Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
2 апреля Литвинов сообщил советнику Дж. Уайли о готовности вести переговоры о торговом соглашении. На следующий день политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об увеличении закупок в 1935 г. товаров за наличный расчет на сумму около 30 млн долл. В постановлении говорилось также о непременном принятии США обязательства распространить на СССР льготные таможенные тарифы25. При этом советская сторона учитывала, что принцип наибольшего благоприятствования в торговле с США уже действовал в Канаде, Великобритании, Германии и Бельгии. Отметим, что экспорт советских товаров в США был небольшим. Администрация же ссылалась на то, что она не имела возможности воздействовать на компании по увеличению советского импорта в США. В то же время Хэлл при всяком удобном случае заявлял о своем сочувствии промышленникам и фермерам, рассчитывавшим на рынок для своих товаров в Советском Союзе26. 9 апреля заведующий 3-м Западным отделом Рубинин вручил Уайли меморандум, представлявший проект обмена нотами, где не была указана сумма годового товарооборота. Через три дня, 12 апреля, журналист Константин Браун посетил полпредство и поинтересовался у советника Б.Е. Сквирского, начались ли переговоры и каковы перспективы американо-советской торговли. Распространяются слухи, заметил Браун, что советское правительство будто бы не проявляло в этом инициативы27. Характерно, что 15 апреля участник переговоров с американской стороны Л. Гендерсон получил ответ на поставленный им вопрос о поездке представителей американских фирм в Москву для установления деловых контактов с НКВТ. Он был краток и уклончив: в каждом случае вопрос будет решаться в зависимости от конкретных обстоятельств28. Через четыре дня в беседе со старшим референтом НКИД С. Столяром он вновь интересовался этим вопросом29. 13 апреля посол Буллит прибыл в Москву и активно включился в переговоры. Спустя четыре дня он встретился с Литвиновым и сообщил, что госдепартамент готов предоставить СССР принцип наибольшего благоприятствования нации, но лишь при условии обещания увеличить закупки товаров в США. Литвинов спокойно ответил: этот вопрос уже решен, советские покупки будут увеличены в два раза и доведены до 30 млн долл. Буллит пожелал зафиксировать это письменно. Последовал ответ: это будет трудно сделать30. В "Правде" 27 апреля была опубликована статья под названием "В США приветствуют советско-американские соглашения". 4 мая посол Буллит вручил Литвинову проект торгового соглашения, в нем не содержалось клаузулы наибольшего благоприятствования. На советские товары распространялись лишь таможенные скидки в связи с законом от 12 апреля 1934 г. В проекте предусматривалось непременное включение твердого обязательства СССР закупить в 1935 г. товаров на сумму 30 млн долл. и проведение консультаций о количестве закупок для каждого последующего года. Нарком заверил посла, что он внимательно изучит ноту, но в то же время отметил, что советское правительство не намерено взять точные обязательства о сумме заказов на товары. "Мы, — заявил он, — назвали цифру в 30 млн исключительно в порядке информации и дальше этого не пойдем"31. Посол остался недоволен. Проект Буллита подвергался тщательному изучению в НКВТ и НКИД. Представители Наркомата внешней торговли предлагали установить общую сумму закупок товаров в США в 30 млн долл., срок соглашения 12 месяцев. Особое внимание при этом было обращено на необходимость устранения дискриминационной пошлины на антрацит и распространение полного режима наибольшего благоприятствования нации. Рекомендовалось также не давать в соглашении твердого обещания произвести закупки в США на сумму 30 млн долл. Этого не должно быть, подчеркивалось в предложениях НКВТ32. Экономический отдел Наркомата иностранных дел в докладной записке на имя Литвинова 10 мая высказался за принятие основных положений, но предложил внести в него существенные поправки. Нельзя ограничиться, отмечалось в докладной, лишь таможенными скидками, устанавливаемыми законом от 12 апреля 1934 г. Непременно нужно настаивать на принятии принципа наибольшего благоприятствования на советские товары. Только при положительном его решении можно согласиться на фиксацию суммы советских закупок в США. Но об этом не следует упоминать в соглашении, а сказать только в отдельном конфиденциальном протоколе и "не в виде твердого обязательства, как это предусмотрено директивным постановлением, а в виде информационного сообщения о нашем предположении закупить товаров в США на указанную сумму"33. И далее говорилось: "НКВТ решительно возражает против включения в соглашение условия о том, что стороны будут совещаться относительно суммы СССР в последующие годы действия соглашения"34. 