Николай Костомаров - Мазепа
12 февраля Карл пошел на Мурахву[306] и оттуда дал приказание сжечь городки Красный Кут и Городню, а жителей вывести прочь. Генерал Гамильтон опустошил и сжег несколько городков и слобод, лежавших в стороне, и, между прочим, городок Олешну[307]: там шведы встретили сопротивление; несколько сот русских, составлявших гарнизон, были истреблены, воевода взят в плен.
У русских уже возникало опасение, как бы отважный король, для которого, как говорится, было и море по колена, не вздумал прорваться до Воронежа, чтоб истребить там царские корабли; у шведов же были до такой степени слабы географические сведения о южнорусском крае, что они, слыша, что царь строит суда в Воронеже, думали, что этот город лежит у Черного моря.
Но всякие отважные затеи разбивала природа. После ужаснейших морозов, каких не помнили старожилы в крае, наступила оттепель, а 13 февраля произошло странное явление: полился сильный дождь с громом и молнией. В это время король ехал рядом с Мазепою, который получил тогда облегчение от своей болезни и отважился пуститься в путь с королем. Приближались к Коломаку[308]. Мазепа, по своему обычаю, любивший говорить любезности, сказал: «Война для вашего величества идет очень счастливо: мы уже дошли только за восемь миль от рубежей Азии!» Король отвечал: «sed geographi non conveniunt (с этим не согласятся географы)». «Это, — замечает современный историк, — заставило покраснеть доброго старика». Зная, что король часто толковал о подвигах Александра Македонского и во всем ставил себе за образец этого древнего героя, Мазепа, в угоду королю, сочинил тогда, будто в этих странах недавно отыскан «александрийский» камень, воздвигнутый Александром Македонским.
Когда войско остановилось на отдых, король сообщил своему генерал-квартирмейстеру Гилленкроку, что Мазепа сказал ему, будто отсюда недалеко до Азии. «Ваше величество шутите, — сказал Гилленкрок. — Не по этому направлению можно достигнуть пределов Азии». «Я никогда не шучу, — отвечал король. — Ступайте и узнайте от Мазепы путь в Азию точнее». Гилленкрок отправился к Мазепе. Тот встревожился, узнавши, какое действие произвела на короля его болтовня, и сознался, что говорил королю только из любезности. «С нашим королем опасно говорить пустяки о таких предметах, — сказал Гилленкрок. — Этот государь любит более всего славу и легко поддастся желанию двинуться туда, куда нет необходимости идти для его целей».
Началась полнейшая распутица; нельзя было идти в неведомый путь. Короля убедили отложить свое намерение и воротиться в Гетманщину. Но и обратный путь не обошелся без затруднений и потерь. Берега Коломака уже походили на большое озеро. Река Мерла в полсутки покрылась водою. Мелкие речонки разливались с неимоверною быстротою. Снегу в предшествовавшую зиму было чрезвычайно изобилие, и теперь от быстрого таяния полились водные потоки. Пехота в продолжение целых дней шла в воде по косточки, и если не было возможности добраться к вечеру до сухого места, то приходилось всю ночь оставаться в воде. Воды везде было так много, что впереди невозможно было заметить, где находятся реки и протоки, а на речках, покрывшихся водою, лед стал так хрупок, что многие шведские солдаты потонули с лошадьми, наткнувшись нечаянно на реку, которой не могли заранее распознать в пространстве, обнятом водою. От Коломака до Будищ было на пути несколько плотин длинных и высоких; на таких-то плотинах приключалась беда с людьми и лошадьми, особенно в темные ночи; кто только на такой плотине споткнулся, тот и погибал. На реке Мерле прежде, когда шли шведы в Слободскую Украину, была большая плотина: теперь от нее ни малейшего следа не оставалось, кавалерия переходила реку вплавь; лошади плыли, положивши головы на задние части лошадей передних; много тогда пропало и лошадей, и повозок. Переправа на Мерле шла полтора дня. На Ворскле шведские полки переправлялись вплавь в течение четырех суток и еще с большими затруднениями. Ворскла была наполнена маленькими островками, которых вершины едва можно было заметить в воде, а между островками река была особенно глубока; многие, попавши в такие места, потонули. Король благополучно переехал Ворсклу на лошади вплавь в числе первых; его примеру следовали многие офицеры. По прибытии в Опошню король приказал строить на Ворскле мосты для переправы остального войска и всего обоза. Много погибло шведов в этом походе, но те, которые вернулись целыми, восхваляли своего короля за то, что он разделял все неудобства наравне с простыми солдатами.
