Иван Грибков - Особый штаб «Россия»
Впрочем, три десятка лет спустя Б. С. Пермикин, видимо, попав под «очарование» сплетен и небылиц, распускаемых завистниками и недругами о Смысловском, также решил «блеснуть красноречием»: «Назначенный [мной] полковник X. [Смысловский на тот момент был штабс-капитаном, а не полковником, и не носил псевдоним «Хольмстон», который он получил в вермахте; по этим фразам уже видно, что свои воспоминания Пермикин писал после Второй мировой войны, в 1950-х гг., когда Смысловского обильно поливали грязью некоторые опустившиеся в эмиграции индивиды. — Примеч. авт.] начальником нашей контрразведки на мой вопрос: каких результатов он достиг? дал мне очень подробные сведения о красных частях нашего района. Я эти сведения имел от начальника польского Генерального штаба генерала Розвадовского. Сведения начальника нашей контрразведки со сведениями Розвадовского не совпадали [заметим, что в военной разведке вообще нередко бывает, что сведения, предоставленные агентами, часто бывают субъективными, даже дезинформативными, и далеко не всегда совпадают. — Примеч. авт.]. На мой вопрос, откуда у него эти сведения, он мне сообщил, что он их получил от целой сети агентов, оставленных у красных еще при Деникине, и что он с ними связался. На мое желание переговорить хотя бы с одним из его агентов, после целого ряда моих вопросов, мой начальник контрразведки скрылся [желание Пермикина встретиться хотя бы с одним агентом весьма наивно, поскольку агентура находилась на территории, занятой РККА; также непонятно, куда мог «скрыться» Смысловский. — Примеч. авт.]»[75].
В октябре 1920 г. части 3-й Русской армии были переброшены на Украину, где действовали вместе с УНА (около 10 тыс. человек). Поначалу армиям Пермикина и Петлюры сопутствовал успех, они захватили значительную территорию и путем жестоких методов начали очищать ее от советской власти. Однако вскоре им пришлось столкнуться с частями 4-й и 16-й армий РККА. Понеся немалые потери (до 25 % личного состава), «пермикинцам» пришлось отойти в Польшу (в составе до 10 тыс. штыков и сабель), где по решению правительства Юзефа Пилсудского они были интернированы в лагерях (Торн, Остров-Ломжский, Тухоль и др.)[76].
Хотя русские солдаты и офицеры находились в изоляции, они жаждали продолжения борьбы. Савинков, возглавивший к тому моменту новую организацию — Русский эвакуационный комитет (РЭК), оказывал им материальную помощь, отмечая в письмах к представителям французского правительства совершенно ужасные условия, в которых держали интернированных: в лагерях началась эпидемия тифа, катастрофически не хватало чистого белья, обуви, мыла. Температура в бараках доходила до нуля градусов, обеспечение продуктами было недостаточным и неравномерным.
Вместе с тем, Савинков не отказался от идеи объединить все антибольшевистские силы под своим началом, с чем генералы 3-й Русской армии не соглашались. В январе — феврале 1921 г. Савинков устроил чистку кругов высшего командования. Со своих постов были сняты генерал-лейтенант Б. С. Пермикин, генерал-лейтенант граф А. П. Пален, генерал-майор Л. А. Бобошко, полковники Рогожинский и Саулевич, а также офицеры штаба. Объясняя причины, толкнувшие его на увольнение указанных офицеров, Савинков, дававший отчет руководству польского генштаба, обвинял высший командный состав в германофильских и антипольских настроениях, в незаконной растрате подотчетных денежных средств. Среди причин Борис Викторович также указывал на расхождение во взглядах с армейским генералитетом, нежелание последнего действовать совместно с войсками генерала Булак-Балаховича, неподчинение РЭК, что в конечном итоге привело к срыву всех намеченных мероприятий.
Весной 1921 г. началось расформирование 3-й Русской армии. Штабс-капитан Смысловский, как и другие офицеры, был уволен. Гражданская война для Бориса Алексеевича закончилась. Пытаясь разобраться в том, почему Белое движение потерпело неудачу, Смысловский позже пришел к таким выводам:
«Армия шла без идеологическо-политической души, а главное командование воевало без конкретной формулировки государственно-стратегических целей войны. Забыт был масштаб всеобъемлющей государственной стратегии. Был оперативный расчет на количество полков и дивизий, орудий и пулеметов. Был разработан план операций. Была идея маневра. Была военная подготовка, но не было расчета на психологию бойца, пробивающегося к Москве сквозь революционную гущу красноармейских масс своего же народа. Не было расчета на усталость несменяемого на фронте офицера, на пропаганду по разложению казаков и мобилизационного солдата, на шпионаж, диверсию, партизанщину, а главное — не приняты были во внимание законы бушующей революции»[77].