16 мая Литвинов представил контрпроект торгового соглашения. Буллит настойчиво продолжал добиваться увеличения советских закупок в США. Нарком твердо и постоянно его заверял: закупки американских товаров не будут превышать 30 млн долл. в год. Однако посол оставался при своем мнении, выражал недовольство, требовал указать конкретный объем и сумму закупок американских товаров. Советская сторона не соглашалась, объясняя послу, что государственные планы о закупках были уже согласованы на год и внесение в них изменений исключалось. В полемике Буллит заявил Литвинову, что в таком случае США не смогут предоставить Советскому Союзу принцип наибольшего благоприятствования35. Разъясняя позицию правительства, Литвинов в беседах с послом подчеркивал, что "речь может идти только о намерениях, а отнюдь не обязательствах"36. Отметим, что Наркомат внешней торговли СССР выступил решительно против фиксации суммы закупок СССР в США. Его представители возражали против взятия конкретного обязательства с указанием суммы, заняв бескомпромиссную позицию в этом вопросе, и рекомендовали этот пункт, в крайнем случае, изложить в отдельном протоколе лишь как намерение Москвы закупить товаров на указанную сумму. На следующий день, 17 мая, первый замнаркома Н.Н. Крестинский писал Трояновскому: "Торговать же с Америкой в нужных нам пределах мы сможем и будем, покупая на условиях обычного недолгосрочного кредита или даже иногда за наличные"37. Настойчивость госдепартамента вызывала раздражение у советской стороны. Его поведение свидетельствовало о недоверии, что не способствовало переговорам. Разногласия были налицо, но они усугублялись еще и тем, что американская сторона стремилась связывать переговоры о торговле с долгами и проблемой кредитов, против чего возражал Литвинов, указывая, что вопросы торговли надо рассматривать независимо от урегулирования долгов и контрпретензий. Характерно, что советская дипломатия в этой связи предприняла довольно необычный шаг. 18 мая была опубликована статья "Советы стремятся использовать американскую технику". Ее автор, бывший президент Амторга П.А. Богданов, доказывал эффективность американского бизнеса. Ее содержание вызвало интерес у американского посольства. Буллит направил телеграмму госсекретарю, в которой отмечал намерения Богданова подчеркнуть повышенное внимание советского правительства к американской технике. Спустя некоторое время, 20 июня, в "Правде" была помещена его же статья под названием "Как изучать американскую технику". Автор обращал внимание на высокий уровень американской техники и важность ее изучения. Констатировалась недооценка использования богатого опыта технологии промышленного производства, недостаточное знание тенденций и особенностей развития отдельных отраслей промышленности. Богданов призывал к усилению освоения американской техники. Ознакомившись со статей, Буллит направил специальный меморандум в госдепартамент. В нем он писал о важности рассматриваемых в статье вопросов относительно техники США и желании советских инженеров многому учиться у американцев38. Появление в печати двух статей подчеркивало заинтересованность советского правительства в торговле и экономических связях с США и успешных переговорах по этому вопросу. Но американская сторона постоянно связывала его с проблемой уплаты долгов и взаимных претензий. Достойно внимания, что в феврале 1935 г. бывший сенатор Смит Брукхардт дважды предлагал Трояновскому план урегулирования вопроса о претензиях. Его инициатором был левый демократ, бывший сенатор Бэртон Уиллер. Суть проекта состояла в том, что правительство США, по его словам, готово было пойти на открытие счета на 100 млн долл., т.е. займа на 5 лет с возобновлением после выплаты на следующие 5 лет и так далее до 20 лет39. Выдвигалась идея отчисления самими американцами на покрытие долга Керенского некоторой доли процентов по нашим товарным кредитам без всякого соглашения между правительствами. Она была заманчива, но возникал вопрос, уполномочил ли госдепартамент Брукхардта на подобные предложения40. Одновременно выдвигались и официальные предложения. 19 февраля заместитель госсекретаря У. Филлипс в беседе с советником Б.