Автор неизвестен - Повесть о смуте годов Хэйдзи
Мицуёри же вышел из зала совета, но дворец не покинул. Нарочно громко ступая, прошёл по возвышению для аудиенций у малых государевых покоев, и с северной стороны ширмы с изображением озера Куньмин увидел своего младшего брата, бэтто[44] Корэкату. Мицуёри подозвал его и сказал:
Мицуёри увидел, что начальник Левой привратной стражи Нобуёри уселся на самом высоком месте, выше всех остальных. «Странное дело!» — подумал он.
— Я прослышал, что собирают придворных держать совет во дворце, спешно приехал — а решать-то ничего и не решают! Не знаю, правда ли, да только слышно, что меня, Мицуёри, причисляют к тем, кого будут казнить за преступления. Послушать, так те, кого приговорят — все люди учёные и достойные. Оказаться в такой компании даже лестно. Ну да ладно. А ты-то зачем ездил на облучке повозки Нобуёри в Кагурагаока смотреть на голову Сёнагона-инока? Вот уж неподобающее поведение! Чтоб при твоей должности ехать на подножке чьей бы то ни было повозки — такого ещё не бывало! Срам-то какой! А уж ездить на опознание головы — это и вовсе никуда не годится!
— Но ведь на то была высочайшая воля! — отвечал бэтто, покраснев от стыда. Князь Мицуёри на это:
— Ну и что? Раз высочайшая воля, так ты и слова уже не можешь сказать поперёк? Среди наших предков — Средний министр Кандзюдзи[45], Правый министр с улицы Сандзё[46], с годов священного правления годов Энги сменилось девятнадцать государей и одиннадцать поколений нашего рода, и всё это время правление было добродетельным. Ни разу мы не были замешаны в чём-то дурном. И пусть в нашем роду не было Великих министров, но мы всегда были в числе добрых вассалов и никогда не сговаривались с клеветниками, что стремятся возвыситься. А потому с давних времён и поныне не было такого, чтоб люди показывали на нас пальцами. Достойно сожаления, что ты стал первым в нашем роду, кто вступил в сговор с бунтовщиками и тем уронил честь нашего имени. Прервав паломничество в Кумано, от постоялого двора Киримэ в столицу спешит Киёмори, а с ним — великая сила. А скажи-ка, сколько воинов сговорилось с князем Нобуёри? Подумай — что случится, когда силы дома Тайра войдут в столицу? Если вдруг кто пустит огонь, сможет ли спастись государь? Даже если только дворец обратится в пепел — и то это будет тяжёлой потерей для государева рода. А если вдруг что-то случится с государем и ближайшими подданными, то с ними вместе погибнет и Путь государей. Я слышал, что Нобуёри советуется с тобой в больших и малых делах. Устрой всё так, чтобы с государевым яшмовым телом не случилось беды, хорошо обдумай и ничего не упусти! А куда поместили государя?
— В Покоях Чёрной двери[47].
— А бывшего государя?
— В Хранилище Одного Свитка.
— Священное зеркало?
— В Покоях Теплого Света.
— Меч и яшма?
— В государевой опочивальне, — так ответствовал бэтто Корэката.
— А что за звуки из Малой государевой трапезной, и кто там ходит, за Окном-Гребнем[48]? — спросил Мицуёри.
— Там живёт Нобуёри, это его жена и прислуга.
Мицуёри был не в силах это слышать:
— Что же это случилось с этим миром? В государевой трапезной, где должен пребывать нынешний государь — живёт начальник привратной стражи. Государя он поселил в Покоях Чёрной двери! Хоть и наступил век Конца
Мицуёри говорил своему брату Корэмори: «Я слышал, что Нобуёри советуется с тобой в больших и малых делах. Устрой всё так, чтобы с государевым яшмовым телом не случилось беды, хорошо обдумай и ничего не упусти!»
Закона, но Солнце и Луна ещё не упали на землю! За какие же грехи в прошлых жизнях привелось мне родиться в таком мире, видеть и слышать такие печальные дела! В Ханьских землях бывало, что подданный занимал государев престол, но не слыхал, чтоб в нашем краю случалось такое. Как же сберегут Закон государей богиня Аматэрасу и святилище Хатимангу[49]? — так громко воскликнул он, не боясь посторонних ушей.
— Услышит кто-нибудь! — произнёс бэтто, остолбенев от ужаса.
— Я слышал, что в древности Сюй Ю, когда услышал то, что осквернило его уши, омыл их в водах реки Ин- чуань[50]. А в нынешние времена, когда слышишь и видишь то, что творят во дворце, хочется омыть не только уши, но и глаза! — сказал он, орошая слезами рукава, и покинул дворец. Как неколебим он был, когда осмелился в совете занять место рядом с Нобуёри! Но ныне, увидев, в каком положении пребывает государь, переменился в лице и ушёл, обессилевший от переживаний. А князь Нобуёри в это время ходил в нижнем косодэ и алых хакама, в шапке, какую носит государь, — ни дать ни взять — Сын Неба.
