Виктор Бердинских - Тайны русской души. Дневник гимназистки
Сидит З. А. Я довольно много с ней разговариваю, так как она говорит со мною охотно. И даже конфетку взяла – «только от меня!»…
Пришла Л. Г.
Воскресенье, 12 сентябряВладимир Афанасьевич (Евдокимов) задал сочинение. Тема обширная: что-то «о влиянии семьи, школы и среды на выработку нравственной личности человека». Для этого надо прочесть сочинения Смайльса66, Спенсера67 и Пэйо68 о воспитании. Но в библиотеке (ВМЖГ) этих книг уже нет, и – так как мне сказали, что их можно достать из мужской гимназии – то мама и посоветовала обратиться к Косте Инькову69. Ему – как учителю – достать их легко. Я и пошла сегодня к нему…
И поискала же я их квартиру!.. Наконец нашла. Звоню…
Отпирает сам Костя. Но у него, оказывается, собрались с визитом все учителя мужской гимназии. Я прошла в комнату к Н. Фл…
У них вставляют рамы. Я спрашиваю:
– Что рано?..
Оказывается, они переезжают: тут сыро и низко, а они не привыкли жить внизу. Пока мы говорили, Костины визитеры один по одному все и исчезли. Мы перешли в столовую…
Я познакомилась с Варварой Ивановной. Она – совсем не красавица, но весела и разговорчива. Я сообщаю, что пришла по делу, а Костя спрашивает:
– В чем дело? В шляпе?..
Я объяснила, и он обещал сделать всё, что можно. А потом показал мне картины, рисованные масляными красками, о которых так недавно говорила Вера.
Заняли меня еще и фотографии. И в то время как я смотрела их, Костя что-то взял в руки. Я удивленно обернулась:
– Что это?
Вдруг что-то чикнуло, и он принялся хохотать:
– Что делаю? Снимаю…
Ну, уж и снял – такую физию!..
Потом прибежала Вера. Я спряталась. Ей сообщают, что у нее в гостях была гимназистка, ждала больше часа… Она не верит. Наконец говорит:
– Нина?
Они оба отвечают:
– Да мы не знаем, как ее зовут…
И, смеясь, кричат мне:
– Послушайте, как вас зовут?..
Я вышла. Вера очень обрадовалась…
Посидела немножко – и стала собираться домой. Костя и слышать не хочет:
– В чужой монастырь со своим уставом залезла?! Кто здесь хозяин?! Я! Ну и рассуждать нечего! Я насильно посажу – и привяжу к стулу!..
С грехом пополам я от них выбралась…
Еще звали меня сегодня к дедушке. Говорят:
– Мы пойдем…
Но после обеда шел дождь – до самого вечера. Я осталась дома…
Вторник, 14 сентябряВоздвижение.
Мама эти дни больна – и настолько сильно, что сегодня был священник…
А после обеда приезжали Шмелёв70 и Левитский71. Угадали в одно время. Вышло не особенно ловко…
Сегодня – Воздвижение! Господи, ради Воздвиженья Своего Креста – подними ее! То-то будет радость!..
Я, кажется, никогда так не молилась, как сегодня – во время исповеди мамы. Я была рядом в комнате, и мне было слышно почти всё…
Суббота, 25 сентябряПечальное и ошеломляющее событие. На вчерашний день (24 сентября) умер наш губернатор Камышанский. Одни говорят, что еще во время поездки его – по ревизии – ему было нехорошо три раза, а когда он приехал, то стало еще хуже, и что, почувствовав себя дурно – во время ужина, он встал из-за стола, прошел в свою комнату, опустился на колени – и умер в припадке «грудной жабы». По газетам, он некоторое время находился в агонии, во время которой несколько раз вскрикивал: «Дайте воздуху, нечем дышать!..» Говорят еще, что он отравился, так как не встретил какого-то министра, будто бы проезжавшего мимо Вятки, но это говорит М. О., так что верить нельзя…
Я-то не верю. Камышанский – и яд! Нет, нет!..
Пятница, 15 октябряКак давно не заглядывала я сюда (в дневник)! Но было так некогда, что до вчерашнего дня (14 октября) я не могла ответить на Сонино (Юдиной) письмо.
Во-первых, писала сочинение. Тему Владимир Афанасьевич (Евдокимов) сказал нам давно, но еще не утвердил, и мы до последнего дня не были уверены, что тема (будет) эта.
Впрочем, сочинение я писала накануне. Материал был заготовлен, но не разработан. Побывав в Соборе и на параде, я принялась за сочинение. С перепиской просидела до часу (ночи), но не кончила – и переписывала уже утром. И – подала. Владимир Афанасьевич, говорят, «поражен моим сочинением». Чем только? Ох уж мне – это «ondit»!..
