Василий Сидихменов - Китай: страницы прошлого
Иероглифы писали кисточкой. Лучшие кисточки делали из щетины соболя и лисицы, более дешевые — из щетины оленя, кошки, волка, зайца, овцы или из перьев птиц. Пучок щетины крепко перевязывался ниткой, его основание обмазывали канифолью и вставляли в прорезь бамбуковой ручки, на пучок надевали наконечник-футляр. Кисточка имела конусообразную форму, на ручке ее иногда делалась инкрустация из серебра и золота, нефрита, хрусталя, глазури, панциря черепахи, слоновой кости или рога носорога.
Китайская тушь изготовлялась из сажи и клея. Сажу получали от сжигания тунгового, кунжутного и сурепного масел, а клей приготовляли из оленьей и коровьей кожи. Чтобы клей не портился и для придания блеска в этот состав добавляли яичный белок, мускус и сок различных растений. Хорошо перемешанную массу клали в искусно вырезанную форму, получая таким образом «кусковую» тушь. Тушь употреблялась не только для письма, ее применяли и в живописи, печатном деле, при окраске зданий и дворцов; женщины красили тушью брови.
Тушь для письма наливалась в тушечницу, появление которой относится к очень давним временам. Самой обычной считалась каменная тушечница, она делалась из особого камня и имела форму прямоугольной плитки с углублениями для воды и туши. Лучшие тушечницы хранились в футлярах, сделанных из цветных пород дерева (сандала и груши).
Тушечница, традиционный письменный прибор, наряду с тушью, кистью и бумагой обязательно стояла на столе у каждого грамотного человека. Первые тушечницы появились в Китае более 6 тысяч лет назад. При династии Хань на каменных тушечницах выполнялись рельефные рисунки и орнаменты — так тушечница стала не только письменной принадлежностью, но и предметом искусства.
Писать иероглифы красиво и изящно считалось большим искусством. Для этой тонкой работы нужно было иметь бумагу, тушь, кисточку и тушечницу. Все эти предметы и само искусство каллиграфии были объектами своеобразного культа в кругах интеллигенции. Китайский поэт Су Цзымэй (XI в.) говорил, что «светлое окно, чистый стол, прекрасная кисть, тушь, бумага и тушечница доставляют эстетическое наслаждение».
В китайском языке существовало даже выражение «четыре драгоценности»: библиотека, тушь, бумага и кисточка с тушечницей. Состоятельный человек имел кабинет-библиотеку, где хранились конфуцианские книги. Это считалось признаком учености и мудрости, ибо через книги хозяин кабинета «советовался» с мудрецами.
* * *В период маньчжурского господства школы в Китае были двух типов: частные и государственные. Последние подразделялись на школы первой ступени, которые функционировали в деревнях, а также уездные и провинциальные школы второй ступени. Обучение в школах было платное и продолжалось круглый год, с небольшим перерывом на время новогодних праздников. Учились только мальчики, девочек в школу не принимали — они получали воспитание в домашних условиях.
В сопровождении отца 7–8-летний мальчик, одетый в праздничный костюм, переступал порог школы, имея при себе кисточку для писания иероглифов, тушь и тушечницу. Прежде всего его заставляли поклониться изображению Конфуция и учителю, который становился духовным наставником школьника на все годы обучения. В честь учителя зажигали курительные свечи и троекратно низко кланялись ему — этим выражали уважение и готовность к беспрекословному повиновению. После этого церемониала учитель вместо «молочного имени» давал мальчику «школьное имя» (по-китайски сюэ-мин: сюэ — «учеба», мин — «имя»). Весьма распространены были такие имена: «Сметливый в грамоте» и «Первый в учении».
Уже на первом году обучения школьнику вручали в качестве учебника книгу «Троесловие» («Саньцзыцзин»). Такое название книга получила потому, что каждая строфа в ее тексте состояла из трех иероглифов. В «Троесловии», написанном в XIII в., кратко излагается сущность конфуцианской морали, прославляются древние мудрецы, упоминаются важнейшие исторические события.
Ученик обязан был заучить наизусть рассуждения такого рода: «Существуют три категории отношений: между государем и чиновником, отцом и сыном, мужем и женой; первые основываются на справедливости, вторые — на любви, третьи — на покорности». Или другое: «Любовь отца и сына, согласие супругов, дружелюбие старшего брата, уважение со стороны младшего брата, порядок в отношениях между старыми и молодыми, между друзьями и товарищами, уважение со стороны государя, преданность со стороны чиновника — вот общие обязанности всех людей».