В то время, когда король совершал свой бесполезный поход в Слободскую Украину, позади него, в Гетманщине, русская сторона брала верх. Еще в январе князь Григорий Долгорукий, находившийся в Нежине, послал генерал-майора Гинтера взять Прилуки. Шведы, занимавшие этот город с конца ноября, ушли оттуда, не дождавшись прихода русских, а с ними вместе уехали находившиеся там некоторые семейства лиц, перешедших к Мазепе. Гинтер занял Прилуки, поставил там коменданта и прислал к царю составленную им опись этого города. Из этой описи мы узнаем, что в Прилуках был тогда довольно обширный замок или город с высоким валом и рвом около него, но вал требовал в некоторых местах починки. Прилуки страдали недостатком воды, так что в замке не было ни одного колодца, и генерал Гинтер приказал туда навозить льду, «дабы в самой последней нужде можно оный вместо воды употреблять». Вслед за Гинтером явился новопоставленный царем прилуцкий полковник Нос, был встречен подначальными с покорностью, и тотчас распорядился о сборе и доставлении в Прилуки провианта. 22 января князь Долгорукий из Нежина послал туда солдатский Ямбургский полк с пушками, приказавши командиру этого полка, Вестову, держаться в Прилуках до последнего. Ревностным деятелем в пользу царя явился тогда миргородский полковник, еще недавний соумышленник Мазепы. Он деятельно трудился против неприятеля, отбивал шведские и Мазепины возы, взял Гамалею и зятя своего с женами их, которых везли шведы, укрощал и искоренял своевольных разбойников, которые бесчинствовали, пользуясь военным временем и суматохою. Мазепа много полагал надежды на правобережных Козаков, но обманулся в своих надеждах. Не говоря уже о том, что белоцерковский полковник в числе первых объявил себя на стороне царя, в других городах то и дело что ловили и доставляли русскому генералу Инфлянту Мазепиных комиссаров, то под видом чумаков, то под другими видами являвшихся для возмущения народа против царя.
В феврале фельдмаршал Шереметев отправил бригадира Бема с четырьмя драгунскими полками и с двумя батальонами лейб-гвардии, в числе которых были преображенцы, выгнать из Рашевки[309] там стоявших шведов. В Рашевке находился шведский полковник Албедиль с 325 драгунами, а к нему из Гадяча отправлены были еще 130 пехотинцев с артиллерийскими лошадьми и значительным количеством скота под прикрытием капитана Дидрона. Албедиль вышел к ним навстречу с своими драгунами и наткнулся на русских. Произошла схватка, Албедиль был взят в плен, Дидрон убит, а те, которые пустились в бегство, были переловлены и истреблены мужиками. Тогда Шереметев покусился взять Лохвицу, где стоял шведский генерал-поручик Крейц и куда для безопасности Мазепа отправил свою текущую гетманскую казну. В Лохвицу пришли тогда шведы, ушедшие из Прилук; там же были козацкие госпожи из семейств соучастников Мазепы, последовавшие за шведами из Прилук. Генерал Крейц понимал, как важно было охранить гетманские богатства и не выпускать из шведских рук малороссийских госпож, заложниц верности шведскому королю своих мужьев. Крейц снялся из Лохвицы, перешел Хорол, йотом Псел в Савинцах[310]. Русские пытались помешать их переправе и захватили несколько возов, где, между прочим, были и пожитки Мазепы. Здесь-то с русскими отличился и миргородский полковник, захвативши в плен, как уже было выше сказано, двух соумышленников Мазепы — генерального асаула Гамалея и своего зятя Андрея Горленка, сына прилуцкого полковника: оба уверяли, что следовали за шведами с намерением уйти от них и отдаться русским. Крейц стал в Решетиловке[311]. За Крейцом оставили свои позиции шведы, стоявшие в Камышне[312], в Зуеве[313], в Лютенке[314], — и все пошли к главному войску, которое расположилось вдоль правого берега Ворсклы, а главная квартира перенесена была в Великие Будищи[315]. Шереметев стоял в Голтве[316]. Таково было расположение враждебных войск в марте 1709 года. Скорой тревоги не ожидалось до окончания половодья, которое в этом крае прекращается только в июне, и в это время не могло быть больших столкновений между войсками. Тогда обыкновенно низменные места заливались водою и даже прерывалось сообщение между жителями различных местностей.
