Николай Колесницкий - Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)
Таким образом, в построениях вотчинной натурально-хозяйственной концепции нет подлинно научного подхода к познанию природы феодальной судебной и политической власти. Судебная и прочая принудительная власть выводится из нужд организации хозяйства. Но она не ставится в связь с характером феодального производства, которое немыслимо без непосредственного внеэкономического принуждения, а также с характером феодальных производственных отношений и особенностями феодальной собственности, объектом которой являлся сам непосредственный производитель.
В силу этого, вотчинная теория не может раскрыть и истинного существа феодального государства. Для нее это государство представляется не чем иным, как простым атрибутом «домашнего хозяйства» (Hausherrschaft – К. Бюхера).
Рассмотрим вотчинную концепцию феодального государства по существу.
Распад Франкского государства оценивается сторонниками вотчинной теории как совершенно закономерное явление, вытекающее из внутренней слабости этого государства. По характеристике К. Лампрехта, Франкская империя представляла собой не настоящее сплоченное государство, а конгломерат отдельных областей. Она «не имела ни хозяйственной, ни национальной основы и должна была уже в силу этого распасться»[76]. Перед нами взгляд на Франкское государство, совершенно противоположный взгляду П. Рота и других сторонников публично-правовой теории. (Инама-Штернегг дает более высокую, чем Лампрехт, оценку Каролингскому государству и его хозяйственной деятельности в особенности[77].).
После распада Каролингской империи основной силой в строительстве государства становится крупное землевладение: «Землевладение явилось... единственной солидной политической силой как в сельской местности, так, на первое время, и в городах. Ему принадлежало, ввиду распадающегося государственного строя, большое будущее. Оно явилось ядром образования княжеских территорий, основой первого настоящего территориального управления и базисом развития княжеской власти, нашедшей свое законченное выражение в абсолютной монархии. Из землевладения выросло современное государство»[78].
Эта оценка политической роли крупного землевладения совершенно противоположна той, которая давалась до Инамы-Штернегга и Лампрехта (и после них) сторонниками «публично-государственной концепции». Там феодальное землевладение характеризуется как сила, разрушавшая государство, здесь оно превозносится как созидающая политическая сила. Не будем говорить, который из этих взглядов правильнее. Оба они несостоятельны, так как исходят из антинаучной предпосылки в понимании существа феодального государства. Вопрос следует ставить не о противоречиях между землевладением и «публичными началами», а о том, почему в одних исторических условиях в государстве преобладали «публичные начала», а в других вотчинные.
К. Лампрехт и его предшественник Инама-Штернегг не просто провозглашают государственную миссию крупного землевладения, но и пытаются научно доказать (этому посвящены их главные усилия), почему именно крупное землевладение должно было сыграть такую важную роль в государственном строительстве.
Следует сказать, что постановкой данного вопроса и попытками его разрешения вотчинная теория, в лице К. Лампрехта, сделала важный вклад в изучение социально-экономической истории. К. Лампрехт, а еще ранее Г. Маурер, поставили в качестве одной из важнейших задач экономической и социальной истории изучение процесса превращения свободного маркового устройства в вотчинное устройство. И в решении этой проблемы они сделали все, что возможно было сделать с позиций идеалистической методологии.
До господства вотчинного строя хозяйственная, социальная и политическая жизнь заключалась в марках (сельских общинах, сотнях, областях) и в общей государственной организации. Марковое устройство являлось одновременно и хозяйственной, и судебной организацией[79]. Судебная организация марки увенчивалась государственными судебными органами. В государстве сосредоточивалась вся политическая жизнь. Так было вначале. В это устройство вторглась вотчина и начала его разлагать, присваивая одну за другой его функции. Вотчина поглотила крестьянскую общинную собственность, а затем и самое общину и присвоила хозяйственные функции и хозяйственную автономию марки[80]. (У Маурера марковый строй не поглощался полностью вотчинным). Вместе с тем вотчина впитала в себя судебную организацию марки. В отношении организации суда вотчина, по мнению Лампрехта, имела все преимущества перед маркой. В марке уже давно было нарушено единство хозяйства и права, в вотчине оно существовало налицо.
В этом рассуждении заметна явная идеализация вотчины. Лампрехт не делает никаких попыток раскрыть классовую эксплуататорскую роль феодального права; наоборот, он всячески его приукрашивает.
Вотчинный строй поглощает не только хозяйственную и судебную организацию общества (марок), он поглощает и всю систему государственного устройства, само разваливающееся государство[81].
Судебная власть вотчины росла «автогенно». Землевладелец обладал юрисдикцией над лично несвободными крестьянами в порядке «вещного» права – права собственности; над зависимыми – вследствие их поземельной зависимости и на основе права «покровительства». Государственную юрисдикцию над населением вотчина получила с помощью иммунитета[82].
К. Лампрехт и К. Т. Инама-Штернегг считают, что к концу каролингского периода крупная вотчина была уже вполне сформировавшейся хозяйственной и политической силой. Вотчинный строй охватывал своей экономической, судебной и политической организацией все население: крестьян в порядке личной и поземельной зависимости, мелких феодальных землевладельцев – в порядке ленных отношений[83].
Старая крестьянская свобода погибла. Гибель крестьянской свободы К. Лампрехт изображает более или менее реалистически, отдавая должное и роли, сыгранной при этом государством: «Их свобода стала означать зависимость от государства и обязанность выполнять его повинности. Сохранение этой свободы... было не благом, а несчастьем... Так бесславно погибла германская свобода. Подкошенная хозяйственно, отброшенная в социальном смысле, отягощенная политически, она опускалась все ниже и ниже[84]... С X в. свободные или несвободные люди были крепостными, а крупные землевладельцы господами земли»[85].
К. Лампрехт вовсе не отрицает наличия некоторых элементов свободного крестьянства и в более позднее время. Их существование он прослеживает вплоть до XIII в.[86].
Он не признает только какого-либо значительного влияния этого факта на хозяйственную и тем более на политическую жизнь эпохи. И с этим мнением нельзя не согласиться.
Вотчинная теория признает за крупным землевладением решающую роль в образовании территориальных княжеств в Германии[87].
Территориальная власть рассматривается как прямое продолжение вотчинной власти. Не «средневековая империя», а крупное землевладение является творцом территориальной власти и родоначальником «современной государственности»[88].
По Лампрехту, крупная земельная собственность с самого начала была полугосударственным институтом (Halbstaatliche Institut). В дальнейшем с помощью иммунитета этот государственный облик крупной вотчины был еще более усилен. Для превращения крупной вотчины в территориальное княжество требовалось только округлить земельные владения и присвоить права верховной власти (Hoheitsrechten). Первое достигалось путем купли, обмена и земского фогства (дававшего возможность присваивать земли свободных крестьян). Второе – путем получения от короля или присвоения в явочном порядке высшей юрисдикции, графских прав, различных регалий, бургового права и т. п. Подчинение князем феодальных землевладельцев совершалось с помощью ленной системы[89].
Так представляет существо процесса образования территориальной власти в Германии вотчинная теория. Как видим, здесь не выясняются причины образования территориальных княжеств и не вскрываются экономические условия, определившие данный путь политического развития Германии; здесь дается только юридическая схема превращения вотчины в территориальное княжество. В этом отношении вотчинная концепция по существу ничем не отличается от «публичной» концепции.
В довершение характеристики политических взглядов К. Т. Инамы-Штернегга и К. Лампрехта следует сказать, что они откровенно идеализируют вотчину и патримониально-княжеское территориальное устройство.
