Павел Федоров - Синий Шихан (Роман 1)
- Ну, а меня Василием. Если бы не ты...
Марина подала ему большой кусок пирога. Василий поблагодарил кивком головы и с жадностью стал есть... Когда половина была съедена, он, видимо, что-то вспомнил и отложил пирог в сторону.
- Будет, - сказал он медленно и вдумчиво. Выпив еще несколько глотков воды, начал расспрашивать Маринку, далеко ли до станицы Шиханской, какая у нее семья, куда она и зачем ездила.
Маринка на все вопросы отвечала с присущей ей откровенностью и предложила отправиться в станицу.
- У нас там и фельдшер есть.
Василий оглядел свою одежду и грустно улыбнулся.
- В таком виде мне нельзя. Атаман-то у вас вон какой, как бочка толстый, сама же рассказала, что без шашки никуда не ходит. Еще в этапную упрячет.
- За что же прятать-то? Вы совсем хворый.
Василий приподнялся. Силы, видимо, возвращались к нему.
- Ты говоришь, зачем меня упрячет атаман? - Василий загадочно усмехнулся. - Непременно упрячет. Личность будет выяснять. А как выяснит, так в Сибирь...
- За что ж в Сибирь-то? - Маринка широко открыла глаза и, что-то сообразив, робко спросила: - Может быть, человека убили?
- Нет, не убивал.
- Так чего ж вам бояться?
- Ну бояться-то, предположим, мне есть чего, да я не из трусливых. Значит, говоришь, до Зарецка сто верст?
- Да, - кивнула головой Маринка. - Не дойдете. - Сокрушенно вздыхая, спросила: - Вы там живете?
- Нет. Не был никогда.
- Зачем же вам в Зарецк?
Маринка удивлялась этому непонятному человеку все больше и больше.
- Где же ваш дом?
- У меня его сроду не было.
Еще не легче! Человек нигде не живет, никогда дома не имел.
- А семья у вас есть? - спросила Маринка.
- Была когда-то. А теперь потерял. Не знаю где.
Василий глубоко вздохнул. Потерев руки, неожиданно спросил:
- Около Зарецка где-то есть золотые прииски, знаешь?
- У нас нет. Скоро, говорят, будут. Купец Буянов открывает. Сегодня к нам в станицу приезжал. И за одну девушку сына сватал. Два пуда золота сулил.
Проговорив Это, Маринка густо покраснела. Потрогав в кармане золотые сережки, вспомнила пьяный кураж раскосого, неопрятного Буянова, который должен был стать ее свекром. Страшно стало на душе от такого воспоминания.
Василий уловил на лице Маринки какую-то растерянность. Пытливо посматривая на нее, спросил:
- Не тебя ли, красавица, сватали?
- Может, и меня, - резко ответила Маринка и отвернулась.
- Небось просватали?
Маринка, возбужденно блеснув глазами, отрицательно покачала головой.
- А два пуда золота?
- Мой тятька знает, что дочь его не овца, и не продаст, коли сама не захочу. А от золота у нас беда одна. Как только открыли его на Урале, пьянство несусветное пошло, драки, до смерти убивают.
И тут же рассказала Маринка о страшной судьбе Микешкиных родителей, которых убили за найденный ими самородок.
- А на Домбаровскую целым табором заграничные купцы прикатили. На рысаках разъезжают. Много земли хотят закупить, чтобы золото откапывать да к себе за море увозить.
Но этот худой, большеголовый, с серыми глазами незнакомец знал об этих купцах гораздо больше, чем она. Бежав с каторги, Василий работал в Сибири на приисках, принадлежавших английской компании. Он видел, как обширные русские земли отдавались царским правительством русским и иностранным капиталистам вместе с лесами и дешевой рабочей силой, как разоренные крестьяне тысячами умирали от голода и болезней.
В Орскую степь, на недавно открытые золотые прииски, по заданию большевистской партии для пропагандистской работы среди рабочих и пробирался бывший политкаторжанин Василий Кондрашов. В дороге он заболел.
- Значит, много народу туда идет? - переспросил Василий.
- Много. И бродяжек всяких полно. Толпами идут. Оборванные. Страсть глядеть.
Покосившись на Василия, Маринка смущенно умолкла. Ее новый знакомый и походил и не походил на "бродяжку"...
Кондрашов понял мысли девушки. Осматривая свои рваные сапоги, спросил:
- Меня тоже принимаешь за бродягу?
Маринка опустила темные глаза. Левой рукой сломала ветку. Над ее головой вздрогнули широкие, маслянисто блестевшие листья молодого осокоря. За него был привязан конь. Помахивая головой, он срывал сочные листья и, пытаясь выбросить удила, скалил зубы.
- Никогда я, дочка, бродягой не был, - заговорил Василий твердым голосом. - Ты уж меня не пытай пока, дочка... Потом я тебе, так и быть, все расскажу.
Из-за Уральских гор набежали темные тучки, за которые пряталось солнце.
