Р. Почекаев - Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды
Современный исследователь-монголист П. О. Рыкин посвятил специальную статью этому эпизоду русско-монгольских отношений, использовав сообщение Никоновской летописи и сделав вывод о том, что столь жестокая казнь носила ритуальный характер и была вызвана тяжкими преступлениями самого рязанского князя – "хулой на царя" и "поношением поганой татарской веры". При этом исследователь провел ряд параллелей из монгольской истории и истории взаимоотношений монголов с народами Кавказа, в которых также встречались примеры подобных казней [Рыкин 2005, с. 62-73] Отдавая должное наблюдательности П. О. Рыкина и его умению привлекать параллельные сюжеты из исторических источников различного происхождения, тем не менее, следует отметить, что он слишком принял на веру сообщение Никоновской летописи о похождениях Романа Рязанского в ставке Менгу-Тимура! Дело в том, что этот источник является гораздо более поздним источником, и многие сведения прежних летописцев, как можно увидеть при сравнении сообщений об убиении рязанского князя, подверглись агиографической обработке. Летописец, как видим, практически не скрывает своего намерения создать культ еще одного русского святого – этакой альтернативы упомянутому Иакову Персидскому (мученику IV в., расчлененному по приказу персидского шаха).
Так, согласно Московскому своду конца XV в., "того же лета убиенъ бысть князь Романъ Олгович Рязанскы от поганыхъ Татаръ, и бысть сиче убиение его. Заткоша уста его убрусомъ и начаша резати его по составом и метати разно, и, якорозоимаша его, остася трупъ единъ, они же одравше главу ему взоткоша на копие. Ce бысть новый мученикъ, подобен страстью Якову Персьскому, и купи си страстию царствие небесное, и венецъ прият от руки господня со сродникомъ своим князем Михаилом Черниговським; убиение же его бысть месяца иуля 19" [ПСРЛ 1949, с. 150; см также: ПСРЛ 1848, с. 42]. Тверской летописец XVI в. приводит примерно те же сведения, добавляя лишь нравоучительное увещевание князьям, чтобы они не прельщались мирской славой и возлюбили чистоту [ПСРЛ 1863. с. 403; см. также: Приселков 2002. с. 330; Софийский временник 1820, с. 283-284]. Как видим, в более ранних летописях нет ни слова о вызове князя Романа в Сарай, его "религиозном диспуте" с ханом и смертном приговоре. Нет сомнения, что князь пал жертвой не ханского гнева, а междоусобиц русских князей с участием монгольских войск, вполне вероятно, что и подробности его казни – позднейший вымысел летописцев, желавших причислить князя к христианским великомученикам.
86
См. подробнее: Малышев 2001, с. 143; Tanase 2004, р. 124-125.
87
См.: Рукн ад-Дин Бейбарс [СМИЗО 2005, с 92-93], Wittek 1952, р. 649. И. X. Камалов почему-то датирует это событие не 1277 или 1278, а 1272 г [Камалов 2007, с. 61].
88
Впоследствии Масуд четырежды вступал на трон всего Румского султаната.
89
Родословие тюрков [СМИЗО 2006, с. 393]; Улугбек 2007, с. 97; Утемиш-хаджи 1992, с. 101.
90
См.: Мухамадиев 1983, с. 49-50; Федоров-Давыдов 2003, с 21. Вес медных золотоордынских монет в эпоху Берке и Менгу-Тимура составлял 1, 56 г, а серебряных – 0, 52 г.
91
См.: Pelliot 1949, р. 62. В средневековых исторических сочинениях смерть Менгу-Тимура датируется либо 1280, либо 1282 г., и исследователи до сих пор дискутируют о верности той или иной даты. Нумизматические материалы, казалось бы, свидетельствуют в пользу более поздней даты – сохранилось несколько монет с именем Менгу-Тимура, чеканенных в 1281/1282 г. [см. подробнее: Мыськов 2003, с. 110-111] Однако можно допустить, что в течение какого-то времени, пока не были изготовлены образцы с именем преемника Менгу-Тимура, продолжалась чеканка монет с именем первого хана Золотой Орды. На наш взгляд, путаница относительно года смерти Менгу-Тимура объясняется двумя причинами: во-первых, тем, что до египетских властей сведения о его смерти дошли с опозданием на полтора-два года; во-вторых, в 1282 г. умер другой Менгу-Тимур (23. 10-1256-26. 04. 1282), сын ильхана Хулагу [Рашид ад-Дин 1946, с. 97]. Не исключено, что в более поздних исторических трудах смешались личности этих двух Чингизидов, являвшихся современниками, тезками и сравнительно близкими родственниками (Менгу-Тимур "иранский" приходился нашему герою троюродным дядей).
92
В сочинении Рукн ад-Дин Бейбарса Джиджек-хатун названа матерью Алгуя, старшего сына Менгу-Тимура [СМИЗО 2005, с. 93] Рашид ад-Дин же, перечисляя жен и сыновей первого ордынского хана, вообще не упоминает ханшу с таким именем, по его сведениям, старшей женой Менгу-Тимура была Олджай-хатун из рода кунграт, племянница Мунке-хана, второй – Султан-хатун из рода ушин, третьей – Кутуй-хатун. Менгу-Тимур оставил десять сыновей. От Олджай-хатун родились Алгуй и Токта, от Султан-хатун – Тудан и Баркук (Бурлюк) [Рашид ад-Дин I960, с. 72-73]. Согласно "Му'изз ал-ансаб", Султан-хатун была матерью Абаджи и Тудана, а Кутуй (Тутукуй)-хатун – матерью Бурлюка [Муизз 2005, с. 41]. Матери остальных сыновей – Сарай-Буги, Тогрула, Малагана, Кадана и Кутугана – неизвестны.
