Леонтий Раковский - Генералиссимус Суворов
У дворца герцогини Кастильоне не расходился, все время стоял народ ждали, не выйдет ли Суворов.
Вечером весь город расцветился огнями.
В городском театре была приготовлена пышная встреча Суворову, но он никуда из дворца не поехал - был на балу у своей хозяйки. Герцогиня Кастильоне, с согласия Суворова, пригласила к себе всю миланскую знать. Суворов явился в парадном фельдмаршальском мундире. Он поразил всех, особенно дам, своей изысканной любезностью, весельем и остроумием.
На следующий день, 19 апреля, миланцы могли хорошо разглядеть фельдмаршала Суворова - он присутствовал на молебствии в знаменитом миланском соборе.
По улицам рядами стояли войска. Суворов ехал в вызолоченной карете, в белом австрийском фельдмаршальском мундире со всеми орденами.
Архиепископ во всем облачении встретил его при входе в собор. В соборе для фельдмаршала было устроено возвышение, покрытое красным бархатом, с золотыми кистями и золотой цепью вокруг.
Громадный собор едва вмещал всех желающих присутствовать при богослужении.
Так же торжественно Суворов вернулся во дворец к обеду.
Обед у Суворова прошел очень живо.
Фельдмаршал шел к столу в прекрасном настроении. К обеду, кроме русских генералов Розенберга, Багратиона, Милорадовича, Горчакова, были приглашены австрийские с Меласом во главе. Тут же присутствовал какой-то итальянский поэт, курчавый, точно баран, и с бараньими глазами, молодой человек в нарядном шелковом кафтане. Поэт поднес фельдмаршалу Суворову свою поэму "Освобожденная Италия".
Подойдя к столу, Суворов громко и внятно прочел "Pater Noster" ("Отче наш" ).
- Сегодня у меня за столом два высокопревосходительства, - садясь, весело сказал он, поглядывая на своих соседей справа и слева: Розенберга и Меласа. - Папа-Мелас, вам необходимо научиться говорить по-русски. Скажите "высокопревосходительство".
- Фьий... Фийсок... - потел с натуги старый Мелас.
- Высокопревосходительство, - нагибался к нему Суворов.
Но у папы-Меласа так-таки ничего не получалось.
Ему никак не удавалось преодолеть это трудное "ы".
- Русский язык - богатый, прекрасный.
У вас в армии есть переводчики?
- Нет, - сконфузился Мелас.
- Ах, так. Я же вам буду писать только по-русски! - шутливо пригрозил Суворов.- Военному человеку вообще надо знать языки. Я стараюсь изучить язык тех, с кем воюю. В Турции - выучил турецкий, в Польше - польский, в Финляндии - финский.
- Ваше сиятельство, а вот извольте послушать, как пятеро моих мушкатеров изъяснялись, не зная языка, - сказал через стол Милорадович.
- А ну-ка расскажи, Мишенька!
- В пути мы стали на дневку в одном городке. Пятерым молодцам из первой роты отвели дом одной старушки. Она приняла наших очень радушно сразу усадила за стол, поила-кормила до отвалу. Мушкатеры благодарят ее, а та не понимает. "Эх, старуха такая бестолковая!" - говорят. А унтер-офицер Огнев - вы его, ваше сиятельство, изволите знать...
- Как же, знаю! Ильюха Огнев. Прекрасный солдат. Сорок лет вместе с ним служим!
- Так вот Огнев и говорит: "Знаете, братцы, наденем-ка мы амуницию, станем во фрунт и отдадим старушке честь по-нашему, по-солдатски!" Встали, надели амуницию. Старуха смотрит с удивлением: куда это они так скоро? Выстроились тут же, в комнате, Огнев скомандовал: "На караул!"
- И старуха поняла?
- Поняла, ваше сиятельство! Хохотала до слез, обнимала...
- Русский солдат найдется. Русский человек гостеприимен сам и гостеприимство ценит. Вот и меня здесь встретили радушно. Как бы только миланский фимиам не затуманил голову! Теперь пора рабочая!
Суворов взглянул на поэта?
- О чем вы думаете?
Поэт почти ничего не ел. Держа палец под глазом по итальянской привычке, он внимательно смотрел на Суворова.
- Воображаю себя в шатре Агамемнона, где сижу в совете греческих полководцев. И как будто уже вижу падение Трои, - сказал он, видимо, давно приготовленную фразу.
- Люблю Гомера, но не люблю десятилетней троянской осады. Какая медлительность. Сколько бед для Греции! Не могу быть Агамемноном: я бы не поссорился с быстроногим Ахиллесом. Люблю друга Патрокла за быстроту. Где появляется он, там врага нет.
Суворов поднял бокал с вином.