А тем временем, вечером того же дня Киёмори, направлявшийся обратно в столицу по дороге из Кумано, вознёс молитвы в храме Инари. Каждый из его воинов отломил по веточке криптомерии и украсил ею наплечники доспехов, и так они прибыли в Рокухара. Во дворце говорили: «Не иначе, нынче же ночью ударят из Рокухара!» — и завязывали тесёмки шлемов, готовясь к битве, но в тот день так ничего и не случилось.
10 | О ТОМ, КАК СЫНОВЕЙ СИНДЗЭЯ ПРИГОВОРИЛИ К ДАЛЬНЕЙ ССЫЛКЕ
В двадцатый день во дворец созвали сановников на совет, и туда поспешили господин Отоно[51], господин канцлер[52], Главный министр Мороката, Левый министр Корэмити и прочие сановники и придворные. Совет созывали для того, чтоб определить наказания для двенадцати сыновей Сёнагона-инока, монахов и мирян. По предложению Левого Министра князя Корэмити из Оомия смертную казнь им заменили дальней ссылкой. Говорят, это собирались обсуждать ещё вчера, но появление князя Мицуёри спутало планы, так что это сделали сегодня. Синсайсё Тосинори решили сослать в землю Идзумо, Харима-но тюдзё Сигэнори — в землю Симо- цукэ, Утюбэн Саданори — в Тоса, Мино-но сёсё Наганори — в Оки, правителя Синано Корэнори — на остров Садо, Хогэн Дзёкэн — в землю Ава, Кэнъё — в Муцу, Какукэн — в Иё, Мёхэн — в Этиго, Тёкэн — в Синано, — так их решили сослать в разные земли.
В двадцать третий день воины во дворце говорили: «Точно нападут из Рокухара!», завязывали тесёмки шлемов и ждали, но так ничего и не случалось. Начиная с десятого дня в Рокухара подымался шум: «Нападут из дворца!», а во дворце кричали: «Нападут из Рокухара!» И Тайра, и Минамото с белыми флажками и красными значками то и дело ездили друг мимо друга. Между тем год заканчивался, а о приготовлениях к новогодним праздникам никто и не думал, и покой в мире всё не наступал. Знать и простолюдье стенали: «Хоть победил бы кто-нибудь в конце концов, да и успокоились бы!»
11 | О ТОМ, КАК ГОСУДАРЬ-ИНОК ИЗВОЛИЛ ПЕРЕЕХАТЬ В НИННАДЗИ
Глубокой ночью двадцать шестого дня курандо Нариёри пришёл в Хранилище Одного Свитка:
— Как изволит полагать Ваше Величество? Нынче ещё до рассвета в мире начнутся беспорядки. Цунэмунэ и Корэката ещё не сообщали вам, но государь изволит переезжать в другое место. Вам, прежний государь, тоже лучше поскорее переехать куда-нибудь!
Так почтительно сообщил Нариёри, и прежний государь, удивившись, сказал: «Раз так, то поеду в Ниннадзи», — и под видом придворного тайно покинул дворец. У Верхних Западных ворот он совершил поклонение в сторону храма Китано и сел на коня. Так Правитель Поднебесной пустился в путь на коне и без единого человека свиты — сановников или придворных.
В середине ночи, когда до рассвета было ещё далеко и предрассветная луна ещё не взошла, с северных гор дул морозный ветер, а от валившего снега государю было не сыскать дорогу. Ветер свистел сквозь деревья и травы, и у государя сжималось сердце — уж не воины ли едут в погоне за ним? И потому вспоминал он, как в годы Хогэн государь-инок Сануки ехал у горы Нёисан. У того был рядом Иэхиро[53], и хоть бежали они, проиграв битву, всё же, пожалуй, легче было у того на душе. А тут — никого, ни единого человека, с кем можно словом перемолвиться. Так ехал он и давал в душе обеты на случай, если всё завершится благополучно. Говорили, что паломничество прежнего государя в храм Хиёси потом, когда в мире воцарился порядок, было во исполнение одного из тех обетов.
Долго ли коротко ли, но добрался он до храма Ниннадзи. Рассказал о том, что с ним было в дороге, и принц-инок[54] с великой радостью приготовил прежнему государю покои, предложил ему угощение и предоставил всё, чего бы государь ни пожелал. В прошлом, когда государь-инок Сануки искал прибежища в Ниннадзи, его поселили в келье инока Кампэн, и так не обхаживали. Хоть и был он родным братом прежнего государя, а обращались с ним по-другому.
