Тэлфорд Тейлор - От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны
В-третьих, необходим был тихий ветер, дующий в сторону берега. Он отнес бы дымы и легкую облачность и сделал отчетливо видимыми все береговые цели. И наконец, командование англо-американских войск требовало еще трех дней тихой погоды после высадки для успешного развертывания на захваченном берегу войск и боевой техники. <…>
Вечером, около половины десятого, подчиненные Эйзенхауэру командиры крупных воинских соединений и начальники их штабов собрались в библиотеке особняка Саутвик Хауз. Это была большая комната, в середине которой стоял стол, покрытый зеленой бархатной скатертью, несколько легких стульев и два дивана. Вдоль стен стояли шкафы из темного дуба, на полках которых виднелось совсем мало книг, и оттого библиотека выглядела пустой, неуютной. На окнах висели плотные шторы, сквозь которые доносился шум дождя и вой ветра.
Штабные офицеры и генералы стояли, собравшись небольшими группами, и тихо переговаривались. У камина начальник штаба Эйзенхауэра генерал-майор Уолтер Беделл Смит беседовал с заместителем Верховного главнокомандующего главным маршалом авиации Теддером, курившим трубку. Рядом сидел командующий союзным флотом адмирал Рамзэй, известный своим вспыльчивым характером, и командующий ВВС главный маршал авиации Ли-Мэллори. Только один из присутствовавших военачальников, как вспоминает генерал Смит, был одет в штатское. Это был едкий на язык Монтгомери, который пришел на совещание в своих неизменных вельветовых брюках и глухом шерстяном свитере.
Все эти 12 высших чинов союзной армии должны были передать войскам приказ Эйзенхауэра о наступлении и сейчас ждали его прихода, чтобы всем вместе окончательно определить решающий день и час. Сейчас они внимательно изучали последние сводки метеорологов.
Ровно в половине десятого дверь отворилась, и Эйзенхауэр, в полевой темно-зеленой форме, широко шагая, вошел в библиотеку. Когда он здоровался со своими старыми друзьями, на его лице появилось лишь слабое подобие его обычной улыбки, тотчас сменившееся выражением беспокойства и озабоченности.
Открыв совещание, Эйзенхауэр не стал выступать с краткой вступительной речью: все и так понимали серьезность решения, которое предстояло принять. В библиотеке тотчас появились три ведущих метеоролога, своими рекомендациями обеспечивавшие выполнение плана «Оверлорд». Их возглавлял капитан британских ВВС Стагг.
Когда он начал говорить, в комнате повисла тишина. «Господа, — тихо произнес он, — в атмосфере произошли быстрые и неожиданные изменения…» Все глаза были устремлены на Стагга, подарившего взволнованному Эйзенхауэру и его приближенным слабый луч надежды.
«Новый погодный фронт, — сообщал Стагг, — двигается к Ла-Маншу и в течение ближайших часов может расчистить облачность над районом предполагающегося наступления. Это улучшение погоды будет проходить в течение всего следующего дня вплоть до 6 часов утра 6 июня. После этого погода ухудшится вновь.
В краткие часы хорошей погоды ветер должен спасть, ливень полностью прекратится, что вполне достаточно бомбардировщикам для выполнения своей боевой задачи вечером 5-го и ранним утром 6-го числа — до тех пор, пока к полудню облака вновь не покроют все небо».
Слушая метеорологов, Эйзенхауэр убедился в том, что погода отпускает ему для грандиозного наступления чуть более 24 часов.
Как только Стагг закончил доклад, на него и его помощников обрушился град вопросов: уверены ли они в надежности своего прогноза? Не может ли он оказаться ложным? Пытались ли они проверить его всеми доступными средствами? Возможно ли новое улучшение погоды после 6 июня?
На некоторые из вопросов синоптики не могли ответить. Результаты их исследований, прежде чем быть доложенными такому высокому совещанию, прошли двойную и тройную проверку, но конечно же непредвиденный каприз погоды мог моментально разрушить всю цепь их рассуждений. Они старались отвечать с наибольшей точностью, после чего были отпущены.
Затем в течение четверти часа командиры молчали, и каждый вновь обдумывал ситуацию, пока адмирал Рамзэй не напомнил о срочности принятия предстоящего решения: ведь если день наступления, или, как они называли его, день «Д», будет назначен на вторник, командующий американской тактической военно-морской группой адмирал Кирк должен будет получить соответствующий приказ в течение получаса, что диктовалось необходимостью иметь резерв времени для пополнения запасов топлива и прибытия к месту десанта.