Е. Сквирским затронул вопрос о долгах, выразив надежду на его успешное разрешение. Последовал ответ: это зависит от американцев. В тот же день помощник государственного секретаря У. Мур также поинтересовался перспективами урегулирования проблемы долгов, заметив с долей иронии и скепсиса, что для этого, по-видимому, понадобится десять лет41. Следовательно, в госдепартаменте надеялись на продолжение переговоров о долгах. По некоторым сведениям, в феврале 1935 г. Б. Уиллер посетил Рузвельта и спросил его, почему переговоры прерваны? Президент ответил, что Советы не хотят соглашения, придираются к слову "заем", хотя предлагаемый кредит по существу и является займом. И президент готов пойти на открытие текущего счета на 100 млн долл., т.е. по существу займа сроком на пять лет с последующим возобновлением этого займа еще на 5 лет и далее до 20 лет. Причем желательна договоренность, какие товары покупаются по коммерческим кредитам, какие по займу. Иначе говоря, президент предлагал кредиты с пролонгацией через каждые 5 лет, так как в Америке получить кредит или заем прямо на 20 лет невозможно, — отметил Рузвельт42. Информацию сенатора Трояновский 23 февраля передал в Москву, но никакого ответа на нее не получил. Между тем Литвинов заинтересовался этим сообщением и считал, что идея трехкратного пролонгирования пятилетнего кредита могла быть базой для переговоров. Но возник вопрос: почему она выдвигалась бывшими сенаторами Брукхардтом и Уиллером, а не самим госдепартаментом, действительно ли они уполномочены обсуждать эту проблему? Для выяснения ситуации Литвинов поручил Трояновскому провести зондаж через Буллита, который находился в то время в Вашингтоне, или какого-нибудь сотрудника госдепартамента43. Литвинов мало верил в реальность получения кредита от американцев. Это мнение у него сложилось вследствие прерванных в феврале переговоров о долгах и кредитах со стороны американцев. После этого Литвинов считал нецелесообразным затягивать вопрос о кредитах. Но Трояновский придерживался другой точки зрения. Он полагал все же нужным добиваться получения кредитов для расширения торговли с США. Бывшие сенаторы Брукхардт и Уиллер содействовали ему в осуществлении этой идеи. Они неустанно повторяли полпреду, что кредит получить возможно, и неоднократно делали ему соответствующие предложения. 9 марта 1935 г. Литвинов направил информационное письмо полпреду Трояновскому. В нем он указывал, что предложения Брукхардта и Уиллера неприемлемы. "Вы вновь предлагаете размещение заказов в Америке через каждые пять лет. Мы считаем достаточной жертвой с нашей стороны согласие на заем из 7%, ибо нам со всех сторон предлагают теперь финансовые кредиты из 5 — 6%. Нести еще дальнейшие жертвы, став данниками Америки в смысле обязательности размещения заказов в течение 20 лет, мы никак не согласны. Я представлял предложения сенаторов в плане Вашего собственного предложения о пролонгировании открытого счета через каждые 5 лет с тем, чтобы мы не должны были платить фактически раньше 20 лет и чтобы заказы на 100 миллионов были выданы нами только один раз"44. Литвинов предлагал впредь не выдвигать предложения о возобновляемых кредитах. Не разделяя такого мнения, Трояновский считал необходимым продолжать переговоры о долгах и кредитах. События в Европе в известной степени могут облегчить их ведение. "Я, разумеется, никакой своей линии не провожу, но в наших внутренних обсуждениях я по-прежнему стою за необходимость добиваться соглашения, ибо оно нам нужно в предвидении предстоящей войны"45. Обосновывая свою позицию, Трояновский настаивал на продолжении переговоров о кредитах, предлагая добиваться взаимоприемлемых условий получения кредитов, их форм, сроков и процентов. Таким образом, разногласия в подходах к решению вопроса о кредитах между Литвиновым и Трояновским были очевидны. Между тем 26 марта помощник госсекретаря У. Мур попросил Трояновского предоставить конфиденциальный письменный меморандум с изложением предложений по поводу долгов и кредитов. 30 марта политбюро приняло решение: "Предлагаем никакого меморандума не давать и переговоры прекратить до дальнейших указаний. Подождем приезда Буллита". В это время Буллит находился в США. В Москве с нетерпением ждали его приезда. Так как полпред, выполняя указания, не откликался на предложение Мура, последний напомнил Трояновскому о своей просьбе, высказав при этом недовольство его молчанием. Полпред оказался в затруднительном положении. 