Затем школьники переходили к зазубриванию другого старинного текста «Байцзясин» («Фамилии ста семей»), написанного в X в., т. е. на триста лет раньше, чем «Троесловие». Текст «Байцзясин» — это зарифмованный список часто встречающихся китайских фамилий.
Покончив со списком фамилий, ученики приступали к заучиванию «Тысячесловника» («Цяньцзывэнь»). Этот текст написан в VI в. и состоит из тысячи иероглифов, из которых ни один не повторяется. Всю тысячу иероглифов надо было твердо знать наизусть. Текст разбит на 250 строк по четыре знака в строке.
Затем нужно было штудировать «Книгу о сыновнем благочестии» («Сяоцзин»). В понятие «сыновнее благочестие» вкладывался широкий смысл: имелась в виду и любовь сына к отцу, и выражение верноподданнических чувств к государю.
Обучение в начальной школе продолжалось семь-восемь лет. Школьник успевал вызубрить 2–3 тысячи иероглифов и приобрести самые элементарные сведения по арифметике и китайской истории. О скудости получаемых знаний можно судить хотя бы по тому, что даже в XIX в. китайские учащиеся ничего не знали о других странах, в том числе и о тех, которые граничили с Китаем. Ученикам внушалась мысль, что «Китай есть весь мир». Естественные и точные науки игнорировались. Было распространено мнение, что изучение математики недостойно ученого, ибо математика — принадлежность ремесленника.
О требованиях, предъявлявшихся к переступившим порог начальной школы, можно судить по школьному уставу, которым в XIX в. руководствовались учителя. Вот некоторые его параграфы.
«Все воспитанники приходят в школу с рассветом. Войдя в училище, нужно приветствовать вначале Конфуция, а потом учителя.
При уходе из школы нужно поклониться Конфуцию и учителю так же, как утром. Никто, какого бы ни был возраста, не исключается из этого правила.
Придя домой, нужно приветствовать сперва домашних духов, потом своих предков, а затем отца, мать, дядей и теток.
Ученик должен любить и сохранять свои книги от повреждения.
Выйдя из школы, каждый ученик идет своей дорогой. Всякие сборища для игр запрещаются.
Вещи, употребляемые в школе, ограничиваются учебными книгами и принадлежностями: бумагой, тушью, кисточкой и тушечницей. Всякая увеселительная книга препятствует прилежному учению и не должна быть терпима в школе, равно как излишние деньги и игрушки.
Ученик, сидя на своей скамье, должен сохранять приличный вид: не класть ногу на ногу, не озираться направо и налево. На улице ученик не позволяет себе бросаться черепицами, прыгать и резвиться, он должен идти смирно и ровным шагом».
Мальчики направлялись в школу с восходом солнца и просиживали за книгой целый день, отдыхая только во время обеда. Учились зимой, сидя в холодном классе, учились и летом, когда в школе трудно было дышать от жары. Как же проходил длинный учебный день в китайской школе прежних времен? Раннее утро. Наступает время занятий, школа начинает наполняться учениками, возраст которых различен — от семи до двадцати лет. В классной комнате — изображение Конфуция с изречением: «Человеколюбие, долг, соблюдение моральных норм, знание, верность — пять главных добродетелей. Их должен соблюдать каждый». Здесь же рядом можно прочитать и другое изречение: «Есть три главные силы: Небо, Земля, Человек».
Каждому школьнику полагался продолговатый столик с двумя выдвижными ящиками для книг и бумаги и высокий деревянный стул. В первый день занятий мальчики гурьбой бросались в класс и занимали места по своему выбору. В классе стоял шум детских голосов. Но вот появлялся учитель, и мгновенно все стихало. Он молча садился за стол, на котором были расставлены тушечница, небольшая чашка для воды, чтобы разводить тушь, чайник и две или три пиалы. Тут же на видном месте лежала толстая бамбуковая палка — символ его власти и средство воздействия на нерадивых.
Взоры учеников с любопытством и страхом были устремлены на учителя: что он за человек, злой или добрый, строгий или ласковый? Но он не произносил ни звука, и лицо его сохраняло неподвижное выражение. Сказать детям хотя бы одно дружеское слово и проявить при виде их радость считалось для учителя недопустимым. Это значило бы нарушить все школьные традиции. Поступив так, учитель показал бы свою слабость и подорвал бы свой авторитет в глазах учеников.
