Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц
Ни одна из многочисленных любовниц французского короля Людовика XV не была красавицей. Ни Мария Манчини, ни Монтеспан, ни Фонтанж, ни старая, семидесятилетняя Монтенон, ни самая значительная его любовь — Лавальер, которая была не только некрасива, но и хромая, а жена короля Мария Тереза, красивая и статная, недоумевала относительно любовницы своего мужа, ибо у той «ни кожи ни рожи», и такие вот вопросы задавала: «Ну чем эта чахоточная развратная девчонка могла привлечь моего мужа? Чем приворожила?»[174]
Чем приворожила, чем приворожила! Как будто эта проблема логике поддается! Почему, скажем, жена с первым мужем — ведьма ведьмой, а со вторым — ангел ангелом? Почему муж, скажем, с первой женой дрался вечно, хотя она и красавица-раскрасавица, а со второй, пигалицей невзрачной, лучезарной улыбкой сияет? Сие никому неизвестно, а остроумный народ, знающий все ответы на все жизненные вопросы, поговорками отделался: «Любовь, дескать, зла, полюбишь и козла» или «Полюбится сова лучше ясного сокола», а в общем, вывод один: «Не по хорошу мил, а по милу хорош». Но все же, дорогой читатель, задумаемся над вопросом несчастной французской королевы: не имеет ли здесь место некий мистический элемент, приворот, например? Тем более что одинаково — и русские, и те, из заморских стран иностранцы — верили в такую возможность: возбуждать любовь. У русских до сих пор существует растение, которое теперь, правда, только в соления кладут, — любисток, у иностранцев свои зелья, методы привораживания тоже различные. У нас все просто. Для присухи мужчины: «из светлого веника берется пруток, который кладут на пороге двери, в которую пройдет тот, для кого назначена присуха. Как только перешагнет через прут, то прут убирается в такое место, чтобы никто не мог его видеть. Потом прут берут и кладут в жарко натопленной бане на полок, приговаривая: „Как сохнет этот прут, пускай сохнет по мне раб божий такой-то“»[175].
У иностранцев привораживание посложнее. Во Франции, например, это делается так: весной взять немного собственной крови, высушить ее в горшочке в печи вместе с двумя заячьими яичками и печенью голубки, растереть в порошок и всыпать в еду привораживаемому. Но если после первого раза человек, по которому вы сохнете, тут же не возгорится пламенной к вам любовью, процедуру надо повторить до трех раз.
Или вот такой способ: «В пятницу утром, перед восходом солнца надо сорвать с дерева яблоко, на бумажке кровью написать собственное имя и фамилию тоже, во избежание недоразумения, а ниже фамилию и имя привораживаемого. Затем осторожно выдерните у него три волоска, чтобы он не заметил, да не так грубо, как это сделала героиня Мопассана, под афронт своего героя подведя: увязала вокруг пуговиц его пиджака такое огромное количество своих волос, что другая любовница их легко обнаружила и дело до скандала дошло, тем более что там и один седой волосок затесался. „Со старухой дело любовное имеешь“», — кричала. Ну, в общем, три волоска у любимого оторвать — не скальп снять — просто. У себя тоже надо оторвать три волоска и сплести все волоски в маленькую косичку, которой надо перевязать бумажку с кровавыми фамилиями, а затем уж совсем просто. Яблоко разрезать пополам, вынуть из него семечки, вложить туда бумажку, обе половинки соединить двумя шпильками, вырезанными из зеленого мирта, хорошо в печи высушить и потом обложить его листьями лавра и положить под подушку привораживаемого. Не успеешь оглянуться, как он в тебя влюбится до безумия! Видите, как все просто! И нечего вам, дамы сегодняшнего дня, у которых и дачные участки с яблоками есть, и микроволновые печи, мучиться и иссыхать от неразделенной любви, живо приступайте к делу, тем более что техника вам на помощь пришла и не надо вам русские печи березовыми дровами растапливать: включи микроволновку — и через пару секунд любовное зелье готово.
Все народы, начиная от древних римлян и кончая современными французами, верили в привораживающую силу любовного зелья. Вспомним, что последнюю жену Калигулы явно обвинили в «присушении» императора, который якобы из-за нее разума лишился, и те голоса в сенате, которые были против ее убийства вместе с императором, были перевешены теми, кто доказывал, что тут имеет место именно любовное зелье. Но мы не очень-то уверены, что дело здесь только в «химической», «дьявольской» ли магии. Может, его жена сама по себе была прелестна. Признала же это жена Филиппа II, мать Александра Македонского, когда необыкновенную любовь ее мужа к некоей Филлинии объясняли приворотом. Олимпиада, мать великого императора, носившая это имя, призвала к себе любовницу своего мужа и, осмотрев ее со всех сторон, сказала дословно следующее: «Где уж тут любовное зелье! Его и не надо, она сама по себе просто очаровательна!» Но, конечно, не каждые жены так снисходительны и объективны в оценках любовниц своих мужей.
