одеждах поехали ко дворцу, также все дворяне и молодые господа, одетые в платья из золотой парчи, унизанной жемчугом, обвешенные золотыми цепями; и [бирючи] возвестили, что настал день радости, ибо царь и великий князь всея Руси вступит в брак и предстанет в царственном величии; и весь Кремль был наполнен боярами и дворянами – как поляками, так и московитами, но все польские гости (heeren), по их обычаю, имели при себе сабли; за ними следовали слуги с ружьями, и Кремль был оцеплен кругом помянутыми стрельцами, числом восемь тысяч, все в кафтанах красного кармазинного сукна с длинными пищалями.

Весь путь, по которому он должен был шествовать, был устлан красным кармазинным сукном, [от самого дворца] до всех церквей, что надлежало ему посетить; поверх красного сукна еще разостлали парчу в два полотнища; и прежде вышли патриарх и епископ новгородский, одетые в белые ризы, унизанные жемчугом и драгоценными каменьями, и пронесли вдвоем высокую царскую корону в Успенский собор (ha de kercke Maria), вслед за тем пронесли золотое блюдо и золотую чашу, и тотчас затем вышел Димитрий; впереди его некий молодой дворянин нес скипетр и державу, за этим прямо перед царем другой молодой дворянин, по имени Курлятов (Coerletoff), нес большой обнаженный меч; и царь был убран золотом, жемчугами и алмазами, так что едва мог идти, и его вели [под руки] князь Федор Иванович Мстиславский и Федор Нагой, и на голове у него [царя] была большая царская корона, блестевшая рубинами и алмазами, за ним шла принцесса Сандомирская, его невеста, убранная с чрезвычайным великолепием в золото, жемчуга и драгоценное каменье, с распущенными волосами и венком на голове, сплетенным из алмазов и оцененным царским ювелиром, как я сам слышал, в семьдесят тысяч рублей, что составляет четыреста девяносто тысяч гульденов; и ее вели жены помянутых бояр, сопровождавших царя.

Впереди царя шествовали по обе стороны четыре человека в белых, унизанных жемчугом платьях, с большими золочеными топорами на плечах; и эти четверо вместе с меченосцем оставались перед церковью, пока царь не вышел из нее; и так они [царь и Марина] дошли до Успенского собора, где были обвенчаны по московскому обряду патриархом и епископом новгородским, в присутствии всего духовенства, московских и польских вельмож.

О, как раздосадовало московитов, что поляки вошли в их церковь с оружием и в шапках с перьями, и если бы кто-нибудь подстрекнул московитов, то они на месте перебили бы всех [поляков], ибо церковь их была осквернена тем, что в нее вошли язычники, коими они считают все народы на свете, полагая и твердо веря тому, что только они христиане, того ради в своем ослеплении они весьма ревностны к своей вере.

Перед кремлевскими воротами стояла сильная стража, большие ворота были открыты, но в них никто не смел въезжать, кроме поляков, бояр, дворян и иноземных купцов, а из простого народа никого туда не пускали, что всех раздосадовало, ибо полагали, что так повелел сам царь, и что весьма возможно, ибо иначе в Кремле нельзя было бы двигаться.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*