Разговаривая как-то за французским уроком, Надежда Ивановна (Поскрёбышева) обратилась ко мне с просьбой – прочесть стихотворение на вечере, предполагавшемся в день Акта (общегимназического торжества). Это была просьба, а не приказание, и я не могла отказать.
Боже, какая мука была с этими репетициями!.. Я его (стихотворение) не понимаю, а меня заставляют читать с выражением. Какое тут выражение, только бы не сбиться!..
Но всё обошлось благополучно, и репетиция – для маленьких (гимназисток) прошла сносно. Волновалась я до безумия: во мне дрожала каждая жилка, и на эстраде я не чувствовала под собой ног. А когда сошла – у меня страшно кружилась голова, на лбу выступил холодный пот, хотя лицо всё горело. Я едва держалась на ногах… Проскользнув в залу, я пробралась к Надежде Ивановне, она быстро взяла меня за руку и, усадив с собой рядом, проговорила:
– Ну – всё хорошо!..
– Хорошо! – сказала и «Соколка»72, только что приехавшая из Петербурга и в первый раз появившаяся в гимназии.
Мои руки дрожали, голос срывался…
– Можно ли так волноваться? – обратилась к «Соколке» Надежда Ивановна. Та ничего не ответила, только чуть-чуть улыбнулась, глядя на меня своими черными глазками.
– Впрочем, когда вы волнуетесь, у вас лучше выходит, – добавила она, обращаясь ко мне…
Вечера 11-го (октября) не было. Попечитель73 прислал разрешение только в день Акта. А теперь сам сюда едет. Скорей бы уже приезжал – да отправлялся обратно.
Вечер назначен на 31 октября. Я нарисовала для него пять программ (буклетов)…
Потешный Василий Гаврилович (Утробин)! За уроком педагогики я стала рисовать Амоса Коменского74 – и только одним ухом слушала, что говорила ученица. Вдруг чувствую, что на меня смотрят. Поднимаю глаза – и вижу: Василий Гаврилович старательно косится на мое рисование. Увидал, что я на него гляжу, и говорит:
– А – ова!
Я встаю.
– Умерьте свои творческие порывы!..75
Все расхохотались…
Сегодня у нас в первый раз был урок гимнастики. Сначала играли, затем строились в шеренгу и проделывали разные фигуры. Об этом я пишу подробно в «гимнастическом дневнике». Фамилия «Соколки» – Карцева…
Уж поздно – двенадцатый час (ночи). Хочется спать. Я чувствую себя сегодня не совсем хорошо. После репетиции простудила горло и страшно кашляю…
Понедельник, 1 ноябряКончились волнения, продолжавшиеся с начала октября. Вчера (31 октября) отошел вечер (в гимназии). А сколько их было пережито!..
Последние дни не было ни минутки свободной. Шутка ли – нарисовать двенадцать программ (буклетов) и написать их почти все?!. И кроме того, в субботу (30 октября) у меня была репетиция – даже за уроком педагогики, с половины которого меня благосклонно отпустил Василий Гаврилович (Утробин).
В воскресенье (31 октября) же мы условились с Надеждой Ивановной (Поскрёбышевой) прорепетировать перед вечером. И вдруг совершенно неожиданно за мной посылают из гимназии. Я полетела. Прихожу в залу, там сидят классные дамы, Мария Федоровна (Знаменская)76 и Надежда Ивановна. Здороваюсь.
– Eh bien, ma cherie, pouvons nous lire?77 – говорит Надежда Ивановна.
– Конечно, – отвечаю я по-русски.
Меня очень удивило, почему это вдруг – «ma cherie», когда раньше она не имела обыкновения называть меня даже просто по имени?.. Как бы то ни было, в продолжение всего вечера я была «ma cherie».
Мы прорепетировали, после чего последовал строжайший приказ – перед уходом из дому «выпить валерьянки». Собственно говоря, и напоминать было не к чему, так как я и утром выпила, потому что ужасно плохо спала. Но, несмотря на это, у меня весь день была нервная лихорадка: то жар, то озноб – вплоть до вечера…
Вечер сошел благополучно. Надежда Ивановна говорит, что «получила за меня комплимент». Ну и – слава Богу! Ей это приятно, а мне, право, всё равно…
Зато, как только отошло литературное отделение и мы напились чаю и прошли в коридор, на меня напала такая тоска, что я чуть не заревела. Каждый пустяк меня раздражал.
И тогда я нашла спасенье в моем верном адъютанте – Вере Попцовой. С ней мы прошли в другую залу, где Юлия Васильевна (Попетова) устроила игры для малышей-наградниц и их кавалеров. «Соколка» приняла в них участие и привлекла больших мальчиков.