- Мы увезем тебя, дядя Василий, к себе в станицу, - торопливо проговорила Маринка после глубокого раздумья.
- А кто это мы? - пытливо спросил Василий.
- Мы с Микешкой. Он тут близко. Табун стережет. Я за ним мигом съезжу.
Отвязывая коня, Маринка видела, как на крупный нос и сурово сжатые губы Василия сквозь листья густого вяза, под которым он лежал, падал яркий солнечный луч.
...Проснулся Кондрашов от негромкого разговора. Перед ним стояла Маринка и держала в поводу двух лошадей, а рядом с ней маячил высокий, угрюмого вида чернобровый парень в широкополой войлочной шляпе. На поясе у него висел большой охотничий нож, за плечами ружье, на руке плеть. Тут же находился подросток верхом на жеребенке-стригуне. Это был помощник Микешки сирота Сашка.
Микешка снял шляпу, обнажил крупную, гладко выбритую голову. Сказал негромким хрипловатым голосом:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте! - Кондрашов быстро приподнялся.
- Не надо, дядя, сильно двигаться. - Микешка подскочил к нему, подхватывая на руки.
Посоветовавшись, они решили послать Сашку вперед и предупредить Петра Николаевича о Василии.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Проснулся Матвей Никитич Буянов только под вечер. Наскоро умывшись, вышел во двор. Петр Николаевич сидел под вязом с каким-то молодым высоким киргизом в белой войлочной шляпе. К ним в это время подходил длинный, как оглобля, неуклюжий казак в старом затасканном мундире и в такой же с грязным околышем фуражке. Это был местный богач Спиридон Лучевников, свекор Олимпиады. Увидев во дворе бурого косматого жеребца, Спиридон нарочно зашел, чтобы узнать, зачем приехал к Лигостаеву гость. Подойдя к Петру Николаевичу, он поздоровался, но молодому киргизу руки не подал.
Когда скрипнула сенная дверь, Спиридон поднял голову и, заметив Буянова, засеменил длинными ногами ему навстречу.
- Дорогой Матвей Никитич, даже глазам своим не верю! - визгливо сиповатым голосом проговорил Лучевников.
Они давно знали друг друга, встречались на базарах и ярмарках. Спиридон несколько раз продавал Буяновым лошадей и всегда при этом до изнеможения торговался за каждую копейку.
- А я вот, любезный Спиридон Егорыч, своим верю. Да и нельзя ошибиться. Все тот же мундирчик, такой жирный, что на мыло пустить можно. Как только тебе не стыдно в этой пакости на люди показываться! Тьфу! плюнув в сторону, проговорил Буянов.
- Мы, Матвей Никитич, народ трудовой, только с пашенки приехали... Это вам, купцам, на рысаках разъезжать. Мы люди махонькие...
- У такого махонького денег-то поди полон сусек, - не унимался Буянов, успевший уже после сна осушить полфляжки.
- Шутите, Матвей Никитич...
- Какие там шутки! Сколько косяков в отгул нынче пустил? Вот скоро много лошадей покупать буду, хотел с тобой потолковать, да ну тебя к черту, ты ведь, когда рядиться начнешь, все жилы вытянешь. А это что за степняк сидит? Может, прасол какой? - спросил Буянов.
- Покупает лошадок, только больше всего темными ночами...
- Вор, значит?
- Да неужто ты его не знаешь? Это же Кодар! - нагнувшись к Буянову, зашептал Спиридон с испуганными, словно стеклянными глазами.
- Так вот он какой! - удивленно протянул Буянов. - В прошлом году на скачках все первые призы взял.
- Так точно. Лошадки у него есть подходящие. Выбор большой, - не унимался Лучевников.
Однако Буянов был иначе настроен и, казалось, не слушал его. В упор рассматривая приподнявшегося со скамьи Кодара, сказал:
- А я, милуша, другое слышал. Его отца зарезали и ограбили. Он свое назад брал и за родителя мстил. Не егози зря...
Лигостаев и Кодар подошли к Буянову.
- Значит, ты сын Куваныша? - протягивая Кодару руку, бесцеремонно спросил Буянов. - Здравствуй.
- Здравствуй. - Кодар пожал руку Буянова и слегка поклонился. Он был высок ростом и могуч в плечах. Смуглое, с крупными чертами лицо его было строгим и красивым. Буянов невольно залюбовался этим степным богатырем. Кирилл лежал в тарантасе и внимательно слушал разговор.
- Знал твоего отца, знал... Беркутбая знаю... Все грызетесь?
- Мы отдельно кочуем. В степи места много, - прикрывая глаза черными ресницами, по-русски отвечал Кодар, скупо и немногословно. Он не любил, когда ему напоминали о его врагах.
- В гости ко мне приезжай, - сказал под конец Буянов и, попрощавшись, уехал.
Ушел и Спиридон Лучевников, так и не узнав, зачем приезжали Буянов и Кодар.