Одна из дочерей Менгу-Тимура уже после смерти хана была выдана замуж за Федора Ростиславича Чермного, князя Смоленского и Ярославского, и крещена под именем Анна. Таким образом, с 1299 по 1471 г (присоединение Ярославля к Московскому государству) Ярославским княжеством правили прямые потомки Менгу-Тимура по женской линии [см.: Экземплярский 1891, с. 83].
93
Иоанн де Плано Карпини сообщает, что "между сыном от наложницы и от жены нет никакой разницы, но отец дает каждому из них, что хочет, и если он из рода князей, то сын от наложницы является князем постольку же, как и сын законной супруги" [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 42, см. также- Султанов 2001; 2006].
94
См.. Веселовский 1922, с. 3.
95
См. Juvaini 1997, р. 266-267; Почекаев 2006а, с. 50.
96
Рашид ад-Дин приводит его слова: "Однако есть у меня от Саин-хана указ, что если кто-либо в его улусе совершит непутевое и расстроит улус, то чтобы я расследовал это [дело] и склонил их сердца к согласию друг с другом" [Рашид ад-Дин 1960. с. 83, ср Schamiloglu 1986, р. 129- 130].
97
См.: Сафаргалиев 1996, с. 313; ср.: Трепавлов 1993, с. 89.
98
См. Иванов 1912, с. 152.
99
Рашид ад-Дин 1946, с. 54.
100
СМИЗО 2005, с. 83-85; 146-147; Рашид ад-Дин 1946, с. 59-60. См. также Киракос 1976, с. 237.
101
Рашид ад-Дин 1946, с. 60.
102
О походе Ногая в Византию сообщают византийские историки Георгий Пахимер и Никифор Григора. В целом оба историка примерно одинаково излагают ход событий, но несколько расходятся в изложении отдельных фактов. Так, например. Пахимер приписывает инициативу нападения на императора Михаила Ногаю (если именно его он подразумевает под "дядей султана") [Пахимер 1862, с. 210], тогда как Григора инициатором похода называет болгарского царя Константина и его супругу – сестру никейского императора Иоанна IV Ласкариса, некогда свергнутого Михаилом VIII [Григора 1862, с. 94-95]. Пахимер сообщает, что император постоянно держал пленного Кей-Кавуса при себе и только во время нападения монголов отправил его в город Эн, а по словам Григоры, султан еще раньше был заточен в этом городе [Пахимер 1862, с 213; Григора 1862, с 95-961.
103
Рашид ад-Дин 1946. с. 68. По сведениям арабских авторов ан-Нувайри и ал-Айни, Ногай лишился глаза еще во время первой иранской кампании, в битве с Хулагу [СМИЗО 2005. с. 123. 354].
104
Г. В. Вернадский безосновательно утверждает, что Ногай после смерти Берке сам предъявил претензии на трон правителя Улуса Джучи, а в дальнейшем, при Менгу-Тимуре, являлся его фактическим соправителем [Вернадский 2000, с. 170-171]. Однако Г. А. Федоров-Давыдов, а за ним и В. В. Трепавлов совершенно справедливо обращают внимание, что и правление Менгу-Тимура Ногай даже не фигурирует среди высших военачальников: центр возглавлял сам хан, правое крыло – нойон Тайра, левое – нойон Маву [Федоров-Давыдов 1973, с. 58-60; Трепавлов 1993, с. 88; см. также: Заплотинський 2007. с. 13].
105
См., напр.: Биография султана ал-Малика ал-Мансура Калауна [СМИЗО 2005, с. 78-79].
106
Г. В. Вернадский предположил, что двойное имя Иса-Ногай. под которым наш герой нередко фигурирует в арабских источниках свидетельствует о принятии им этого мусульманского имени при обращении в ислам [Вернадский 2000, с. 171]. Не видим причин не соглашаться с ним, поскольку в сочинении арабского автора Рукн ад-Дина Бейбарса (секретаря султана Калауна) даже приводится текст соответствующего послания Ногая. "Отправлено это письмо Ису-Ногайем ал-Малик аз-Захиру Хвалю Аллаха Всевышнего за то, что он включил меня в число правоверных и сделал меня одним из тех, которые следуют вере очевидной" [СМИЗО 2005. с. 91). Сообщения об обращении Ногая в ислам приводят также Ибн ал-Фурат и ал-Макризи [СМИЗО 2005, с. 263. 306; см. также: Закиров 1966, с. 63-64] Е. П. Мыськов весьма обоснованно называет сообщение Ногая о своем обращении в ислам "декларативным", поскольку никаких деяний во ими "истинной веры" темник никогда не совершал [Мыськов 2003, с. 120]. Более того, согласно письму кафинского священника брата Владислава. Яйлак, старшая супруга Ногая, в 1286 г. приняла крещение по католическому образцу [см.: Pelliot 1949. р. 77-78]. По мнению А. Н. Насонова, Ногай направил первое собственное посольство в Египет только в 1282 г., когда после смерти Менгу-Тимура "выступил в роли самостоятельного правителя" [Насонов 2002, с. 269].