Эйзенхауэр опросил по очереди всех командиров. Генерал Смит считал, что наступление должно быть назначено на 6-е — в таком решении содержался риск, но он был оправдан. Теддер и Ли-Мэллори опасались того, что облачность может воспрепятствовать эффективной авиационной поддержке наступления. Они полагали, что элемент риска был все же слишком велик. Монтгомери заявил, что 5-го числа вполне можно было выступить, он так считал и раньше, когда решение этого вопроса было отложено. «Будь моя воля, я бы выступил», — сказал он.
Пришла очередь говорить самому Айку.[91] Наступил тот момент, когда только он мог принять решение. В комнате воцарилась тишина, когда Эйзенхауэр задумался, вновь взвешивая все возможности. Генерал Смит впоследствии вспоминал, как его вдруг поразили одиночество и отчужденность позы главнокомандующего, когда тот сидел скрестив руки и опустив глаза.
Так прошло несколько минут — кто говорит, что две, кто — пять. Наконец Эйзенхауэр обвел присутствующих взглядом и объявил о своем решении. Лицо его напряглось.
— Я склонен считать, что мы должны отдать приказ, — медленно произнес он. — Я не полностью одобряю его, но обстоятельства таковы… Я не вижу для нас никакого другого выхода…
Эйзенхауэр встал. Он выглядел усталым, но в его облике ощущалось и чувство облегчения. Через шесть часов на новом коротком совещании командиров, созванном для анализа последних метеосводок, он вновь подтвердит и уточнит свое решение: наступление должно быть начато во вторник, 6 июня.
Эйзенхауэр и высшие командиры заторопились к выходу. Теперь все они спешили отдать первые оперативные указания войскам. В воздухе опустевшей библиотеки, где проходило совещание, еще висели над столом сизые клубы сигарного дыма, а в отполированном паркете пола отражался огонь камина. Старинные часы показывали без четверти десять. <…>
* * *Этот день был тихим и не отмеченным особыми событиями и для немцев. Ничего в этот день не случилось и не предполагалось случиться. Погода была ужасная. Она была такой отвратительной, что на ежедневной конференции в штабе люфтваффе в Люксембургском дворце в Париже главный метеоролог профессор полковник Вальтер Штобе сказал офицерам штаба, что они могут отдохнуть. Он сомневался в том, смогут ли вообще самолеты союзнических войск в этот день подняться в воздух. Подразделения противовоздушной обороны притупили бдительность.
Затем Штобе позвонил в пригород Сен-Жермен-ан-Ле, расположенный в 12 милях от Парижа, на бульвар Виктора Гюго, в дом номер 20, где в большом трехэтажном особняке рядом с женской гимназией помещался штаб фон Рундштедта. Штобе поговорил со своим офицером связи, метеорологом майором Германом Мюллером, который ежедневно составлял прогноз погоды и отправлял его начальнику штаба генерал-майору Блюментритту. К прогнозам погоды в штабе относились с большим вниманием, и Блюментритт проявил особенный интерес к сегодняшнему: он содержал последние данные для доклада перед ожидавшейся инспекцией главнокомандующего группой войск «Запад». Все убеждало его в том, что она состоится в назначенные сроки. Фон Рундштедт вместе со своим сыном, молодым лейтенантом, собирался прибыть для проверки линий береговой обороны в Нормандии во вторник.
Мало кто в Сен-Жермен-ан-Ле был осведомлен о существовании этого особняка, и уж совсем немногие знали о том, что самый влиятельный из германских фельдмаршалов живет здесь, в маленькой скромной вилле на улице Александра Дюма, дом 28, прямо за женской гимназией. Его дом был окружен высокой стеной, железные ворота в которой были всегда заперты. На виллу входили или сквозь потайной коридор, прорубленный в стене гимназии, или через незаметную дверь в стене, выходившей на соседнюю улицу.
Престарелый фон Рундштедт по утрам поднимался теперь поздно, не раньше половины одиннадцатого, а сегодня он сел за стол в своем кабинете, расположенном на первом этаже здания, когда стрелка часов уже приближалась к полудню. Именно здесь он побеседовал с начальником штаба, после чего утвердил представленный им доклад о возможных намерениях противника (имелись в виду англо-американские союзные войска). Этот доклад предполагалось отправить сегодня же в ставку Гитлера. Один из его ошибочных выводов был таков:
