Black Sabbath. Симптом Вселенной - Уолл Мик
— Я и по сей день не выношу этой долбаной мелодии!
Вместе с ними ушло и название — группа переименовалась в The Earth Blues Band, но эту громоздкую конструкцию сократили до Earth. Впрочем, эти перемены практически не сказались на репертуаре. Они по-прежнему рассчитывали на тот же музыкальный «бульон» из блюзовых каверов и психоделических импровизаций, перемешивая Хаулин Вулфа и Джона Ли Хукера с Cream и менее известными современными белыми рокерами вроде Aynsley Dunbar Retaliation. Тони Айомми по-прежнему был не слишком уверен в их способностях, так что по большей части они «играли одну и ту же песню снова и снова, лишь слегка варьируя темп». К счастью, в середине шестидесятых концертная сцена Мидлендса была на пике — там выступали все тогдашние звезды чартов, а также многие местные таланты. Сейчас модно говорить, что Мидлендс стал местом рождения хеви-метала, на самом деле главным музыкальным вдохновением для самых значительных групп региона в середине шестидесятых служили американский соул и ритм-энд-блюз. Контрактов на запись было мало, но в то время, когда лишь Ливерпуль считался хоть сколько-нибудь важным центром музыки после Лондона, концертная сцена в Бирмингеме и Мидлендсе процветала. Музыканты вроде Джона Бонэма и Роберта Планта получили первое признание, выступая в так называемой «Сети Мамаши Рейган» — в клубах, которыми владела пресловутая миссис Рейган; а также «Олдхилл-Плаза», «Хендсворт-Плаза», «Клубе Гарри Оуэна» и «Бирмингем-Каверн». Они играли в составе групп вроде Terry Webb & The Spiders, The Nicky James Movement, Locomotive и A Way Of Live, где также играл будущий басист Fairport Convention Дэйв Пегг. Кроме всего прочего, Бонэм недолго входил в состав The Senators, сыграв на песне She’s A Mod из компиляционного альбома 1964 года Brum Beat.
Помимо «Сети Мамаши Рейган», в округе было множество пабов, устраивавших концерты, а позже появились и более модные бирмингемские заведения вроде «Генрис-Блюз-Хаус» и «Мазерс». Именно на этих концертных площадках, разбросанных по Мидлендсу, выросли многие ключевые музыканты следующего поколения постбитловских групп. От Роя Вуда и Бива Бивэна (позже — The Move, ELO и Wizzard), которые впервые познакомились в Carl Wayne & The Vikings, до Стиви Уинвуда и Джима Капальди из Traffic, местных ребят, многого добившихся (первый из них — в Spencer Davis Group). Там же играли Карл Палмер (Atomic Rooster и ELP), Кози Пауэлл (Jeff Beck Group и многие другие), в том числе — намного позже — сами Black Sabbath, The Moody Blues, Slade и так далее.
Наркотики туда «добирались» в виде пакетиков с гашишем или, что более вероятно, двух-трех маленьких синих таблеточек «спидов». Но чаще всего, вспоминает Гизер, мы просто выпивали по несколько пинт. Возмутительное поведение никто не терпел. Барабанщик Move Бив Бивэн — который тоже непродолжительное время играл в Black Sabbath — вспоминал, что в The Move раздумывали, не пригласить ли вместо него Джона Бонэма, но «в The Move поначалу вообще никто даже не пил, и они решили, что он будет слишком неуправляемым».
Earth, набравшись смелости, стали выступать в местных заведениях вроде «Мазерс», «Пентхаус» и «Генрис-Блюз-Хаус». Именно в последнем клубе, которым заправлял местный организатор Джим Симпсон, им удалось сделать первый серьезный прорыв. Симпсон тоже был музыкантом, но на десять лет старше и достаточно прозорлив, чтобы понять, что в музыкальном бизнесе можно зарабатывать не только непосредственно музыкой. Джим был трубачом в Locomotive (где ранее играл совсем молодой Джон Бонэм, но его выгнали за ненадежность) и записал с ними хит Rudi’s In Love. К 1968 году он уже занялся менеджментом, агентской работой и управлением клубами, организовав компанию Big Bear. Кроме «Генрис-Блюз-Хауса» он работал с тяжелым рок-трио из Стаффордшира под названием Bakerloo Blues Line, а также с Tea & Symphony, эксцентричным акустическим коллективом, похожим на ранних T. Rex. Когда только-только собравшиеся Led Zeppelin, тогда все еще носившие название New Yardbirds, дали суматошный концерт в «Генрис», Тони и Билл были среди зрителей. Почувствовав связь между «психоделическим блюзом», который тогда исполняли Zeppelin, и лихорадочными глыбами тяжелого, как гранит, блюза, который пытались играть Earth, Тони пошел к Симпсону и попросил дать его группе шанс выступить в клубе.
— Они показались мне очень невинными, смущенными и не особенно понимавшими, что дальше делать, — вспоминает Симпсон. — Они не знали, каким должен быть следующий шаг.
Устроив им прослушивание в клубе, Джим «увидел достаточно», чтобы поставить Earth на разогрев к Ten Years After, еще одной местной группе, которая добилась неплохого успеха и переехала в Лондон. Фронтмен группы, уроженец Ноттингема Элвин Ли, которого тогда называли «самым скоростным гитаристом Великобритании», оказался настолько впечатлен молодыми ребятами, открывавшими их концерт в «Негрис», что пригласил их на разогрев к Ten Years After в лондонском клубе «Марки», где те были резидентами. «Марки» уже тогда превращался в легендарное место, где первую известность получали чуть ли не все, от Rolling Stones до Led Zeppelin. Как выразился Гизер, «после этого у нас по-настоящему пошли дела».
Впрочем, на пути Earth зияла новая яма. Ten Years After была не единственной группой-хедлайнером, чье внимание привлекли Earth. После выступления на разогреве у Jethro Tull (снова в «Генрис») лидер Tull Ян Андерсон тоже передал приглашение в Лондон — но на этот раз для одного Тони. Дебютный альбом Jethro Tull, This Was, как раз тогда попал в Топ-10. Они были весьма перспективным коллективом. Когда их первый гитарист Мик Абрахамс решил покинуть группу — по совпадению, именно в тот самый день, когда Earth выступили у них на разогреве, — Tull нужно было очень срочно искать замену. На следующее утро Тони позвонили менеджеры Jethro Tull и спросили, не хочет ли он присоединиться к группе, он согласился не раздумывая. А потом, едва положив трубку, запаниковал.
— Я рассказал все остальным. Сказал, что меня пригласили в группу, и они ответили, типа, «Да, езжай, конечно. Попробуй. Это замечательная возможность». Но мне на самом деле было очень неприятно их бросать.
Конечно, не настолько неприятно, чтобы вообще отказаться от предложения Jethro Tull приехать в Лондон. И там его ждал шок.
— Я пришел и увидел там целую сотню гитаристов.
Среди этой сотни гитаристов были куда более известные имена — Дейви O’Лист, недавно игравший в The Nice, и Мартин Барр, еще один бирмингемский парень, который уже заявил о себе на лондонской сцене в составе нескольких групп, в том числе сайд-проекте Ноэля Реддинга Fat Mattress.
— Я подумал: что происходит? Оказалось, это прослушивание. Тогда я сказал: «А, да ну на х*й! Все равно меня не возьмут», и ушел.
Но все-таки Тони как-то договорился с собой, сел в кафе через улицу и стал ждать своей очереди.
— Я пришел, поиграл немного, а на следующий день мне позвонили и сказали: ага, мы тебя берем.
Радостный и польщенный, Тони вернулся в Астон с новостями о новой работе, и лишь потом начал постепенно осознавать значимость произошедшего.
— Остальные, конечно, на словах были рады за меня, но я знал, что они скорее всего думают на самом деле.
Когда его позвали в Лондон на репетиции новых песен, которые позже вошли в следующий альбом Jethro Tull, Stand Up, Тони настолько перепугался, что уговорил Гизера поехать с ним.
— Потому что без остальных мне было очень одиноко. Так что Гизер поехал со мной и сидел на наших репетициях. А я смотрел на него, и мне было очень стыдно, понимаешь? А после репетиции я сказал ему: «Не знаю, Гизер, для меня это как-то странно». А он ответил: «Ну, просто попробуй еще немного». Я попробовал играть с ними еще несколько дней и сказал: «Не, я просто так не могу. Мне это не нравится».
Сомнения у Тони возникали не только из-за того, что ему пришлось бросить свою бирмингемскую компанию товарищей по группе. Его очень разозлила фраза менеджера Jethro Tull: «Тебе очень повезло, что ты получил эту работу». У него, может быть, и был комплекс неполноценности из-за того, что ему пришлось адаптироваться к новой, головокружительной среде успешных музыкантов и исполнителей, но ему пришлось преодолеть огромные препятствия, чтобы научиться играть на гитаре так хорошо. И, да, он никогда не считал себя везучим.