После окончания Гражданской войны Борис Алексеевич остался в Польше, где получил гражданство. Находясь в Варшаве, он познакомился с Александрой Федоровной Ивановой (дочерью полковника Федора Георгиевича Иванова) и в 1921 г. сочетался с ней законным браком. 4 июня 1922 г. у них родилась дочь Мария. До конца своих дней Б. А. Смысловский трепетно ее любил. Мария Борисовна Смысловская основную часть жизни провела в Польше. Во время Второй мировой войны она вышла замуж за бывшего рядового РККА Семена Яковлевича Шаронова, попавшего в немецкий плен под Харьковом в 1942 г. Шаронов, завербованный немецкой разведкой, служил переводчиком (зондерфюрером) в одном из специальных подразделений, подчинявшихся Зондерштабу «Р», которым в 1942–1943 гг. руководил Смысловский. Обстоятельства разлучили Марию и Семена: она осталась в Польше (умерла 21 сентября 1998 г.), а он, пройдя советские лагеря, вернулся на хутор Атамановский (до революции — Хоперский округ области войска Донского; в СССР — Даниловский р-н Волгоградской области), где скончался 18 января 1959 г. От брака с Семеном Шароновым у Марии Борисовны родилась дочь (21.2.1945 г., Краков) — Екатерина Семеновна Смысловская[78].
Надо сказать, что Борис Алексеевич Смысловский был женат трижды. Второй его супругой в конце 1930-х гг. стала Евгения Микке, происходившая из богатой мещанской семьи с немецкими корнями. Брак этот, по-видимому, был заключен по расчету и долгим не был. Возможно, как офицеру абвера, Смысловскому была нужна жена «фольксдойче», чтобы избежать подозрений, если разведывательные и политические органы нацистов проявят интерес к его личной жизни. Третьей супругой Смысловского стала Ирина Николаева Кочанович (позже — графиня Хольмстон-Смысловская; 16.11.1911 — 24.2.2000 г.), молодая польская художница. Третий брак оказался прочным и счастливым. Разумеется, недруги Бориса Алексеевича никогда не упускали случая, чтобы обвинить его чуть ли не в двоеженстве[79].
Б. А. Смысловский с женой и дочерью. Польша. 1920-е гг.
В 1920-х гг. Смысловский обосновался в Варшаве, где между двумя мировыми войнами проживало несколько десятков тысяч русских эмигрантов. Материальное положение семьи Бориса Алексеевича было тяжелым. Ему постоянно приходилось искать работу, чтобы прокормить жену и маленькую дочь. В середине 1920-х гг. он отправился в вольный город Данциг, где окончил немецкий Политехнический институт по специальности «механическая обработка дерева», получив диплом инженера-практика, после чего возвратился в Варшаву и стал работать торговым агентом и предпринимателем в области деревообрабатывающей индустрии, трудился на одной из мебельных фабрик в пригороде польской столицы[80].
Конечно, положение обывателя-бизнесмена тяготило Бориса Алексеевича, так как он считал себя военным человеком, принадлежащим к аристократической офицерской касте. Кроме того, трагедия, постигшая его Отечество, захват власти большевиками, которые превратили страну в плацдарм для осуществления идеи мировой революции, не могла не волновать Смысловского. Как и многие офицеры, познавшие горечь жизни на чужбине, он жил надеждой на новый «весенний поход», следил за новостями, ожидая наступления часа, когда снова появится возможность вступить в борьбу. Многим было ясно, что война с большевиками рано или поздно произойдет. К началу 1930-х гг. взоры эмигрантов все чаще стали обращаться в сторону Германии, где происходили процессы, которые при стечении определенных обстоятельств могли поспособствовать осуществлению давних чаяний российских изгнанников.
На германской службе
Первые контакты Б. А. Смысловского с немецкой военной разведкой начались с середины 1920-х гг. По одной из версий, высказанной В. Ф. Климентьевым, Смысловский вступил в контакт с абвером во время обучения в Политехническом институте в Данциге. Уже тогда, по всей видимости, он стал агентом, исправно снабжавшим конфиденциальной информацией своих немецких друзей, живо интересовавшихся политической обстановкой внутри Польши[81]. Кроме того, известно, что в это время он окончил специальные курсы для агентов в Кенигсберге[82].
