Сергей Сартаков - Ледяной клад
- Товарищ Баженов, вы когда предполагаете уехать?
Подчеркивая свое удивление, консультант ЦНИИ на вопрос ответил тоже вопросом:
- Вы что, стремитесь избавиться от меня?
Цагеридзе несколько смягчил голос, но все же ответил очень решительно:
- Не избавиться, а просто проводить вас. Мне все достаточно ясно. Жалею, что согласился на ваш приезд. Ваших консультаций мне больше не требуется.
Баженов снял, протер очки:
- Понимаю вас, Николай Григорьевич. Но все же я пока остаюсь. Командировка у меня институтская, по основному плану научных работ. Разрешите мне самому определить характер моих действий здесь и сроки моего отъезда. Разумеется, если у вас нет оснований в официальном порядке потребовать, чтобы я немедленно покинул рейд.
Цагеридзе отвернулся, посмотрел в окно, глухо сказал:
- Таких оснований у меня нет.
Вскоре после этого разговора вернулся из треста Василий Петрович. Летел он рейсовым пассажирским самолетом до Тогучена, а потом сто двадцать километров добирался с попутчиками на лошадях. Первым долгом он отправился в баню и там парился и хлестал себя веником до тех пор, пока почти в беспамятстве не свалился с полка. Его вытащили на порог подышать свежим воздухом. Василий Петрович отогнал провожатых, нагишом выбрел на улицу и стал умывать лицо снегом. Потом вернулся в баню и начал снова поливать себя горячей водой, приговаривая: "Конец тебе, Бобыкин! Отмылся, отбегался. Какой холеры - пару не выдюжил!" Но наутро как ни в чем не бывало явился в контору.
- Привет начальству! - сказал, входя в кабинет Цагеридзе и подавая через стол ему руку. Обут Василий Петрович был уже не в свои растоптанные, подшитые валенки, а в высокие меховые "бокари" - мягкие оленьи сапоги, приобретенные им по пути, в Тогучене. - Живешь? А я в дороге чуть не загнулся. Крестец так свело - на карачках падал в сани Пропарился, ничего, отпустило. В старости поясница станет болеть, имей, баня с паром прежде всего. Еще - муравьиный спирт. Из красных мурашей. Поздравляй, начальник, с приездом.
- Поздравляю, Василий Петрович! - сказал Цагеридзе. Это было не только простым долгом вежливости, хотя и подсказанным, но чем-то более теплым, идущим от души - бухгалтер вдруг показался Цагеридзе близким, почти родным человеком. Возможно, теперь уже в сопоставлении с Баженовым. - Поздравляю, Василий Петрович! Как сдали отчет? Что нового в Красноярске?
- Отчет сдал. А чего? Квартальный - не отчет. Поправки - мелочь. Хуже, по своду заставили переделывать годовой. Форме пятой, внутризаводской оборот, лес на мосты в расходы будущего времени вытащили. Еще - капбалансу, нарытые ямки под жилдома от старого генплана, которые сам Шишкин, задавись, не найдет - в незавершенку восстановили. Ставил я: тогда уж и мильён твой списать бы заключительному балансу на первое первое, чтобы зря убытки в этот год не тащить. Сказали: хрен. Спасаете? Спасайте! Теперь списывать станем сперва штаны долой. Вот, начальник! Драла бабушка? Привычный? - он весело захохотал, похлопывая себя по ляжкам. - Ну, на балансовую комиссию тебя не позвали, договорился. А чего тебе еще за мертвого Лопатина объясняться? Мне одному надрали, и хватит. А новости такие. Разговаривают: министерства побоку. У нас - совнархоз свой краевой. Высшее начальство. Над ним уже только Госплан. Смекаешь? Решай все в Красноярске! Москву трест не запрашивай. Может, потом и трест побоку. Отдел в совнархозе. Хорошо! Еще узнал: твоей докладной насчет мильёна Анкудинов свою докладную главк послал. Тот - замминистру. Министерство - обратно главк. Для обоснований. Твоих мало. Вон через какую коленку в ЦНИИ! Понял, откуда идея - консультант? Не позвал бы, все одно послали. Трусость! Для страховки: все меры приняты. Хотя Анкудинову, или главку, или замминистру резолюцию плюнуть, - и захохотал, тряся толстой нижней губой. - Вот как ты мне вторую! А дрожит и сейчас в кишках? Как, начальник? Ледоход близко. Срежет запань с лесом - повестка: "Явиться такого-то..." Подпись неразборчивая. Прокуроры разборчиво не подписываются - страшнее. А как? Тоже надо. Да - ни хрена! Консультант тебе все спасет. Или - спас уже! Спас и уехал.
Он замолчал, закуривая и ласково поглаживая блестящие высокие голенища своих бокарей, словно бы дразня Цагеридзе: "Вот это отхватил мужик штучки!"
Цагеридзе слушал Василия Петровича внимательно, не перебивая и даже, на удивление себе, не раздражаясь его грубыми и оскорбительными оборотами речи. В них он стал угадывать честную правду, во всяком случае большую и лучшую правду, чем в словах Баженова.
- Нет, Василий Петрович, консультант еще не уехал и задержится здесь на неопределенное время...