12 апреля Трояновский телеграфировал в Москву: "Сегодня Мур передал мне, что он удивляется, что я воздерживаюсь от вручения письменного меморандума с нашим предложением. Он приглашает меня для разговора по этому поводу. Я пока уклоняюсь, но, очевидно, долго этого делать нельзя и меморандум придется вручить". В тот же день Трояновский получил от Крестинского строгий наказ: "Меморандум не вручайте. Сошлитесь на то, что Литвинов при возвращении из Женевы хочет сам переговорить на эту тему с Буллитом. По поручению инстанции. Крестинский"48. Четыре дня спустя, 16 апреля, Мур еще раз напомнил полпреду о желательности получения письменного меморандума, чтобы показать его президенту49. Несколько дней спустя Литвинов телеграфировал Трояновскому о том, что советское правительство намерено настаивать на получении займа сроком в 20 лет. О пролонгациях займа на 5 лет не стоит говорить. Расширение торговли возможно и при кредитных соглашениях, как это сделано с Германией, без затрагивания вопроса о старых долгах50. Как видно, это указание отличалось от предыдущих. В нем говорилось не о кредитах, а о займе и ведении торговых переговоров, не касаясь вопроса о старых претензиях. 16 мая Литвинов во время беседы с Буллитом спросил, насколько реальны предложения бывших сенаторов С. Брукхардта и Б. Уиллера о готовности предоставить СССР заем не сразу на 20 лет, а с пролонгированием через каждые пять лет и кем уполномочены эти сенаторы делать подобные предложения. Сначала посол задумался, а затем неожиданно заявил, что собственно ему лично ничего неизвестно, и, по его мнению, за этими предложениями не стоят ни Рузвельт, ни госдепартамент. Затем Буллит заметил, что "принцип пролонгирования нисколько не меняет основных позиций", и поэтому он "не видит пользы от возобновления переговоров или обмена меморандумами"51. Слова посла вызвали удивление у Литвинова. Он немедленно телеграфировал Трояновскому о состоявшемся разговоре. Прочитав депешу, полпред был вне себя. Он не мог согласиться с такой негативной позицией Буллита, тем не менее посетил госдепартамент и встретился с У. Муром, а также с Р. Келли. Возможно ли советскому правительству, спросил полпред, получить заем на 20 лет с пролонгацией через каждые 5 лет. Последовал ответ: для США это трудно сделать52. Предположение Буллита подтверждалось. Трояновский оказался поистине в затруднительном положении. 26 мая он имел еще одну беседу с Муром и Келли. Она была продолжительной и носила дискуссионный характер. Мур много говорил о необходимости найти выход из создавшейся довольно неблагоприятной ситуации. В ответ полпред высказал недоумение. Ведь Буллит в разговоре с Литвиновым заявил о нецелесообразности возобновления переговоров, отвергнув советские предложения о сроках и формах пролонгации кредитов. Мур признался, что ему ничего неизвестно об этом. Однако Келли подтвердил достоверность слов Буллита. Далее Трояновский продолжал настаивать на 20-летнем сроке кредита, не связывая его с вопросом претензий. "Это невозможно, — заявил Мур, — кредитная операция банка должна быть связана с претензиями". По его мнению, необходимо было заключить соглашение о долгах и подумать о финансовом кредите или займе сроком не на 20, а на 5 лет с последующей пролонгацией. Мур пообещал переговорить об этом с президентом Рузвельтом и предложил привлечь к переговорам председателя Амторга И.В. Боева. На этой основе полпред полагал возможным вести переговоры. "Нас, — телеграфировал он в Москву, — устроит просто кредитное соглашение, прошу указаний в ближайшие дни. Мое мнение вы знаете". Полпред предлагал попытаться договориться о принципах предоставления кредитов и урегулировать вопрос о долгах и претензиях одновременно с торговлей. О результатах этой беседы Трояновский информировал НКИД. 27 мая 1935 г. Крестинский в докладной Сталину (копия Молотову) писал, что Трояновский прислал длинную телеграмму, из которой видно, что "он, несмотря на ряд указаний из Москвы, не только позволяет представителям госдепартамента втягивать себя в разговоры о долгах и кредитах, но и сам по своей инициативе начинает обсуждать в этих разговорах вопрос о размере процентов, создавая у американцев представление о нашем желании возобновить переговоры и готовности пойти в этих переговорах на дальнейшие уступки"53. Беседы Трояновского с Муром и Келли показывали, что он в какой-то степени, возможно, надеялся получить разрешение из Москвы на возобновление переговоров о кредитах. Это вызвало недовольство у Крестинского, и он в связи с этим писал: "Чтобы положить конец этим надеждам, надо от имени инстанции категорически предложить ему прекратить разговоры"54. Посещение Трояновским госдепартамента и его телеграмма, видимо, вызвали недовольство в НКИД, в частности у Н.