- Честь и слава певцам - они мужают нас! А давно была Троянская война? - вдруг спросил он у Меласа. Папа-Мелас поперхнулся. Видимо, вопрос застал его врасплох. Когда была Троянская война, он не знал, но боялся быть нихтбештимтзагером.
- Т-тысячу лет до рождества Христова, - наугад поспешно ответил он.
- Как давно, помилуй бог! - улыбнулся Суворов, понявший смущение почтенного генерала.
Глава седьмая
ТРИ УРОКА МАКДОНАЛЬДУ
Но Россов князь предводит
И лавр в полях находит
На Требских берегах;
Победа на штыках
Российских веселится.
Песня
I
Миланский фимиам не затуманил голову Суворова: он не пробыл в Милане и трех дней - 20 апреля войска выступили дальше.
За две недели с начала открытия военных действий Суворов сделал чрезвычайно много. Он сделал больше, чем ему полагалось по австрийской инструкции.
Перед Суворовым стояли три важные задачи: преследовать разбитые на Адде войска Моро, осаждать оставшиеся в тылу неприятельские крепости и взять Турин, занятый французами.
Преследовать Моро, который вышел из-под удара союзников и войска которого разбрелись во все стороны, словно раки, Суворов не мог: Вена категорически запрещала удаляться вглубь. Австрийцам всюду мерещились поражения,- пуганая ворона куста боится!
Приходилось пока что кончать с крепостями и ждать дальнейшего наступления французов.
Но все упорнее стали проникать слухи о том, что из Средней и Южной Италии на подкрепление Моро идет с Неаполитанской армией генерал Макдональд. Было бы грубейшей ошибкой, непростительной оплошностью позволить им соединиться. Суворов решил перейти реки Тичино и По, двинуться на Макдональда, разбить его, а потом поворотить к Турину на Моро. Такой план действий Суворов и отправил в Вену. Он знал, что Вена не согласится с ним, но так как почта в оба конца займет более трех недель, то Суворов взял на свою личную ответственность дальнейшее продолжение войны. И двинулся к Пьяченце, чтобы переправиться через По.
Очень скоро Суворов увидел, что Макдональд, шедший из Неаполя и Рима, все-таки не так еще близок, и потому круто переменил свой план. Он отправил Багратиона разведать на правом, неприятельском берегу реки По. (Багратиону, как всегда, Суворов поручал дело, которое требовало распорядительности и мужества.) А сам стал в центре, между Моро и Макдональдом, чтобы в нужный момент броситься на того, кто из них окажется ближе.
Апрель уже прошел. За апрель Суворов в Италии сделал чрезвычайно много. Союзники же в Швейцарии и на Рейне бездействовали так же в мае, как и в апреле.
Время шло. Осада крепостей велась успешно - Суворов поручил ее лучшему австрийскому генералу, энергичному венгерцу Краю, которого он уважал за храбрость и решительность.
И теперь-то можно было заняться Турином.
Взятие Турина, столицы Сардинского королевства, имело большое политическое и моральное значение.
И, наконец, в Турине помещались громадный арсенал и разные склады.
И 12 мая Суворов двинулся к Турину. Он направил колонны так, чтобы союзные войска со всех сторон окружали город.
В старой двухместной карете сидели вчетвером: Александр Васильевич с племянником Андреем Горчаковым - сзади, а против них на коротенькой скамеечке - Егор Борисович Фукс и войсковой атаман, армии полковник Андриян Карпович Денисов.
Дядя и племянник - нешироки, им на кожаных подушках не тесно, но Фукс и Андриян Карпович умещались на скамеечке с трудом: статский советник хоть невелик, да весь заплыл жиром, а Денисов широк в кости.
Егор Борисович придерживал руками свой живот. При каждом толчке старой кареты Фукс трясся весь, начиная со щек. Он все сползал с неудобной скамеечки и бесцеремонно напирал на крепкое казачье плечо. Денисов сидел совсем на отлете. Одной ногой он упирался в подножку кареты, чтобы только кое-как удержаться на месте.
Было душно. Итальянское солнце жгло, как в Петровки, хотя стоял всего только май. Денисов в своем длинном суконном кафтане давно взопрел, а тут еще жаркое Фуксово плечо - от него некуда и податься.
Денисов с завистью поглядывал на казаков конвоя, которые ехали за каретой. С ними в поводу шли кони фельдмаршала, Горчакова и гнедой денисовский Ветер. С такой охотой он вскочил бы в седло, да нельзя: Александр Васильевич сам пригласил в карету "Карповича", как ласково называл Суворов полковника Денисова.
Ехали молча. Сначала, пока обгоняли свои и австрийские полки, шедшие к Турину, говорили о войсках. Потом Александр Васильевич рассказывал о том, как он на днях ездил осматривать поле знаменитого сражения у Павии, где когда-то, более 250 лет назад, был разбит французский король Франциск I. И, наконец, тихий ангел пролетел: все замолчали.