Он не договорил. Давясь горьким дымом, Василий Петрович хлопнул себя по голенищам.
- Силен! Силен мужик... Кха-кхе!.. Ну, силен... Кхе, кхе!.. Так и думал. Диссертацию себе гонит? Степень зарабатывает? Даю совет, а делай, что хочешь. Так? Начальника потом под суд, а мне - кандидата или как, доктора? Все ошибки начальника на бумаге разложены. Ум! Начальник не видел - я вижу. Я советовал - начальник не принял. Вопрос: и на холеру ты радиограмму подписывал: "Присылайте скорее"? Просил - слабость твоя. А ведь прислали бы так и так. Тогда - сила. Стой своем: не нужно, сам все знаю, мой рыск! Гляди, и отбился бы. - Василий Петрович выругался: - А в прокурорском деле бумажка, у которой внизу "Консультант ЦНИИ", - гиря! Потянуть может на самое дно. Понял? Вопросов нету, начальник? Пройдусь по конторе да пожру в столовке. Дома не ел, бабу у меня со встречи совсем развезло. Перерадовалась лишней стопкой. А занадоблюсь - через час буду на месте.
- Хорошо, буду иметь в виду.
Василий Петрович поднялся, стал вполоборота, повел рукой с дымящейся папиросой.
- С Баженовой все-таки что? Чем не сошлись? Такими бабами не кидаются. Она тут вокруг своей души забор каменный поставила, одного тебя допустила. Это учти. Многие добивались. Лопатин добивался - в зубы его! К тебе - с улыбкой. А какой конец? Баба черная ходит. Стянуло тоской! Зря! Чистое идиётство!
У Цагеридзе глухо застучало сердце. Он привык уже к запутанной речи бухгалтера, научился вылавливать в ней главное. Сочувственно, адресуя это сочувствие себе, он выслушал издевательскую речь Василия Петровича о консультанте ЦНИИ. Да, безусловно, был прав Василий Петрович. Он, Цагеридзе, напрасно тогда послал радиограмму, накликал сам себе лишних неприятностей. В этом готов он признаться открыто, вслух, к ядовитому удовольствию Василия Петровича. Но слова бухгалтера насчет Баженовой, сказанные беззастенчиво, в упор и с намеком на какую-то драму, в которой виновен будто бы он, Цагеридзе, заставили-таки его ожесточиться. Что этот непрошеный наставник все время проверяет его душу!
- Мне кажется, Василий Петрович, мы однажды пытались уже разговаривать приблизительно на подобную тему. И хватит! Зачем повторяться?
- Дело хозяйское, всяк сам со своим усам, - пожал плечами бухгалтер. А это куды ты денешь: какая неволя погнала человека по белу свету? Правильный бы путь - из Красноярска скорее домой. А нет - в вагон. У Анкудинова силой вырвать отпуск. Какой дурак такую пору в отпуск стремится? Тем более из зимы в зиму. От горькой нужды только. На морде написанное ведь тоже не скроешь. Провожал, видел. Зубы не светятся. Глаза словно в озерах плавают. Злишься? Не лезу я к тебе. Делай, думай, как хочешь. А мне Баженова - будто дочь. Жалко. А как?
- Простите, Василий Петрович, - тихо сказал Цагеридзе. Ему сделалось невыносимо стыдно: не понял, на этот раз не понял он, что было главным в путаных словах бухгалтера о Баженовой. - Простите, пожалуйста! О таком не говорят посторонним, но вам я скажу: Мария и для меня самый дорогой человек. Все остальное вы увидите и узнаете, когда она вернется из отпуска. Не ревную. Поехала на юг - хорошо! Пусть отдыхает. В марте цветет миндаль, слива. А путевки на лето дают не всегда. Летом пусть она будет здесь! Летом в Сибири не хуже, чем на Кавказе. На моем родном Кавказе! - и, увлекаясь, почти закричал: - Время придет, мы с Марией объездим все: Крым, Кавказ, Памир! На Камчатку поедем!
- Так вот, уже на Камчатку она вроде бы и поехала. Какой юг? Миндаль, сливы? - удивился Василий Петрович. - Поехала в Томск. Сам сажал в поезд. Билет в руках держал. Прямой вагон. Откуда путевка? Не знаю. Кто дал? Если есть - куда? В Томске миндаль не цветет, имей, моря нету. Глядишь? Оглушило? Не так, выходит, начальник, считал. Думай тогда. Вот это кросворт. Загадка тебе.
А дней через десять после этого разговора он получил первое письмо от Марии. Вежливое и, может быть, даже чуточку больше, чем просто вежливое.
Она писала о погоде, о забавных ощущениях человека, давно не бывшего в отпуску, а теперь скучающего о работе; о том, что здорова и в хорошем настроении; о том, что в мыслях у нее все время Читаутский рейд. Из самого письма невозможно было понять, в дороге оно написано или уже с какого-то "места". Если в дороге - куда, в какой город едет она? На конверте не было обратного адреса, а почтовый штемпель стоял "Тайга". Цагеридзе помнил, что именно от станции Тайга идет железнодорожная ветвь на Томск. Похоже было, что именно Василий Петрович говорил правду, а Мария что-то хитрила. Но через станцию Тайга идут и вообще все дальние поезда, ее никак не минешь.
