Ганс - Сексуальная жизнь в Древней Греции
Легко найти параллель фиванскому «священному братству». Слова, которыми Платон характеризует превосходство в войне и высшую радость жертвы такого войска, уже были процитированы, хотя Сократ, представленный в «Пире» Ксенофонта, не во всем с ним согласен. Но стоит прочитать рассказ в «Анабасисе» Ксенофонта о соперничестве Эписфена с мальчиком, показывающий, насколько каждый готов пожертвовать жизнью ради другого. Это тот самый Эписфен из Олинфа, который позже «собрал отряд красивых юношей и стал среди них героем». В «Киропедии» опять говорится: «Много раз было показано и в разных ситуациях, что нет сильнее союза, чем союз близких друзей», что и подтвердилось в сражении между Киром и Крезом не в меньшей степени, чем в битве при Кунаксе, в которой вместе с Киром «его друзья и сотрапезники» также приняли смерть героев. Все это подтверждает и Элиан, который объясняет готовность жертвовать, говоря, что тот, кто любит, вдохновляем двумя богами – Аресом и Эротом, в то время как те, кто не влюблен, вдохновляются лишь одним Аресом. Даже в «Эротике» Плутарха, который не одобряет любви к мальчикам, сила любви на войне показана на множестве примеров. Вёльффлин обратил внимание на компанию друзей в войске Сципиона, а Цезарь рассказал о союзе юношей в земле галльского племени сонтиатов.
После всего сказанного трудно предположить, что рассказы о фиванском «священном братстве» – лишь преувеличение. Разумеется, это явление просуществовало не так долго. Впервые мы узнаем о нем в рассказе о сражении при Левктре (371 г. до н. э.); а неудачным сражением при Херонее (338 г. до н. э.) закончилась подобная практика; таким образом, эти военные сообщества просуществовали всего 33 года.
История, рассказанная Плутархом, также заслуживает упоминания. Когда некий юноша закричал от боли на поле битвы, его любовника позже наказало государство.
Соответственно, кто любит, тот, вдохновляемый Эротом, пройдет огонь, воду и бури ради любимого (как говорит строка из неизвестной трагедии), и отвага любовника противостоит даже божескому гневу. Когда сыновья Ниобы были убиты Аполлоном за грех их матери, один из друзей вызвался защитить нежное тело младшей дочери, а когда понял, что не в силах этого сделать, он прикрыл ее своим телом. Даже идеальный греческий герой Геракл совершал свои подвиги с большей легкостью в присутствии своего любимца Иолая, в честь которого построили гимнасий и святилище, существовавшие до сравнительно недавнего времени, перед воротами Протиды в Фивах. Иолаи праздновались в Фивах в память любви Геракла и Иолая и включали гимнастические соревнования и конные ристалища, в которых победителям вручались оружие и бронзовые кубки.
У Павсания читаем о том, как человек по имени Тимагор любил некоего Мелеса: «В афинянина Мелеса был влюблен метек Тимагор. Относясь к нему с пренебрежением, Мелес велел ему, взойдя на самую вершину скалы, броситься с нее вниз. Так как Тимагор не щадил своей жизни и во всем всегда хотел делать приятное юноше, что бы он ни приказывал, то и на этот раз, поднявшись, бросился вниз; когда Мелес увидал Тимагора мертвым, его охватило такое раскаяние, что он кинулся с той же скалы вниз и разбился насмерть»[144].
Если мы попытаемся подытожить то, что было сказано о греческой нравственности в отношении любви греков к мальчикам, то придется признать как неопровержимый факт, что греческая любовь к мальчикам носила определенный характер, основываясь на эстетическом и религиозном фундаменте. Ее объект должен был при поддержке государства войти в силу и совершить то, что осмыслялось как гражданская и личная добродетель. Эта любовь не противоречила браку, но дополняла его в качестве важного фактора воспитания. Можно также говорить о бисексуальности среди греков.
Эта страсть приводила порой к смертельному исходу и оставляла место для чистой радости, которая зачастую оставалась в воспоминаниях, – о том, что эта дружба переживала смерть, показывают многие эпитафии, на которых высечены самые нежные слова со всей возможной почтительностью к предмету любви. Такие эпитафии остались прекрасными образцами греческой поэзии.