Зачастую возникшую страсть мужчин объясняли именно привораживанием. Екатерина Медичи, не в состоянии понять возникшую вдруг страсть своего зятя Генриха IV к придворной даме де Сов, спрашивала ее: «Признавайся, подавала ты ему любовное зелье?» И очень удивилась, узнав, что король, игнорируя как женщину ее дочь, красавицу Марго, влюбился в де Сов сам по себе, без вмешательства любовного напитка.
В возникшей вдруг привязанности короля Людовика XIV к воспитательнице своих внебрачных детей Монтенон усматривали не что иное, как только то, «что она опоила его любовным зельем».
Король Леопольд II, не прибегая к услугам колдуний, сам «кухарничал» в своей лаборатории, приготавливая это зелье, да малость перестарался в усердии приготовления эликсира. Как нам сообщает писатель Гельмут Андикс в своей книге «Женщины Габсбургов», «одно из приготовленных им средств для усиления потенции привело его к смерти».
И чуть не привело к смерти или неизлечимой болезни это зелье все того же французского короля Людовика XIV (вот кому везет на любовные эликсиры!). Его много лет опаивала сомнительным варевом, приготовленным в колдовской кухне колдуньи де Восин, его обворожительная любовница маркиза Монтеспан. Колдунью, конечно, арестовали, пыткам подвергли и на костре сожгли, но любовницу король тронуть постеснялся, хотя изрядно в любовном пыле поостыл, узнав, какими тайными лакомствами она его угощала многие годы. А ее любовный напиток состоял из порошковых жаб, перца, глаз змеи, ядер волка, отходов лиса, кошачьей мочи и шпанских мушек! Кавалер де Монтабель на полном серьезе в своих мемуарах комментирует: «Если бы король знал, каким снадобьем угощала его любовница, он обратился бы тоже к таким же средствам, чтобы от нее избавиться, применяя рецепт, хорошо известный деревенским колдунам: „Если какая-либо женщина приворожила мужчину, а он желает от нее освободиться, нужно взять свою рубашку, пописать на нее через правый рукав, и сразу же любовь пройдет“»[176].
Ричард III.Всего-то! И к чему тут копья ломать, в любовной истоме изнывая, коей многие монархи подвержены были. Бери рубашку и…
Однако советуем не очень увлекаться этим кажущимся невинным атрибутом. Последняя жена Геракла, желая вернуть любовь своего мужа, который изрядно к ней поостыл, предпочитая любовными утехами оделять молоденьких куртизанок, послала ему рубашку, пропитанную кровью центавра. Она считала, что это более действенно, чем всякое любовное зелье. Просчиталась, бедная! Как только Геракл надел рубашку, она приклеилась к его телу и вызывала такую невыносимую боль, что все пытки по сравнению с этими муками были детскими игрушками. Геракл не мог вынести этой боли и попросил, чтобы его сожгли на костре, и только тогда боль уступила. Так что не всегда «своя рубашка ближе к телу». Иногда ее от тела оторвать невозможно.
Но мы, конечно, дорогой читатель, в нашей тяге к балагурству малость отвлеклись от главной темы. А говорили мы о том, что безобразие не помеха в любовных делах и не всегда приворотное зелье даже помогает.
«Безобразие — изнанка прекрасного», — сказал Виктор Гюго, а людям свойственно иногда по ошибке носить не только платье наизнанку. Великие женщины не отставали от мужчин. «Горб не может служить помехой в альковных делах», — сказала красавица Мария Стюарт, беря себе в любовники горбатенького урода Давида Риччио. Безобразие Мазепы не помешало влюбиться в него Марии Кочубей. И Айседоре Дункан в ее выборе любовником внешне отвратительного музыканта. Избалованная огромным вниманием и многочисленными любовниками герцогиня Баррийская, дочь герцога Орлеанского, вдруг безумно влюбилась в толстого и прыщавого человека, обращающегося с ней хуже, чем с ее служанкой.
«Люди начинают интересоваться очень некрасивым человеком, не думая о его безобразии, и в конце концов безобразие становится красотой» — такое сложное определение дал этому феноменальному явлению Стендаль. Очень может быть, что так и есть на самом деле. Во всяком случае, Петр III «дурную и жадную» Воронцову любил, как Ромео, и ревновал, как Отелло, прощая ей все ее капризы, на которые-то она никакого права не имела. По нашему наивному мнению, капризничать допустимо только красавице, а не «широкорожей» престарелой графине. Но вот один факт, описанный придворным ювелиром Позье, говорит о ревности царя и о капризе графини.