Н. Крестинского, расценившего подобные действия как попытку втянуть советскую сторону в переговоры о долгах и кредитах. По указанию Сталина и Молотова в Вашингтон последовала грозная телеграмма, адресованная лично Трояновскому. Она гласила: "20 августа 1934 г. мы сообщили американскому правительству через Вас наши крайние уступки по вопросу о старых долгах. Вернувшись в Вашингтон, в начале этого года, Вы подтвердили Хэллу, что ни на какие дальнейшие уступки советское правительство не пойдет. Хэлл объявил переговоры законченными. Для того чтобы переговоры возобновились, надо, чтобы американское правительство сообщило Вам о принятии ими нашего последнего предложения. Американцы вместо этого добиваются от Вас, чтобы советская сторона сделала новое предложение. Мы никаких новых предложений делать не будем, о чем Литвинов сообщил Вам телеграммами от 5, 9 и 16 мая. Кроме того, согласно Вашей же просьбе т. Литвинов 16 мая сделал аналогичное заявление Буллиту. Таким образом, наша позиция американцам совершенно ясна. Между тем Вы вновь начинаете обсуждение с американцами вопросов о сроках кредита, о размере процента, создавая у американцев впечатление о нашем желании во что бы то ни стало договориться и о готовности для этого идти на уступки. Надо эти разговоры прекратить. По поручению инстанции. Крестинский"55. Таким образом, советское руководство заняло бескомпромиссную позицию, настойчиво требуя принятия своих предложений. Было очевидно, что Москва не собирается платить долги, даже обсуждать с Вашингтоном возможное урегулирование этой проблемы. По мнению же Трояновского, целесообразно было бы вести переговоры не только по вопросу заключения торгового соглашения, но одновременно заниматься поиском возможностей получения выгодных условий для кредита. Телеграмма Крестинского произвела на него тяжелое впечатление. Он невольно вспомнил депешу Литвинова и заявление Буллита о кредитах. 6 июня Трояновский в письме Литвинову сообщал, что возражения Буллита против возобновления переговоров о кредитах и долгах совершенно несостоятельны, с ними нельзя согласиться. На самом деле американцы заинтересованы в соглашении, бывшие сенаторы Брунхардт и Уиллер вносят конкретные предложения о кредитовании. Желательно их обсудить и постараться получить от американцев приемлемые условия. Для этого имеются благоприятные возможности, учитывая положение на Дальнем Востоке и в Европе. Рузвельт не потерял еще надежды договориться с СССР, и "нужно искать приемлемого, со всех точек зрения, соглашения с Соединенными Штатами"56, — убежденно заканчивал свое длинное письмо Трояновский. Он добивался компромисса, взаимопонимания, урегулирования спорных вопросов. Многие разногласия и трудности, по его мнению, возникали по вине американского посла. "Позиция Буллита, — подчеркивал в том же письме Трояновский, — все время была позицией против всяких уступок. Он с самого начала хотел показать, что все может сделать в Москве, что наше положение очень тяжелое и мы ждем войны с Японией с минуты на минуту, что мы готовы на все, и стоит на нас нажать, постучать, может быть, кулаком по столу, и мы подпишем самые выгодные условия для американцев. Он соответствующим образом информировал президента, он раздавал обещания направо и налево, он добился известной резолюции Экспортно-импортного банка, он все время был против уступок нам. Когда его позиция становилась все более и более сомнительной, он выдвигал тогда другую теорию, о том, что мы вообще не хотим никакого соглашения, а потому никакие компромиссы и уступки делу не помогут. При этом он добавлял, что отрицательную позицию к соглашению с Америкой занимает Наркоминдел и, конечно, прежде всего Литвинов. В соответствии с этим он сам в Москве пытался говорить с Молотовым, хотел говорить со Сталиным, добивался возможности вести разговоры с Ворошиловым, Гринько и т.д. Во время пребывания в Вашингтоне он всячески пытался начать разговоры помимо меня с Бурзиным (военным атташе при полпредстве СССР в США. — Г.