Семнадцатая книга «Палатинской антологии», которая содержит 748 эпитафий и некоторые из них совершенно замечательные, показывает, с каким чувством, вкусом и тактом греки украшали могилы своих умерших героев и ставили в их честь памятники. Я уже упоминал о некоторых надписях, посвященных возлюбленным юношам, поэтому здесь приведу лишь самые прекрасные из них. Эта эпиграмма написана поэтом Кринагором (Ант. Пал., vii, 628) своему мальчику, которого звали Эрот, мальчик рано умер на острове и там же был захоронен, так что поэт желал бы, чтобы этот остров и соседние острова стали бы называться Островами Любви. «Это не будет постыдно для острова, ибо сам Эрот отдал свою красоту и свое имя мальчику, которого подземные боги приняли здесь глубоко под землей. О земля, на которой столько могил, окажись пухом для мальчика и лежи спокойно ради него».
10. Мнения за и против
В Древней Греции, разумеется, были и те, кто или совершенно, или не вполне искренно отвергал идею любви к мальчикам. Например, в эпиграмме Мелеагра содержится мысль о том, что «тот, кто отдает любовь таким способом, не может одновременно получить ее». Конечно, Мелеагр не всегда придерживался этого мнения, поскольку в нашем распоряжении имеется множество его эпиграмм, в которых превозносится любовь к мальчикам.
В романе Ксенофонта Эфесского пара влюбленных, Габроком и Антея, попадают в руки пиратов, главарь которых замышляет насилие над Габрокомом, воспылав к нему страстью. Однако Габроком произносит следующую речь: «О, несчастный дар красоты! Столь долго сам я соблюдал целомудренность, и лишь для того, чтобы теперь уступить постыдному сладострастию пирата! Зачем мне и жить тогда, если из мужчины я стану проституткой? Я не стану подчиняться его желаниям, лучше умереть и сохранить свою чистоту».
Совращение мальчиков в любом случае активно осуждалось. Например, в комедии Анаксандрида говорится: «О, маленький мальчик в расцвете юности, какими чарами или соблазнительными речами смог бы кто-то преуспеть в том, чтобы его поймать, если не с помощью искусства рыбака?» В комедии Батона разъяренный отец жалуется на философа, который развратил его сына фальшивым учением.
Далее, всегда порицался мальчик, который продавался за деньги или другое вознаграждение. Я уже подтвердил этот цитатой из «Богача» Аристофана, и поэты не устают ностальгически вспоминать старые добрые времена, когда мальчик в награду требовал птичку, синицу, вертишейку, малиновку, перепелку или даже мяч для игры и прочие безделицы.
Надо заметить, что и женщины, как и следовало ожидать, плохо относились к любви мужчин с мальчиками, поэтому в комедии неизвестного автора одна из них говорит: «Мне наплевать на мужчину, который тоже хочет мужчину».
То, что гетеры осуждали гомосексуальные связи своих клиентов, само собой разумеется, но это еще и подтверждается диалогом двух гетер Хелидонии и Дросы в «Разговорах гетер» Лукиана. Дроса получила записку от ученика Клиния, где он сообщает, что не может больше приходить к ней, поскольку учитель Аристеней следит за каждым его шагом.
«Дроса. Но я погибаю от любви! Однако Дромон говорит, что Аристеней какой-то педераст и под предлогом обучения живет с красивейшими юношами; и что он, оставаясь наедине с Клинием, разглагольствует, суля ему, будто сделает его чуть ли не равным богам; и что он читает с ним какие-то речи древних философов о любви к ученикам и вообще не отходит от юноши. Дромон даже грозил, что перескажет это отцу Клиния.
Хелидония. Тебе следовало угостить Дромона.
Дроса. Я его угостила, да он и без того за меня, потому что сохнет по моей служанке Небриде.
Хелидония. Не унывай, все будет хорошо. А я намерена написать на стене в Керамике[145], где обычно прогуливается Архитель, «Аристеней развращает Клиния», чтобы этим поддержать сплетню Дромона.
Дроса. Как же это ты напишешь незаметно?
Хелидония. Ночью, а уголь добуду откуда-нибудь.
Дроса. Отлично! Только выступи со мной, Хелидония, в поход против этого шарлатана Аристенея!»[146]
11. История любви греков к мальчикам
Естественно, в нашу задачу не входит в настоящем исследовании более подробно разбирать различные теории, особенно медицинские, с целью общего решения этой проблемы. Это было бы также излишне и потому, что различные теории и попытки объяснения уже были четко и ясно изложены в классической книге Гиршфельда, но также и потому, что любовь греков к мальчикам – а только о ней мы здесь и говорим – вовсе не нуждается в разъяснении в качестве явления, трудного для понимания. Некоторые вопросы исторического ее развития мы все же рассмотрим.