С), с Амторгом. Келли вел на эту же тему разговоры с тем же Бурзиным. Недавно Мур говорил мне, что желательно было бы все с той же целью найти пути к нашему правительству, помимо Наркоминдела"57. Так думал и критически оценивал Трояновский действия посла Буллита, американской дипломатии, ее тактику, методы и формы поведения в переговорах. Американцы были предприимчивы, целеустремленны и настойчивы, но их действия оставались малоэффективны. Нежелание принимать во внимание в полной мере реальные возможности и интересы советской стороны, самоуверенность и не совсем правильно избранная тактика препятствовали американской стороне в достижении поставленной цели. Вашингтон сосредоточил свои усилия на получении долгов, оставив многие важные вопросы отношений с СССР, а именно политические и частично торгово-экономические, на втором плане. Провал переговоров о долгах побудил американцев обратиться к решению проблемы расширения торговли с СССР, надеясь связать ее с предоставлением кредитов на американских условиях. Но обмен мнениями и неоднократные встречи Литвинова с Буллитом по этому вопросу показали твердость советского правительства, которое вело переговоры только о торговле, не желая связывать их с проблемой долгов. Руководство НКИД предлагало сначала договориться на правительственном уровне об основах и принципах общего соглашения, а затем решать конкретные торговые вопросы с участием Наркомата внешней торговли. Литвинов твердо проводил эту линию. Характерно, что летом 1935 г. (1 июля) замнаркома местной промышленности П.А. Богданов (бывший глава Амторга) получил письмо от комитета американских кредиторов, объединенного комитета американской экспортной ассоциации и Национального Совета иностранной торговли. Они предлагали расширить экспорт и импорт с Советским Союзом и содействовать ликвидации претензий американского правительства к нему. Этот комитет поддерживал контакт с госдепартаментом. Председателем его являлся Койльг активный участник разработки планов по расширению торговли с СССР. Его партнером был Хенсон. Предлагалось пригласить их в Москву для установления контактов и выяснения возможностей комитета58. Ознакомившись с письмом, Литвинов отклонил предложение американцев. Он направил 8 июля письмо Трояновскому, в котором писал: "Я нахожу предложение неинтересным. Не стоит авторам предложения приезжать в Москву"59. В тот же день он уведомил об этом и Богданова60. Так без обсуждения предложение Хенсона и Койля было отклонено. В этой связи достоин упоминания и другой факт. Начальник главного управления кожобувной промышленности Наркомлегпрома Б. Маргулис получил 28 июня письмо от американского инженера Генриха Филиппа Шопнека. Раньше он работал консультантом по изготовлению искусственной кожи в нашей стране. По возвращении в США он организовал лабораторию и предлагал свои услуги — быть консультантом по искусственной коже. Это предложение также было отклонено61. В таких трудных условиях протекали переговоры о торговом соглашении. Литвинов строго придерживался общепринятых принципов ведения переговоров с американцами, основанных на монополии внешней торговли. Вашингтон же добивался поставленной цели — точной договоренности об объеме советских закупок в США. 3 июня посол Буллит передал Литвинову инструкцию из Вашингтона о необходимости упоминания в соглашении в любой форме цифры заказов, так как правительство желает сообщить об этом в конгрессе или сенате. В ноте должна быть обязательная ссылка на акт 1934 г., разрешавший сокращение пошлин. Между собеседниками развернулась дискуссия. Литвинов не соглашался с послом. Он заявил: никаких обязательств на себя ни в коем случае не будет брать и никакой цифры заказов не намерен называть. Будет сказано лишь об увеличении объема торговли. Госдепартамент может запросить Трояновского, он узнает мнение Амторга и последний сообщит госдепартаменту, на какую сумму предполагается разместить заказы в США. В конце обсуждения, которое приняло довольно резкий характер, Литвинов сказал: "Речь может идти только о намерениях, а отнюдь не обязательствах". Как видно, советское правительство не хотело точно фиксировать цифру заказов. Оно не желало брать на себя обязательство, которое могло и не выполнить. В Вашингтоне, напротив, стремились во что бы то ни стало именно письменно зафиксировать сумму заказов на товары. Для американских компаний это было весьма важно; им нужен был надежный рынок сбыта товаров. 19 июня 1935 г. Литвинов вручил Буллиту предложения об обмене нотами, таможенном соглашении, проекты ноты и письма о намерении закупок в Америке товаров на сумму 30 млн долл. В то же время он вновь подчеркнул, что правительство не намерено брать никаких твердых обязательств.